чтобы добыть необходимый донорский материал. Я был полностью исключен из процесса, задавал вопросы, но никогда не получал ответов. Жена отправила меня на погружения, как если бы я ей мешал. Поэтому я сбежал как можно дальше, надеясь приглушить свою боль. Я боялся взорваться и причинить нам еще больше страданий. Она же ничего не замечала, наглухо отгородилась от того, что я должен был чувствовать, и звала меня, только когда без моего присутствия нельзя было обойтись. А я за последние годы настолько устал, что прибегал, стоило ей свистнуть. Больше ничего я не мог ей предложить. Я объяснял медикам: меня не волнует факт, что она выносит ребенка другого мужчины, и это наше общее решение, которое мы давно обсуждали. Я отказывался размышлять об этом, подозревая, что моя любовь к ней вот-вот умрет.
А потом свершилось первое чудо. Луиза прошла предписанное протоколом лечение и получила донорскую сперму. Второе чудо – оплодотворение сработало, и Луиза забеременела. Я был рад за нее. Но все же мне было трудно разыгрывать комедию счастья. В глубине души я был уничтожен, раздавлен, и меня преследовали ужасные мысли, которые мне были не свойственны и, мелькая в голове, пугали меня. Первый попавшийся придурок с сильной спермой сумел сделать мою жену беременной, а вот мне это оказалось не под силу. Я помрачнел и напрочь утратил драйв. Хотя меня все еще грызли стыд и вина, мне не удавалось ощутить ни малейшего намека на любовь к зародышу в животе Луизы. Он был для меня незнакомым, чужим. Я старался изо всех сил, надеялся, что мы справимся, что снова сблизимся благодаря этому младенцу, но Луиза ни во что меня не вовлекала. Мне не позволялось приближаться к ней, запрещалось касаться ее, тогда как меня всего лишь тянуло положить ладонь на ее живот и погладить, надеясь услышать развивающуюся в ней жизнь. Она говорила о “своем ребенке”, а не о нашем. В глубине души она не считала его моим. Она была права с точки зрения биологии. С этим не поспоришь, но мне было необходимо, чтобы она позволила мне стать отцом ребенка, который рос в ней. Однако она этого не желала. Отказывалась. Я получил подтверждение, когда разыгралась драма. У Луизы случился выкидыш, и крайним она сделала меня. Во всем виноват я. Она потеряла годы “из-за моего бесплодия”, бросила она мне в лицо. А теперь я посылал ей негативные волны и не повлиял на ребенка, чтобы он остался в ней. “Он почуял, что ты его не хочешь, твое эго самца не вынесло того, что другой выполнил твои обязанности”.
И тут все завертелось. Я даже не успел предложить ей передохнуть и спокойно взглянуть на ситуацию, – пусть я давно не ждал счастливой развязки, – но она сразу объявила о желании развестись, раз ей от меня никакой пользы и я вообще ни на что не годен. Я не стремился удержать ее, снова завоевать, – моя любовь к ней постепенно выдохлась.
Чтобы смириться с тем, что после меня не останется никакого следа, я не воспитаю детей, никогда не стану отцом и, вполне вероятно, впредь ни одна женщина не позарится на меня, я снова собрал свою дорожную сумку и поехал заключать контракты в разных местах земного шара. Еще два дня назад я полагал, что достиг некого равновесия. Непредвиденное появление Луизы подсказало мне, что я тешился иллюзиями. Время уходило и уходило, а я никак не реагировал. Что я сделал после нашего расставания? Что выстроил? Попытался ли тем или иным образом взять себя в руки?
Утром перед погружением я отправился в пляжный ресторан Ивана, надеясь застать его владельца. Иван открывал ресторан когда попало, под настроение. Он появился на Реюньоне два года назад, и с тех пор, приезжая сюда, я всегда общался с ним, но никогда не интересовался, как его заведение выживает. Хозяин барин. На этот раз мне повезло, Иван стоял за стойкой.
– Рад тебе, Гари! Все в порядке? – Не требовалось особых усилий, чтобы догадаться, что он подразумевает.
– Я за снаряжением.
– Оно в сарае на заднем дворе.
Я кивком поблагодарил его.
Сумка, ласты, жилет, трубки с загубниками, баллоны, компьютер для погружений… все в рабочем состоянии. Я долго стоял и разглядывал эти вещи. Они были моими союзниками, моим кислородом, залогом моего выживания. Я полагался на их защиту. Я нашел даже свой телефон – забыл, пребывая в сумеречном состоянии. Никто не связывался со мной. И мне не пришло в голову позвонить кому бы то ни было.
Собрав все, я возвратился в ресторан. Иван уже сделал мне кофе. Он вышел из-за стойки, приблизился ко мне и с легкой улыбкой воззрился на лагуну. Сегодня солнце будет безжалостным.
– Идеальные условия, – прокомментировал он. – Ты собираешься далеко за барьер?
– Три мили.
– Научные исследования?
Он всегда был в курсе событий. Причем в любом месте острова. Когда я приезжал по контракту на Реюньон, ему это сразу становилось известно. Я кивнул.
– Опытные дайверы?
– В основном.
– Это как-то связано с беременной истеричкой, которая вчера доставала меня расспросами о тебе?
– Руководительница проекта.
– Ты ее знаешь?
– Можно и так выразиться… Она моя бывшая жена.
Какого черта я ему это сказал? Совсем сбрендил.
– Мне пора.
Я быстро допил кофе, помешав ему задать новые вопросы, и ушел со снаряжением за спиной. Мне показалось, что я тащу на себе весь груз мира. Меня как будто что-то не подпускало к морю.
– Гари! – окликнул меня Иван.
Я покосился на него через плечо.
– Не делай сегодня глупостей, окей? Меня там не будет.
Мне удалось улыбнуться ему:
– Если я вернусь, накормишь меня сегодня вечером?
– Уже приступаю к готовке.
Лодка плыла быстро. Очень быстро. Слишком быстро. Скоро мы дойдем до зоны работ. Я был на носу, смотрел, не отрываясь, на горизонт, и меня мучил трудно определимый дискомфорт. Ветер обдувал меня. Укутывал, защищая от всего остального, от окружения, пленником которого я себя ощущал. Пленником чего? Ни малейшего представления.
Я перекинулся минимумом слов с отдельными пассажирами, проверил у каждого снаряжение, убедился, что ничего в последнюю минуту не поменялось. Я был вежлив с Луизой, ее мужем и членами команды. Мне в определенном смысле стало легче, поскольку я убедился, что мое состояние никак не связано с неудачным браком. Но, если честно, было бы лучше, если бы мне захотелось наорать на экс-жену, выплеснуть ей в лицо свою горечь. Я бы предпочел прийти к выводу, что так и не