Читать интересную книгу Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары - Алексей Шепелёв

Успевший встать на ноги, Серёжка только передёрнул плечами. Доказать, что он не виноват было сейчас ещё труднее, чем когда Меро обвинил его в порче ремня. Проще говоря — невозможно.

— Ну-ка, пошли! — поманил мальчишку надзиратель.

Серёжка поплелся к выходу. Сокамерники злобно смотрели ему вслед. Только белобрысый предводитель всё ещё лежал на полу, закрыв лицо руками и тихонько поскуливая. Между пальцами сочилась кровь.

— Шагай, шагай! — толстяк нарочито ткнул Серёжку в шею. — Сейчас с тебя шкуру спустят — будешь знать, как драки устраивать.

Господин Шоавэ и вправду был скучным человеком: не читал ни поэтов, ни философов. Но своё мнение о смысле жизни он имел, и состояло оно в том, что человек — не более чем щепка на волнах судьбы. Если понесет течением — то уж, дёргайся, не дёргайся, — от тебя ничего не зависит. Пока течение не ослабнет, никуда от него не денешься, так что лучше запастись терпением.

То, что с парнишкой, которого сдали в барак наемники, будут проблемы, старший надзиратель почувствовал едва понял, к чему клонит Меро. С наемниками вообще почти никогда без проблем не обходится. И рабов у них обычно не бывает, а любой необычный раб — всегда проблема.

И всё же была у господина Шоавэ маленькая надежда, что всё обойдется: один день — не такой уж и большой срок. Но, не обошлось. Вот вам, пожалуйста: драка в бараке. По-хорошему, первым делом следовало бы выдрать жирного Хасла, за то, что допустил дело до драки. Наверное, опять торчал снаружи, вместо того, чтобы бдеть. Известно доподлинно, что рабы — животные нрава скверного, склонные ко лжи и буйству. Поэтому должны они всё время чувствовать над собой карающую длань. Если стражник постоянно следит за тем, чтобы никто не осмелился нарушать порядок, так лишь самые злокозненные мерзавцы только и осмеливаются. А вот если стражник своим долгом пренебрегает, то пропадает страх и на бунтарство тянет даже смирных невольников.

Хасл, конечно, своё получит, не первый уже у него промах. Но — не сейчас. Сначала надо было разобраться с зачинщиком драки.

— Давай его сюда, — скорбно вздохнув, потребовал господин старший надзиратель.

Тробок втолкнул в кабинет собственность наемников. Шоавэ ещё раз оглядел мальчишку. Кожа да кости, в чём душа держится. Только вот взгляд… У рабов глаза обычно потухшие, а у этого ишь сверкают…

— Ты начал драку?

— Один с пятью? Господин думает, что мне надоело жить?

— Надзиратель ясно сказал, что драку начал ты.

Мальчишка только плечами передёрнул. Умный. Хочет ведь сказать, а держит себя в руках. Чувствуется, этого волчонка наемники воспитывали на совесть, хотя следов от плети на спине что-то не видно.

— И потом, хоть их было пятеро, а ты один, но, когда пришел надзиратель, ты не был побежденным. Почему?

— Мне повезло.

— Только повезло? — тон старшего надзирателя не оставлял сомнений, что если мальчишка не будет честен, то ему придётся туго.

— Не только. Я ещё немного умею драться… господин.

От Шоавэ не укрылось, что слово «господин» мальчишка произносит после маленькой паузы, словно сам себе показывая, как он сопротивляется. Совершенно ясно, что рабом он стал совсем ещё недавно. Всё интереснее и интереснее.

— Немного? Их было пятеро и они старше тебя.

— Когда они нападали, то не думали, что я стану сопротивляться. И потом, они не умеют драться. Даже немного.

Господин Шоавэ довольно откинулся на стенку.

— Знаешь, что полагается тому, кто устроит драку? Порка, и очень серьёзная. Тебе достанется пять дюжин розог.

А вот сейчас мальчишка просто обязан был испугаться. Пять дюжин розог сделают его лежачим на несколько дней. Но никаких признаков охватившего раба ужаса господин старший надзиратель не заметил. Да, мальчишка побледнел — но и только.

— Но я могу и поверить тебе, если ты мне честно скажешь, зачем ты нужен наемникам.

И снова господин Шоавэ ошибся — да ещё и как. Он рассчитывал увидеть на лице мальчишки облегчение, а увидел изумление. Да ещё такое явное, что ошибки быть никак не могло. Что ж за странный такой мальчик?

— Они хотят продать в гладиаторскую школу в Толе… господин.

— Таких малышей ланисты не покупают.

— Я полагаю, они об этом знают.

Шоавэ задумчиво поскреб голову, не обратив даже внимания на то, что дерзкий мальчишка ухитрился проглотить почтительное обращение.

Всё было правильно. Мальчишка слишком мал, чтобы попасть в гладиаторскую школу, но для такого можно и сделать исключение. Во всяком случае, предлагать ланисте этого сорванца точно не стыдно.

Туманные намерения в голове господина старшего надзирателя сложились в конкретный план.

— Я не стану торопиться с твоим наказанием. Подождешь до завтра — никуда не денешься. Тробок, надень ему на руки и на ноги оковы, а потом брось в черный барак — в третью камеру.

— В третью? — переспросил помощник, — Господин, но ведь там же…

— Вот-вот, к нему и брось, — усмехнулся Шоавэ. — Не сожрёт, он не детьми питается.

К кандалам Серёжка отнесся спокойно: в плену как в плену. А вот разговор о ком-то в третьей камере внушал глухую тревогу. Воображение рисовало заросшего бородой узника, утратившего разум. Что-то среднее между старым аббатом из "Графа Монте-Кристо", фамилию которого Серёжка давно забыл, и просидевшим много лет на необитаемом острове боцманом Айртоном из "Таинственного острова" Жюля Верна.

Немудрено, что в камеру он входил с опаской, медленно, но тут вмешался охранник, сильно толкнув мальчишку в шею и сразу захлопнув за ним дверь. Звеня цепями, Серёжка вылетел на середину помещения и огляделся. Камера оказалась просторной: метров шесть в длину, вдвое меньше в ширину, да и в высоту — тоже метра три. А в дальнем углу сидело настоящее чудовище — дикая помесь ящера и кенгуру. Ростом, наверное, с Балиса Валдисовича, с толстенными задними и тонкими передними лапами и чешуйчатой кожей грязно зеленого цвета, покрытой бурыми пятнами. Удивительно нелепо смотрелась на нём широкая кожаная юбка, немного не доходившая до коленей. Голова монстра была непропорционально маленькой, с вытянутой вперёд мордой, как у колли или ежа. Серёжку чуть не затошнило при виде мясистых толстых губ и крупных раздувающихся ноздрей. Не прибавлял красоты и протянувшийся ото лба до затылка костяной гребень.

На мгновение мальчишка застыл не в силах ни оторвать взгляда от обитателя третьей камеры, ни пошевелиться. Из этого оцепенения он вышел, перехватив взгляд чудовища. Маленькие глазки осматривали его так же настороженно и внимательно, как и смотрел на сокамерника сам Серёжка. Несколько мгновений они испытующе глядели друг другу в глаза, а затем ящер приподнялся и подвинулся к стенке, слово уступая мальчишке место. При этом Серёжка заметил, что за правую заднюю лапу чудовище приковано к стене толстенной цепью. Или ногу? Нет, такую лапу ногой не назовешь. Не даром, что и цепь была раза в три, наверное, толще, чем на Серёжкиных кандалах.

Вообще-то, присесть рядом с ящером было удобно: всю солому, кстати, намного более свежую, чем в бараке, сгребли в этот угол, никакой мебели в камере не имелось, даже табурета. Только голый каменный пол. Но и приближаться к этой махине было страшновато.

— Это ты мне место уступаешь? — поинтересовался Серёжка, пытаясь казаться спокойным и независимым. Получилось не очень убедительно: голос от волнения предательски дрожал.

Ящер утвердительно кивнул. Потом ещё показал рукой на солому. Или передней лапой. Не важно, смысл был ясен: садись, мол, и двоим места хватит.

"Не сожрёт, он не детьми питается", — вспомнил Серёжка слова охранника и пошел вперёд. Сердце бешено колотилось в груди, но мальчишка заставил себя не показывать волнения. Подошел и сел рядом, привалившись спиной к стене и положив ладони на острые колени. Повернув голову до боли в шее, бросил взгляд на ящера — тот смирно сидел рядышком. Похоже, и вправду никакой опасности для Серёжки в нём не было. Вот уж смешно: лучше оказаться в одной камере с ящером, чем с человеком.

— Значит, ты понимаешь, когда я говорю? — полюбопытствовал мальчишка.

Утвердительный кивок.

— А сам говоришь?

Отрицательный кивок.

— А почему?

Ящер открыл рот, показав множество мелких белых зубов, и на Серёжку обрушилось жуткое шипение, будто игла включенной на полную мощность радиолы загуляла по волнистой прокладке, которую надо ставить под пластинку. Непроизвольным движением мальчик зажал уши руками. Почти тут же шипение смолкло. Серёжка отпустил руки — тишина.

— Только шипеть можешь? — догадался мальчишка. Ящер подтвердил верность догадки новым кивком.

Серёжки вспомнились книги про старые времена, как наказывали бунтовщиков. Многим вырывали языки, и они на всю жизнь оставались немыми. Может, и этого ящера постигла та же участь?