Да ладно?
Про косметику «Бобби Браун»[2] не стоит и упоминать.
Кто, по их мнению, сюда въехал? Одна из этих ненормальных Кардашьян?
И на этой ноте… Иисусе, она поверить не могла, что теперь знала Ким, Кортни, Хлою, Крис, их брата Роба, отчима Брюса, младших сестер Кендалл и Кайли; а также список мужей, бойфрендов, и того малыша Мейсона…
Посмотрев в зеркале в свои собственные глаза, Хекс подумала: «ну разве это не интересно». Она умудрилась вынести себе мозг, насмотревшись «E! Развлекательное телевидение»[3].
Да, грязи меньше, чем от пилы, но результат тот же.
– К этой дряни нужно приклеивать этикетку «Опасно для здоровья».
Глядя на свое отражение, она узнала остриженные под машинку черные волосы, бледную кожу и подтянутое упругое тело. Подстриженные ногти. Полное отсутствие макияжа. На ней даже была ее собственная одежда – черная майка и кожаные штаны – форма, которую она надевала каждую ночь в течение многих лет.
Ну, за исключением одного случая пару вечеров назад. Тогда она показалась в чем-то совершенно ином.
Может, красное платье стало причиной появления всех этих женских штучек после церемонии. Фритц и доджены, наверное, решили, что она покончила с прошлым. Либо так, либо все это барахло – стандартная подарочная корзинка для шеллан, только что сочетавшейся браком со своим хеллреном.
Отвернувшись, Хекс поднесла руки к горлу, к большому квадратному бриллианту, который купил ей Джон. Инкрустированная в твердую платину драгоценность – единственное украшение, которое она могла представить на себе: крепкое, твердое, способное выдержать хорошую драку и остаться на нее теле.
В этом новом мире Пола Митчела[4], «БэдХэд»[5] и вонючих штучек от Коко, по крайней мере, Джон все еще понимал ее. А остальные? Может, заняться «образованием»? Хекс не в первой изображать учителя перед группой мужчин, считавших, что только лишь из-за наличия груди место женщины в золотой клетке. Если хоть кто-то попробует превратить ее в глимеровскую синичку, она распилит золотые решетки, установит бомбу у основания пьедестала и развесит дымящиеся останки на люстре в фойе.
На пути в спальню, Хекс открыла шкаф и достала красное платье, которое носила на церемонии. Единственное платье, которое она когда-либо надевала… и, она должна признать, ей понравилось, как Джон снял его своими зубами. И, да, конечно, ночи страсти были потрясающими… первый отпуск в ее жизни. Все, что они делали, это занимались сексом, кормились друг от друга, ели великолепную еду, и так по новому кругу с перерывом на сон.
Но теперь Джон вернулся на поле боя… она же начнет сражаться только с завтрашнего вечера.
Всего двадцать четыре часа, отсрочка, а не тупик.
Тогда в чем же проблема?
Может, вся эта девичья артиллерия попросту будила в ней сучку без какой-либо веской причины. Никто не держал ее в четырех стенах, не заставлял ее меняться, а тот марафон ДТП с участием Кардашьян по телеку – черт, ее собственная вина. А по поводу косметики? Доджены всего лишь пытались быть любезными, единственным известным им способом.
Таких женщин, как она, немного. И не только потому, что она наполовину симпат…
Нахмурившись, Хекс повернула голову.
Позволив атласу выскользнуть из рук, она направилась к пылавшим в коридоре эмоциям.
Для ее чувств симпата трехмерная структура печали, утраты и стыда была такой же реальной, как и любое здание, мимо которого можно проехать, осмотреться и пройти через него. К сожалению, в данном случае нельзя исправить повреждения опор, дыры в крыше или поломку энергосистемы. Если испытываемые ею чужие эмоции – частный дом, то не найдется таких подрядчиков, которые придут и устранят неполадки, никаких слесарей, электриков или маляров для этого дерьма. Владелец дома сам должен приложить усилия, чтобы восстановить сломанное, разбитое и поврежденное; никто не в силах сделать этого вместо него.
Дойдя до коридора со статуями, Хекс почувствовала, как дрожит ее собственное гнездышко. Опять же, закутанная в мантию хромающая фигура впереди – ее мать.
Боже, было все еще странно произносить эти слова, даже про себя… и, по сути, разве можно назвать эту женщину матерью в полном смысле этого слова?
Хекс прокашлялась.
– Добрый вечер… эм…
Казалось неправильным выкинуть «мамэн», «мама» или «мамочка». Ноу-Уан[6], как называла себя женщина, тоже чувствовала себя неловко. Хотя, как обратиться к кому-то, кого похитил симпат, жестоко заставил зачать, и кто затем биологией оказался вынужден выносить результат пытки?
Имя и фамилия: Мне Жаль. Отчество: Очень.
Ноу-Уан обернулась, но ее лицо скрывал капюшон.
– Добрый вечер. Как поживаешь?
Английский давался ее матери нелегко, и, возможно, женщина выразила бы свои мысли на Древнем Языке лучше. И совершенно ненужный поклон, которым она ее одарила, был перекошенным, скорее всего, из-за травмы, вызывавшей неровную походку.
Аромат, исходивший от Ноу-Уан, не имел ничего общего с «Шанель». Если только они не выпустили линию под названием «Трагедия».
– Хорошо. – Скорее, беспокойно и скучно. – Куда идешь?
– Прибраться в гостиной.
Хекс пыталась не вздрогнуть с намеком «лучше не надо». Фритц никому, кроме додженов, не позволяет делать что-либо по дому… и Ноу-Уан, несмотря на то, что пришла сюда, желая заботиться о Пэйн, жила в комнате для гостей, принимала пищу за столом с Братьями, и с ней обращались, как с матерью чьей-то шеллан. Она не была прислугой, ни по каким стандартам.
– Да, эм… как насчет…
«Чего?» – задумалась Хекс. Чем они вообще могли заняться вдвоем? Хекс – боец. А ее мать… призрак в материальной оболочке. Между ними практически ничего общего.
– Все в порядке, – тихо сказала Ноу-Уан. – Это неловко…
В фойе внизу раздался грохот, как если бы образовалась туча, сверкнула молния и полил дождь. Когда Ноу-Уан отпрянула, Хекс обернулась. Какого черта…
Рейдж, также известный как Голливуд, самый большой и красивый из Братьев, буквально запрыгнул на балкон второго этажа. Когда он приземлился, его светловолосая голова резко повернулась к ней, в его сине-зеленых глазах пылал огонь.
– Джон Мэтью звонил. Нужно подкрепление в центре, на берегу. Собирайся, встретимся у парадной двери через десять минут.