Чтобы не возникло вопросов, Шарлотт выдала мне один из своих плащей, так что в случае, если няня надумает искать подопечную и наткнется на меня, никто ни о чем не догадается. В плащах и с накинутыми капюшонами мы были совершенно одинаковы, как самые настоящие близняшки.
Шарлотт вышла из дома через дверь, а я выбралась через окно, благо домик был одноэтажный.
Влажный хвойный лес поднимался по склону горы сразу за домиком, наполняя воздух тяжелый ароматом мха, прелых листьев, смолы и гниющей древесины. То тут, то там росли забавные грибы. Издали казалось, что они светятся голубым, но стоило подойти поближе, как свечение затухало, словно грибы выключали свои встроенные лампочки, запутывая грибника.
Завороженная лесом, я обогнала Шарлотт и настолько углубилась в чащу, что перестала слышать звонкий голосок девушки, а потом набрела на большую, залитую солнышком поляну, густо поросшую морошкой. Сунувшись в заросли и позабыв о том, что совсем недавно завтракала, я стала судорожно срывать ягодки и отправлять их в рот.
— Надеюсь, здесь нет медведей, готовых перекусить девицей в малиновом соку, — невесело усмехнулась я, осматриваясь по сторонам, но заросли безмолвствовали. — Как же мне выбраться?
Мне очень легко далось понимание, что я попала в другой мир, и какого-либо страха из-за пребывания в этом мире я не испытывала. Страх за переживания друзей и родных терзал меня гораздо больше, чем возможные трудности на новом месте.
«Не смей, — велела я себе. — Не смей думать о том, что будешь здесь жить. Ты выберешься! Обязательно».
Съев несколько пригоршней ягодок, я выбралась из зарослей, отряхнула плащ и осмотрелась, прикидывая, куда идти искать Шарлотт. Потеряться я не боялась. Пусть я и не великий следопыт, но в состоянии найти западное направление и спуститься с горы к ее подножию.
Немного постояв и насладившись тем, как солнышко пригревает макушку, я отправилась обратно, собираясь разыскать Шарлотт. Хотелось позвать девушку, но я сдерживалась, помня о том, что отошла не так уж далеко от домика.
Среди деревьев мигнуло золотистым свечением, и я радостно улыбнулась, решив, что снова вышла к грибному ковру.
— Нет, стоп, — притормозив, припомнила я. — Грибы светились голубым.
Накинув капюшон и стараясь не шуметь, дальше я не столько шла, сколько кралась, сама не понимая, зачем это делаю, но интуиция вопила об опасности. Впереди снова мелькнуло что-то золотистое, и я услышала сдавленный вскрик. Удерживая себя от желания броситься вперед, я продолжила медленно красться, пока мне не открылась картина происходящего.
Спрятавшись за стволом толстой сосны, я, прикусив губу, наблюдала за тем, как какая-то женщина склонилась над лежащей на земле Шарлотт. Вряд ли моей новой знакомой было удобно лежать с подвернутой ногой, но я не пыталась вмешиваться, нутром ощущая, что не смогу помочь девушке.
Склонившаяся над Шарлотт женщина была красива удивительной холодной красотой бледнокожих блондинок, а алая помада, алое платье и темно-красный плащ лишь подчеркивали полупрозрачный фарфор кожи и льняную белизну волос. Я бы упивалась завистью и восхищением, если бы эта красавица не стояла на коленях рядом с Лоттой и если бы от ее ладоней не исходило золотистое свечение.
«Кажется, мы не подписывали согласие на операцию, — подумала я отстраненно, понимая, что незнакомка явно делает что-то нехорошее. — Это не добрая фея!»
Если уж я оказалась в сказке, то по закону жанра фея должна помогать своей крестнице, попутно объясняя свое колдовство, а не чаровать над бессознательным телом.
Святой крекер! Что мне делать?
Я стояла и наблюдала за происходящим, а женщина продолжала водить руками над Шарлотт, пока над девушкой не стал возникать довольно внушительный шар золотистого света. Еще немного поводив руками, блондинка удовлетворенно усмехнулась и поднялась, а потом с удовольствием наступила Мире на живот, от чего девушка застонала сквозь беспамятство.
— Скоро ты изменишься, — довольно сказала блондинка. — Изменишься настолько, что даже твой отец наконец решит избавиться от тебя. Ты мне мешаешь. Ты прожила слишком долго и все еще существуешь. Ты знаешь, что создаешь проблемы, девчонка?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я слушала и все больше убеждалась, что смотрю на Марвилет. Больше никому Шарлотт так не насолила, как этой женщине.
Но за что та ее так ненавидит? Маму Лотты извела, отца на себе женила. Выставила девушку из отчего дома, вынудив жить, как прокаженная. Зачем все это? Просто лишь потому, что Марвилет — ведьма? Или потому, что она в принципе не любит людей, хочет власти, а Шарлотт — первенец графа и его наследница?
Ведьма еще недолго постояла над девушкой, рассмеялась и тенью очень быстро унеслась прочь, оставив после себя лишь облачко черного тумана рядом с жертвой колдовства.
— Шарлотт? — позвала я, медленно приблизившись к лежащей на земле девушке, но та никак не отреагировала. — Что мне делать? Как тебе помочь? Что эта ведьма сделала?
Шар все еще висел над Лоттой, тонкие щупальца, переливаясь и искрясь, тянулись от него к девушке, от чего ее кожа едва заметно светилась.
— Я не могу оставить все так, — решила я и стала шарить вокруг, разыскивая палку.
Магия, электричество — какая разница?
Но к моему разочарованию палка просто проходила сквозь шар, не позволяя отогнать его прочь. Даже нити оборвать не удалось. Тогда, немного поубеждав себя, я решительно схватила шар и стала тянуть его в сторону. В ту же секунду шар зашипел, заискрился, и я закричала, потеряв сознание еще до того, как что-либо произошло.
* * *
— Почему я здесь лежу? — удивилась Шарлотт, сев и скривившись от боли в колене. — Ой…
Осмотревшись, она обнаружила рядом с собой и свою новую знакомую, зачем-то уткнувшуюся носом во влажный мох.
— Шерлин, — позвала Шарлотт. — Шерлин!
Девушка не отзывалась. Тогда Шарлотт подползла поближе и осторожно тронула Шерлин за плечо и сквозь слои ткани ощутила нестерпимый жар.
— Ой… — выдохнула девушка и прикусила губу. — Что же случилось? Шерли? Шерли!
Ее новая знакомая закашлялась, на миг подтянула коленки к груди, а потом с громким стоном перевернулась на бок, отплевываясь от мха.
— Шерлин!
— Лучше Лина, — прохрипела девушка, глядя на Шарлотт светящимися золотом глазами.
— Ой! У тебя глаза светятся!
— Вот же… пресвятой кулич! — выдохнула Шерлин таким тоном, будто выругалась. — Что со мной случилось? Глаза?..
— Я не знаю, — помотала головой Шарлотт. — Я очнулась… Увидела тебя.
— Тут была твоя мачеха, — пояснила Шерлин. — Я ушла вперед, а когда вернулась, то увидела, как она над тобой склонилась и что-то делала. Колдовала, как я понимаю.
— Ой! — пискнула Шарлотт, прижав ладони к губам.
— Когда она ушла, я попыталась избавиться от того, что она сделала, но меня… кажется, ударило, — с сомнением сказала Шерлин и тяжело потерла лоб грязной рукой. — Что-то мне не хорошо.
— Что?.. Что ты чувствуешь? — напряглась Лотта.
— Пока жива, — уверенно ответила Шерлин. — Только мне жарко, хочется есть и спать. Дома я бы решила, что у меня вот-вот начнется простуда, но здесь я ни за что не могу ручаться.
Шарлотт помогла девушке вернуться домой и влезть в спальню через окно, а потом устроила ее в свою кровать, резонно опасаясь за здоровье Шерлин. От мысли о Марвилет Шарлотт трясло так, что, заперев комнату на ключ, она отправилась на кухню и вынудила кухарку приготовить себе крепкого травяного отвара с сахаром.
— Что с тобой, милая? — насторожилась няня Бетт.
— Ничего особенного, — отмахнулась от расспросов Шарлотт, не представляя, как рассказать самому близкому человеку обо всем, что случилось. Няня поверит в визит Марвилет, но решит, что Шерлин такая же, как мачеха, да еще попытается снова достучаться до графа, от чего все станет только хуже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не хочу ехать к отцу, — простонала девушка, возвращаясь к себе. — Не хочу, не хочу, не хочу.