Сегодня же Леонид Иванович не просто предсказывает ужесточение режима, но и оправдывает его. Оправдывает в том числе репрессии против тех, кто мыслит "не по блокноту" нынешней власти, "блокноту" "Единой России".
Например, в конце прошлого года в журнале "Москва" состоялся "круглый стол", тему которого Леонид Бородин сформулировал так: "Правомерность привлечения писателя к уголовной ответственности за его писания" ("Москва", 2007, № 11). Владимир Бондаренко, на мой взгляд, точно ответил на данный вопрос: "Какой бы текст писатель ни написал, государство имеет право запретить, но посадить, уничтожить писателя государство не имеет права". Полемизируя с критиком, Бородин так определил свою позицию: "В отличие от Владимира Бондаренко я глубоко уверен, что государство имеет право, какое бы оно ни было – советское, антисоветское, коммунистическое, капиталистическое, – если оно видит опасность, имеет право преследовать, потому что прежде было Слово". (Нечто подобное уже звучало в "Правилах игры", "Расставании", "Без выбора").
Совершенно точно оценивая Стомахина и ему подобных сеятелей национальной розни, издания, пропагандирующие наркоманию и секс (список последних мерзопакостнейших газет и журналов, а также программ на телевидении, о чём речи не идёт, во много раз больше), Бородин совсем не говорит о тех русских патриотах, которых, в отличие от растлителей душ, судят. Судят, как и в советские времена, за всё ту же любовь к России. Изменилась только статья, теперь она 282-я. Судят Юрия Петухова и многих других. А сегодня Леонид Бородин не с теми, кто выступает против позорных "судилищ" (См.: "Литературная газета", 2007, № 45; "Завтра", 2007, № 34)...
Боюсь, что при аргументированном и молчаливом согласии с подобными процессами мы построим сильное государство, в котором русским вновь будет уготована судьба американских индейцев. Только теперь – лет через пятьдесят – уже не найдётся поэтов, которые с гневом, как Станислав Куняев, или болью, как Юрий Кузнецов, напишут: "Для тебя территория, а для меня – // это родина, сукин ты сын"; "Молчите, Тряпкин и Рубцов, // Поэты русской резервации".
Не будет самих русских писателей, то есть таких, которые, как Леонид Бородин, смогут выпеть душой "Год чуда и печали", "Лютик – цветок жёлтый"… Будут только ерофеевоподобные бумагопачкатели, круглосуточная пошлость на радио и телевидении (галкопугачевщина, моисеевщина, познершвыдковщина, шуткокавээновщина) и общечеловеки, изрыгающие через слово мат…
Я не хочу, чтобы мои дети и внуки жили в такой России, ибо это будет уже не Россия…
P.S.: Стихотворение Бородина "Патриотизм, когда лишь фраза…" ("День", 1991, № 16), посвящённое Игорю Шафаревичу, заканчивается так:
И впредь юродствовать не смей,
Когда заслуженно наказан
Любовью к Родине своей.
Леонид Иванович Бородин, "наказанный" любовью к Родине, уже почти 20 лет является для меня "лютиком – цветком жёлтым", олицетворением идеала человека…
Я поздравляю Леонида Ивановича с юбилеем и скупо желаю ему того, о чём он говорит в стихотворении, адресованном Юлию Даниэлю (так замкнулось композиционное кольцо):
Только б кровь живее в жилах…
Только б сумрак покороче…
Юрий ПАВЛОВ
Николай Иовлев ПАСХА В ИЕРУСАЛИМЕ
Забежим вперед: Благодатный Огонь возгорелся в четырнадцать часов семь минут. А теперь – репортаж "с места событий".
В 3-30 по телефону будит портье иерусалимской гостиницы. До схождения Огня 11 час. 17 мин. Даже чай – для взбадривания – исключается: предстоит неизвестное время провести без "удобств". Вероятно, грядут и другие искушения.
Искушения начинаются уже в автобусе. Припозднившаяся на 15 минут бабушка-паломница считает, что я занял ее место. Не пререкаясь, пересаживаюсь на свободное. Но "осадок остался". Выезд затянут на полчаса. За это время до Старого города можно дойти пешком. Поддавшись новому всплеску искушений, спрашиваю у гида, по какой причине мы столь злостно нарушаем график. "Ждали батюшку, – шипит гид. – Батюшка – не соизволил…"
Яфские ворота. В темноте – площадь Давида у подножия одноименной цитадели. Отсюда начинается "финишная кривая" ко Гробу Господню: около полукилоиметра по извилистым мусульманским улочкам. В программе тура – схождение Благодатного Огня в Храме Воскресения Христова. Собственно, для этого и организовало наш приезд паломническое турагентство "Радонеж". Однако гид торопливо, словно опасаясь услышать возражения, прощается с нами. Обрекая на самостоятельность.
