– Все в порядке, – тихо сказала Ноу-Уан. – Это неловко…
В фойе внизу раздался грохот, как если бы образовалась туча, сверкнула молния и полил дождь. Когда Ноу-Уан отпрянула, Хекс обернулась. Какого черта…
Рейдж, также известный как Голливуд, самый большой и красивый из Братьев, буквально запрыгнул на балкон второго этажа. Когда он приземлился, его светловолосая голова резко повернулась к ней, в его сине-зеленых глазах пылал огонь.
– Джон Мэтью звонил. Нужно подкрепление в центре, на берегу. Собирайся, встретимся у парадной двери через десять минут.
– Черт подери, – прошипела Хекс, хлопнув ладонями.
Когда она вновь повернулась к своей матери, женщина дрожала, но старалась не показывать этого.
– Все нормально, – сказала Хекс. – Я хороша в бою. Я не пострадаю.
Хорошие слова. Только женщина волновалась не об этом, не так ли: она боялась… саму Хекс.
Еще бы. Ведь она – симпат, и Ноу-Уан прежде подумает «опасность», а уже потом – «дочь».
– Я оставлю тебя одну, – сказала Хекс. – Не волнуйся.
Медленно возвращаясь в спальню, она не могла игнорировать невыносимую боль в груди. С другой стороны, она также не могла игнорировать реальность: мать не хотела ее тогда.
И не хочет ее сейчас.
И кто мог ее винить.
***
Из-под капюшона мантии Ноу-Уан наблюдала, как высокая, сильная, беспощадная женщина, которую она родила, умчалась сражаться с врагом.
Казалось, Хексанию совсем не беспокоила мысль о том, что она лицом к лицу встретится с лессерами: наоборот, судя по ухмылке, ставшей ответом на команду Брата, она получит удовольствие от схватки.
Колени Ноу-Уан подкосились, когда она подумала о том, кого породила – женщину с силой в конечностях и местью в сердце. Ни одна женщина Глимеры не отреагировала бы подобным образом, с другой стороны, им бы никогда не сделали предложение подобного рода.
Но в ее дочери текла кровь симпата.
Дражайшая Дева-Летописеца…
И все же, когда Хексания развернулась, на ее лице мелькнули эмоции, которые она быстро скрыла.
Ноу-Уан прибавила шагу, хромая по коридору к комнате своей дочери. Оказавшись у тяжелой двери, она тихо постучала.
Хексания открыла спустя секунду.
– Хэй.
– Прости меня.
Никакой реакции. Видимой.
– За что?
– Я знаю, каково это, быть нежеланной родителями. Я не хочу, чтобы ты…
– Все нормально, – пожала плечами Хексания. – Будто я не знаю, что ты имеешь в виду.
– Я…
– Послушай, мне нужно собираться. Заходи, если хочешь, но знай: я не для чая одеваюсь.
Ноу-Уан колебалась у порога. Внутри комната была хорошо обжита: постель смята, на стульях – кожаные штаны, две пары ботинок на полу, пара бокалов для вина на столе, стоявшем в углу около кушетки. Связующий аромат чистокровного вампира, темный и чувственный, витал в воздухе.
Он был и на самой Хексании.
Услышав несколько щелчков, Ноу-Уан заглянула за дверной косяк. Около шкафа Хексания проверяла какой-то скверно выглядевший пистолет. Она точно знала, что делает, засовывая его в кобуру под рукой и вынимая другой. А затем настала очередь патронов и ножа…
– Твое мнение обо мне не улучшится, если ты продолжишь стоять там.
– Я пришла не ради себя.
На этих словах ее дочь остановилась.
– Тогда зачем.
– Я видела выражение твоего лица. Я не хотела этого для тебя.
Хексания ухватилась за черную косуху. Выдернув ее, она выругалась.
– Послушай, давай не будем притворяться, что кто-то из нас хотел моего рождения, ладно? Я прощаю тебя, ты меня, мы обе стали жертвами, бла, бла, бла. Нам нужно сказать это друг другу и двигаться дальше, каждый своей дорогой.
– Ты уверена, что хочешь именно этого.
Женщина замерла, затем прищурилась.
– Я знаю, что ты сделала. В ночь, когда я родилась.
– Откуда… – сказала Ноу-Уан, отпрянув.
– Симпат, помнишь, – ответила Хексания, показав на свою грудь, и, крадучись, подошла. – Это значит, что я забираюсь людям в головы… поэтому прямо сейчас я чувствую твой страх. И сожаление. А также боль. Стоя передо мной, мысленно ты вернулась в те времена, когда все это произошло… и да, я знаю, что ты предпочла воткнуть кинжал себе в живот, нежели встретить будущее со мной. Поэтому, как я и сказала, как насчет того, чтобы нам избегать друг друга и избавиться от трудностей?
Ноу-Уан подняла голову.
– Воистину, ты полукровка.
– Что, прости? – сказала Хекс, вздернув темные брови.
– Ты ощущаешь лишь часть того, что я чувствую к тебе. Или же по своим собственным мотивам не желаешь признавать, что я могу захотеть заботиться о тебе.
Несмотря на то, что женщина была во всеоружии, внезапно она показалась уязвимой.
– Не ставь на нас крест из-за своей грубой самозащиты, – прошептала Ноу-Уан. – Нам незачем принуждать друг друга к близости, если мы не чувствуем ее. Но не будем мешать ее расцвету, если есть шанс. Возможно… возможно, сегодня ночью ты просто скажешь мне, могу ли я хоть как-то помочь тебе. Начнем с этого… и посмотрим, что будет дальше.
Хексания пришла в себя и обошла комнату, ее подтянутое мускулистое тело было скорее мужским, как и одежда, даже ее энергия. Она остановилась перед шкафом и, спустя мгновение, взяла подол красного платья, которое Тормент дал ей в ночь церемонии.
– Ты привела в порядок атлас? – спросила Ноу-Уан. – Я не говорю, что ты запачкала его. Но чтобы хорошая ткань сохранилась, за ней нужно следить.
– Я понятия не имею, с чего начать.
– Тогда позволишь мне?
– С ним ничего не случится.
– Прошу. Позволь мне.
Хексания обернулась.
– Ради Бога, да почему ты вообще хочешь этого? – прошептала она.
Правда была так же проста, как и пять слов, так же сложна, как весь язык:
– Потому что ты моя дочь.
[1] Коко Шанель - французская женщина-модельер, чей модернизм, вдохновлённость мужской модой и следование дорогой простоте в создаваемой одежде сделали из неё, возможно, самую важную фигуру в истории моды XX столетия. До Шанель женские духи не обладали сложными запахами; это были моноароматы. Шанель выступила новатором, предложив женщинам первый, синтезированный парфюм, не повторяющий запах какого-нибудь одного цветка.
[2] «Бобби Браун» - марка декоративной косметики и средств по уходу за кожей.
[3] «E! Развлекательное телевидение» - Американский кабельный и спутниковый телеканал