Читать интересную книгу Золото Колчака - Михаил Родионов

– Карцер – отбой.

Все, кто был в этот момент в карцере, бросились в открытую дверь. Михайлов с большим трудом передвигал отекшие онемевшие ноги. Он выскочил на улицу одним из последних и успел заметить, что вокруг карцера стоят солдаты, а заключенные вытаскивают из-под снега доски и поленья. Кому посчастливилось стать обладателем драгоценного трофея, бежали теперь обратно. Близлежащие доски были разобраны в одно мгновение, а бежать за дальними уже не хватало времени. Михайлов бросился обратно, а за спиной слышался счет: четыре, три, два, один, отбой…

Михайлов бросился на пол рядом с корытами, в которых был лед из помоев. На этот раз все уложились вовремя, и дверь карцера громко захлопнулась. Теперь люди вставали и, уже не торопясь, укладывались на ночь. Были счастливчики, которым удалось прихватить помимо доски под себя еще одну, чтобы положить ее под голову. Это считалось немыслимой роскошью, и сегодняшняя ночь для них была не хуже, чем ночь, проведенная в шикарной гостинице. Доски были насквозь промерзшие, покрытые толстым слоем снега и льда, поэтому с них предварительно сбивали ледяной налет. Люди выкладывали из досок деревянный настил и укладывались спать на правый бок, тесно прижавшись друг к другу. Так было немного теплее.

Михайлов остался без доски и не имел права присоединиться к счастливчикам. Он присел, прислонившись к стене, и снова, как и днем, накинул свою телогрейку на голову. Он чувствовал, что ледяная стена высасывает последнее тепло из его тела, но отодвинуться от смертельной стены не было ни сил, ни желания. Ночью он несколько раз слышал, как кто-то давал команду, чтобы все повернулись на другой бок, и все одновременно переворачивались.

– Михайлов! Выходи из карцера. За тобой приехали. Оказывается, тебя неправильно посадили, и сейчас пришел приказ о твоем освобождении. Иди в штаб, там тебя ждет недельный продуктовый паек и теплая одежда. Горячий чай себе сам наливай, сколько хочешь, и хлеба бери вдоволь. Можешь еще взять себе ватное одеяло и укутаться в него. А что ж ты варенье не кладешь в чай? Когда пьешь горячий чай, то не нужно закрывать глаза…

Михайлов держал в руках кружку, полную настоящего горячего чая, и от наслаждения закрыл глаза. Теплота медленно разливалась по всему телу, и он был счастлив, что, наконец-то, все закончилось. Теперь его освободят, и он вернется к своей обычной человеческой жизни…

– Пить горячий чай можно только с открытыми глазами… Не закрывай глаза… Ты слышишь меня? Открывай глаза… Глаза открой…

Он начал приходить в себя из-за того, что кто-то сильно бил его по щекам:

– Открывай глаза. Просыпайся. Постарайся встать. Не засыпай. Двигай руками и ногами. Вот так. Давай еще раз. Хорошо…

Михайлов с трудом открывал глаза и пытался разогнуть закоченевшие руки и ноги, которые совершенно его не слушались; он упал на пол. Его подняли и посадили на замерзшее корыто. Наконец, он сумел полностью открыть глаза и удивленно осматривал все вокруг. Он с трудом понимал, где он и что с ним происходит.

– Ну, вроде, очухался. Теперь главное, чтобы до обеда дотянул, а там уж немного легче будет.

Его оставили в покое, и он через час уже начал потихоньку вставать, а затем и прохаживаться вдоль стены. За ночь замерзли двое заключенных, и у него появилась законная возможность спать вместе со всеми, с условием, что он принесет свою доску. Утром все вынесли доски и положили их вдоль карцера. Замерзших людей посадили у стены, и они изображали живых. Зачем это было нужно, Михайлов понял только тогда, когда наступил обед.

Повар выдал по тарелке похлебки каждому сидельцу, а две порции они разделили между собой. Каждому досталось по половине ложки горячей жижи. После обеда, через пару часов, заключенные доложили о погибших соседях. Солдаты вызвали похоронную бригаду, и те вытащили мертвых на обычных носилках, в которых носят землю.

После обеда стало немного теплее, и Михайлов начал бродить вдоль стен безостановочно. На туалет давали тоже по одной минуте, и, естественно, никто не успевал даже добежать до нужного места. Поэтому к вечеру корыта уже всегда были полные. Замерзший разноцветный лед издавал жуткий запах, и все старались, по возможности, держаться подальше от отхожего места. День длился бесконечно. Казалось, что он был длиною в целый месяц. Наконец, когда уже стемнело, люди стали потихоньку сбиваться в кучки у двери.