Перед улочкой, ведущей к Храму, – запруда человек в 300. Паломникам (кому же ещё – в такое время?) противостоит взвод полиции. Немного поодаль – взвод солдат. Полицейские в синих костюмах, чёрных перчатках, с ранцами за плечами и чёрными дубинками. У каждого на бёдрах рация и пистолет. Резервисты – в форме цвета хаки, с рюкзаками и жёлтыми дубинками. И традиционными винтовками М-16. Все – в бронежилетах. Полицейские с криками выдавливают толпу, успевшую просочиться в узкую горловину улицы. Перегораживают проход лязгающими по камням металлическими заграждениями.
Услышав русскую речь, спрашиваю, давно ли стоят и почему не пускают. Стоят – некоторые – с вечера. Изгнанные от Храма и прилегающих к нему кварталов. Почему не пускают и когда пускать начнут – не знает никто. Полицейские на эти вопросы не отвечают.
6 утра. Рассвело. До Чуда 8 часов. По отполированным камням площади Давида проехало 12 (от нечего делать – сосчитал) "скорых". Один за другим подтягиваются джипы и микроавтобусы полиции. Народу тоже прибавляется, толпа разбухает. Её окантовывают железными заборчиками с трафаретами "POLICE". Очень много русских. По-деловому подходят крепкие парни в спортивных костюмах с надписью "UKRAINE" на широких спинах. Судя не только по спинам, парни настроены решительно. Но у них – не менее серьёзно настроенные конкуренты. Да, в такой ситуации братья по вере превратились в конкурентов. И все – ну, почти все конкуренты – курят.
7 утра. Примерно столько же – до Схождения Огня. От Яфских ворот через площадь течёт колонна с хоругвями. Армяне. В сопровождении священства. Пронзив толпу, упираются в полицейский заслон. И вдруг – о чудо! – полицейские расступаются и, сдерживая натиск с флангов, пропускают армянскую консолидацию. Как, почему? "Да у них пропуска!" – с отчаянием в голосе кричит соотечественник. Какие пропуска? Спецпропуска.
К Богу – по спецпропускам. Может, ещё – по партийным спискам? Этот комментарий – очередное искушение.
Русские женщины в белых косынках проникновенно поют псалмы. Умиротворяя. По крайней мере меня. Спасибо вам, матушки.
Часов в 8 утра проходят посланцы Ватикана: священники в чёрных сутанах (впервые за несколько десятилетий православная Пасха совпала с католической). По пропускам. Да ведь вы не верите в Благодатный Огонь! Впереди процессии плывёт, плавно покачиваясь, внушительных размеров католический крест.
И тут начинают прибывать – и проходить беспрепятственно – группы от 20 до 50 человек. С католическими, греческими, грузинскими, армянскими, коптскими, эфиопскими священниками. По пропускам.
А где же наши пропуска? Где – наши священники?
Вернулись попытавшие счастья у других ворот. Там толпа ещё больше. А надежд на прорыв, стало быть, – меньше.
До схождения Огня 6 часов. Толпа продолжает наливаться плотью. Потенциал страстей, соответственно, тоже возрастает: группы по пропускам идут почти беспрерывно. Пожалуй, места в Храме уже нет. Ну – хоть во дворе пристроиться…
Свершилось! Впускают! Простых смертных! Русских! Толпа ломанулась. Визги, крики, ругань. Лязг железа: сносят с пути заборчики. Полицейские орут, но толпу уже не сдержать. Толпа пошла на штурм. Рев, визг, вопли. Мясорубка. И это – не религиозный экстаз. Это – психоз орды.
Полицейские рассекают человеческую массу пополам, вонзившись стремительным броском с обеих сторон. Отсечённый авангард катится вниз по освобожденному руслу улицы. Как выясняется чуть позже, штурм имеет ограниченные израильской полицией ресурсы. Через сто метров паломников ждет новая преграда: металлические ограждения всё с теми же трафаретными надписями и вооружёнными мордоворотами за ними. И то, что поначалу можно было квалифицировать как штурм, днём позже один дяденька из нашей группы определит фразой: "Когда нас погнали как баранов".