Первым освобожденным городом, который я увидел с борта истребителя, был Краснодар. Он казался мертвым. Разбитые дома без крыш, рухнувшие на улицы стены зданий. Отступая, гитлеровцы пытались сровнять его с землей. Я никогда не считал себя человеком слабонервным, но тогда защипало в глазах и в горле остановился соленый ком.
Мне довелось увидеть с борта истребителя и родной город Гуляй-Поле, родной хутор, где жили в оккупации мои отец с матерью. К тому времени я уже насмотрелся на варварства фашистов. Меня уже не могло потрясти зрелище пепелищ, голых печных труб на месте хат и бурьяна на пашнях. Тогда меня потрясло, что родная хата цела! Я пролетал над нею. И из собственного сада меня обстреляли из спаренных установок «эрликона». Вражеские зенитчики вели огонь из-под тех деревьев, что сажали мои дед и прадед. Я развернул свой истребитель, спикировал на сад и всадил в «эрликон», рискуя попасть в хату, весь запас свинца...
Вена лежала под крылом нетронутая. Ее дома, дворцы, музеи, соборы, мосты — все стояло на своих местах и должно было остаться на своих местах. Вену не могла постигнуть судьба Ленинграда и Минска, Краснодара и Гуляй-Поля, судьба наших городов. Мы пришли сюда не мстителями и не разрушителями. Мы пришли спасти Вену...
Звуки боя на высоте не слышны, Не мог я разглядеть и дворец Франца-Иосифа. Догадался о его местоположении по действиям Сошникова, Рыжова и Щелкунова. Выполняя приказ, три Яка зашли в хвост друг другу, закружились. Одна красная ракета. Другая. Третья.
Я напряженно оглядывал небо, чтобы не просмотреть фашистские истребители, хотя страшней истребителей для тройки Сошникова были сейчас обычные скорострельные пушки, обычные пулеметы и автоматы. «Только бы обошлось!» — думал я.
И действительно все обошлось. Сделав обусловленные три круга, выпустив три красные ракеты, Сошников, Рыжов и Щелкунов походили над дворцом еще несколько минут и направились к аэродрому.
Мы с Оськиным облегченно вздохнули.
К утру 8 апреля, двигаясь за войсками, полк перелетел на аэродром Мюнхендорф, что в 20 километрах от Вены. Отсюда нам снова пришлось повторить полет над дворцом Франца-Иосифа.
Сошников, Рыжов и Щелкунов снова устроили карусель над дворцом, а мы с майором Оськиным опять прикрывали их, правда, снизившись уже до высоты две тысячи метров. Но кружили Яки напрасно. Ни одна ответная ракета не поднялась над дворцом.
Узнав результаты полета, генерал Смирнов немедленно доложил их командованию фронта. Впоследствии генерал рассказывал, что основное руководство готовившегося в городе восстания было предано и тут же расстреляно гитлеровцами и сообщение об отсутствии в районе дворца каких-либо сигналов послужило основанием для усиления штурма Вены, предпринятого войсками фронта.
Мы же стали заниматься обычными делами. Сразу за группой Сошникова поднял в воздух свой самолет капитан Королев, сопровождаемый лейтенантом Беляевым. Опытные разведчики, они вылетели в район Леопольсдорфа и вскоре доложили, что по мосту через Дунай и по переправам северо-восточнее Вены текут потоки гитлеровцев, спасающихся бегством.
Штаб дивизии поставил задачу: «Нанести штурмовой удар по переправам противника».
Выполняя приказ, вылетели шестерки Як-9 под прикрытием Як-3. Я хорошо помню стремительно надвигающуюся полосу реки, растущие в размерах понтоны, валящую по ним валом толпу солдат, среди которых пробиваются машины и повозки.
Гитлеровцы пытались открыть по Якам огонь из пулеметов и автоматов, но этот огонь вреда нам не причинил. За два вылета летчики уничтожили 11 автомашин и не менее 30 солдат и офицеров, навели панику на бегущих.
Реальную угрозу представляла только артиллерийская зенитная установка на резервуаре водонапорной башни по правому берегу старого Дуная. Но мы с Оськиным заставили ее умолкнуть.
В этот день полк в последний раз за войну столкнулся с большой группой вражеских самолетов. Шестерка Батаров — Шувалов, Логвиненко — Черевко, Мордовский — Щетинкин, находясь севернее Вены на высоте
3500 метров, увидела ниже себя восемнадцать ФВ-190. Батаров приказал атаковать парами, пошел в атаку первым и, твердо надеясь на Шувалова, надежно им прикрытый, сбил ведущего первой шестерки «фоккеров». Логвиненко сбил «фоккера» из второй вражеской шестерки, а Мордовский поджег ведущего третьей шестерки, и тот, дымя и полыхая, завертелся в «штопоре».
Не успели летчики «фоккеров» опомниться, как Як-3 атаковали их снизу, с хвоста. Стремясь облегчить машины, «фоккеры» стали сбрасывать бомбы, хотя те полетели на их собственные войска...
В этом бою майор Батаров сбил свой 16-й самолет, капитан Логвиненко — 18-й, лейтенант Мордовский — 4-й. В ближайшие дни майор Чурилин довел свой счет до 30. Это были последние сбитые ими самолеты врага. Завершали боевую страду и другие летчики.
Вопрос об освобождении Вены решился 11 апреля, когда был захвачен последний мост через Дунай, использовавшийся гитлеровцами для бегства на север. К исходу 13 апреля поступило официальное сообщение, что город взят войсками 3-го Украинского фронта. Но мы еще не знали, что война для нас окончилась. Об этом стало известно только 1 мая, в день завершения Будапештско-Венской операции. Тогда же мы подсчитали, что в ходе последних боев полк совершил 1600 боевых вылетов, сбил
106 фашистских самолетов и уничтожил много живой силы и техники врага.
А 2 мая с разрешения генерала Смирнова я с командирами эскадрилий впервые съездил в Вену. Нам хотелось посмотреть город и те места, по которым, полк наносил штурмовые удары. День был погожий, солнечный, улицы и площади заливали потоки света. Город стоял целехонький. Уцелел и дворец Франца-Иосифа. Единственное, что удивило нас, — отсутствие жителей. Очевидно, они прятались, наблюдая за нами из окон. Иногда вдоль тротуаров попадались сложенные стопками кители, брюки и фуражки различных родов фашистских войск. Видно, многие солдаты и офицеры в последний момент сменили мундиры на гражданское платье, чтобы превратиться в «мирное население»...
На берегу Дуная мы с майором Оськиным разыскали водонапорную башню, откуда велся огонь по нашим Якам. В резервуаре башни насчитали множество пробоин. На верхней площадке торчала выведенная из строя спаренная установка пушек типа «эрликон». Оськин улыбнулся:
— Наша работа!
Н. Ф. Исаенко, бывший командир 611-го Перемышльского Краснознаменного ордена Суворова истребительного авиационного полка.
В серболовском лесу
Под утро, в самое глухое время, в непроглядную предутреннюю темень, нас разбудили громкие винтовочные выстрелы и резкий крик часового. Стреляли совсем близко, видимо, на посту.
— Тревога! — закричал Вася Толчишкин и, быстро поднявшись с нар, схватился за автомат.
Нащупав в углу оружие, мы все — работники партизанской типографии, один за другим выскочили на улицу. В темноте ночи ощущалось беспокойное движение. Люди хватали винтовки и, на ходу натягивая на плечи ватники и набивая патронами карманы, бежали к бригадной землянке. Возле нее уже стояли поднятые по тревоге полковой комиссар Алексей Асмолов, начальник политотдела Александр Майоров и особист Николай Иванов.
Вскоре стрельба стихла, но весь лагерь был уже на ногах.
— Кто стрелял? — обращаясь к собравшимся, спросил Асмолов.
— Неизвестно, товарищ полковой комиссар! Видимо, часовой.
Никто ничего не знал толком.
Нас окружал лес — темный, безмолвный, настороженный...
Асмолов не успел еще отдать приказания, как, громко шлепая по снегу сапогами, подбежал подчасок.
— Это мы стреляли! Немцы у лагеря! — скороговоркой выпалил он.
— Как немцы? — переспросил Асмолов.
— Стояли мы на посту, — рассказывал подчасок. — Слышим — кто-то идет. Разговаривают. Прислушались — немцы! Мы открыли огонь. Они тоже. Больше ничего не знаю.
Где же они? Сколько их? Может быть, они уже оцепили весь лагерь? Может быть, стоят рядом, за деревьями, слушают наш разговор...
Наш лагерь всегда считался самым безопасным местом в партизанском крае. И вдруг — враг у самых землянок.
«А что, если с обозом неладно? — мелькнула беспокойная мысль. — Перехватили обоз, узнали о месте расположения лагеря и пришли...»
— Ответный визит: партизаны к немцам пошли, а они — к нам, — вставил Толчишкин.
Отпустив часового и приказав вести неослабное наблюдение, Асмолов распорядился: усилить посты. Все, кто находился в эту ночь в лагере, — работники политотдела, прибывшие из отрядов связные, радисты, минеры и другие партизаны — были разбиты на четыре группы. Все они получили задание: немедленно отправиться по разным направлениям на поиски врага.