Михайлов вдоль стены осторожно пробрался к выходу и, когда раздалась долгожданная команда, выскочил одним из первых на улицу. Схватив первую попавшуюся доску, он по инерции схватил еще одну и, прижав к груди свое богатство, бросился обратно. Вбежав в помещение, он кинул все на пол и улегся сверху. Он был счастлив, но его счастье длилось не так долго, как он рассчитывал. Один из новеньких не успел вовремя заскочить в карцер, и процедура отбоя повторилась снова. На этот раз Михайлову повезло чуть меньше. Ему досталась только одна доска, да и та была не очень внушительного размера. Тем не менее, сегодня он уже спал в окружении теплых тел на своей доске.

Жизнь дала ему еще один шанс на продолжение существования в этом аду. Но не все было так радужно, как ему предполагалось. Ночью у него сползла тряпка, которой он укрывал голову, и к утру полностью обморозил себе половину лица, которая была повернута к свежему воздуху. В течение дня кожа покрылось коркой, и он не мог даже открыть один глаз. К тому же стала сказываться его первая ночь в карцере. Судя по всему, он застудил почки и спину. Утром его скрутило так, что он смог передвигаться, только согнувшись, как вопросительный знак.

Следующая ночь принесла не меньше страданий, чем предыдущая. Когда уже все улеглись на своих досках и даже приготовились к очередному перевороту с одного бока на другой, раздалась команда на всеобщее построение. Зеков выгоняли на лютый мороз глухой ночью. Весь лагерь стоял на месте построения, и сидящие в карцере не избежали этой участи. Холод был такой, что буквально скрючивал тела плохо одетых людей. И если блатные были еще хоть как-то одеты, то большинство политических были без теплой одежды и уже мысленно прощались со своей никчемной, полной политических собраний жизнью.

Перед построившимися зеками прохаживался хозяин и что-то равномерно рассказывал. Его не было слышно из-за сильного завывания ледяного ветра. На построении присутствовал даже сам смотрящий зоны. Это было неслыханное дело, и все догадывались, что здесь и сейчас решаются серьезные дела между большими людьми. Всеобщее стояние длилось уже около часа, когда, наконец, смотрящий громко крикнул:

– Ладно, начальник, заканчивай свою лекцию, мы все поняли.

Начальник лагеря подошел вплотную к смотрящему и переспросил его:

– Точно, все поняли? Повторять не нужно? А то я могу вам устроить веселую жизнь, обхохочетесь все.

– Да поняли, поняли. Все будет путем.

– Ну, вот и хорошо. Так, всем отбой, чтобы через десять минут никого здесь не видел. Кого увижу – сразу в карцер.

Все бегом бросились выполнять распоряжение хозяина. Пользуясь удобным случаем, Михайлов по дороге прихватил еще одну доску и сегодняшней ночью теперь был в большом авторитете. В следующую ночь неожиданно распахнулась дверь в карцер, и громкий голос прорезал ночную тишину:

– Михайлов, есть такой?

– Есть.

– На выход, живее давай…

Все с сочувствием посмотрели на своего соседа. Ночью из карцера могли вызвать только для одного – застрелить при попытке к бегству.

– Михайлов, быстрее иди сюда, – неожиданно произнес человек у стены.

– Зачем?

– Быстро свяжите ему руки за спиной. Часовой не будет стрелять, если у зека связаны руки.

Пока он объяснял тонкости ночных расстрелов, Михайлову связывали руки за спиной. Он вышел на улицу, и морозный воздух обжег легкие. Михайлов еле передвигал ноги из-за своей больной и скрюченной спины. Руки у него были сзади, и это зрелище было очень комичным, если не считать того, что человека вели убивать. Его повели к небольшому отдельно стоящему зданию. По слухам, там жил смотрящий зоны, который и руководил всеми криминальными движениями в лагере. Михайлов прошел мимо дома и направился к забору, через который должны были перекинуть его тело, чтобы полностью подтвердить версию побега.

– Эй, Михайлов. Если еще метр сделаешь в сторону забора, я тебя точно шлепну прямо здесь. Иди в дом, там тебя ждут…

Михайлов заковылял в странный дом. Едва дошел до двери, как его буквально втолкнули внутрь. Он огляделся. Настоящая кровать с пружинами. Занавески на окнах. Большой самовар на столе. Баранки, варенье и сахар. Похоже, что слухи были верными, – здесь мог жить только смотрящий зоны. За столом сидели несколько человек и совершенно не обращали на Михайлова никакого внимания. Сзади него стояли еще двое и внимательно следили за пришедшим. Наконец, один из сидящих за столом повернул свою голову в сторону Михайлова: