Я опомнился, когда за спиной осталось уже четвертое купе. О, дьявол! Я попробовал развернуться с баулами, но наткнулся на настороженный взгляд и счел за лучшее пройти в конец вагона. Пусть думает, что я собираюсь занять последнее купе. Вряд ли и она… То есть, конечно, есть вероятность…
– Сэр, вы тоже сюда?
Мы оба остановились у восьмого купе.
В углу, у тамбура, распространяя острый запах, горела керосиновая лампа. Мое растерянное лицо отразилось в зеркальной накладке.
– Н-нет.
– Тогда что вы тут делаете? – спросила девушка.
– Я?
– Джонатан!
Выглянувший в проход Гарпаст показался мне манной небесной. Я обрадовался ему как висельник отмене приговора.
– Я здесь! – торопливо крикнул я.
– Чем вы там, черт вас возьми, занимаетесь?
– Я забыл наш номер! Извините, мисс, – я деловито протиснулся с баулами мимо девушки. Она прижалась к стенке, прикрыв грудь чемоданчиком.
Глаза у нее подозрительно сузились. Что она теперь обо мне подумает? Ах, впрочем, уже все равно!
– О!
Я ввалился в купе и, бросив баулы в багажные ниши, плюхнулся на кожаный диван.
С комфортом расположившийся на таком же диване, только напротив, мой друг зашелестел газетой («Дэйли телеграф» за сегодняшнее число) и качнул ногой.
– Дурацкая ситуация, – пояснил ему я.
Гарпаст бросил взгляд поверх газеты.
– Признайтесь, что вас отшили.
– Вовсе нет.
– Отпираться бессмысленно, мой друг. Не забывайте, что в моем послужном списке есть и более заковыристые задачки.
– Все совсем не так.
Я отвернулся к окну.
– Ай-яй-яй, – Гарпаст отложил «Дэйли телеграф» и улыбнулся. – Вы непозволительно долго задержались у вагона. Скажете, что нет?
– Я устал, – сказал я, расстегивая пуговицы сюртука. – И действительно задержался.
Родерик сцепил пальцы на колене.
– Я вижу несколько по-другому. Вам понравилась девушка. Вы завязали с ней разговор. Тем более, что она показалась вам приятной внешностью и фигурой. Дальше – больше: вы взялись проводить ее до купе. Но, видимо, сказали что-то возмутительно легкомысленное, что с вами часто случается, Джонатан, и произошла размолвка. Свидетелем окончания которой мне и повезло стать. Теперь, – предвидя мои возражения, он поднял ладонь, – рассмотрим предпосылки моим выводам. Вы, Джонатан, в моменты раздражения или в ситуации, которая вас нервирует, неосознанно покусываете левый уголок губы. Как сейчас. Разве это связано со мной? Нет, говорю я себе, это связано с пассажиркой. Потом, вы потираете рукав сюртука. Скорее всего, вас по нему стукнули, и достаточно чувствительно. Опять я? Ни в коей мере. Складываем один плюс один. У вас слегка покраснели щеки. Это бывает от стыда, согласитесь. Кроме того, одно ваше присутствие у чужого купе, заметьте, вместе с тяжелыми баулами, выдает вас с головой. Не будь у вас симпатии к существу женского пола, вряд ли бы вы потащились с багажом через весь вагон. Я, во всяком случае, не представляю иного. Значит, изначально к вам были настроены дружелюбно. А вот то, как вы были рады моему своевременному появлению, говорит о том, что это дружелюбие уже улетучилось. Ну, разве не так?
Несомненно, в чем-то мой друг был прав.
Но объяснять ему, как это печально, когда реальность жестоко насмехается над воображением, я не стал – не хватало мне еще уколов и с этой стороны.
И вообще – зачем Родерика огорчать?
– Да, так все и было, – вздохнув, сказал я.
Гарпаст удовлетворенно качнул головой.
– Опыт! Опыт и наблюдательность! Вашу пассию, кстати, зовут Элизабет Максон.
– Вы знаете ее?
– Нет. Это имя написано на боку шляпной коробки. Маловероятно, что это чужое имя.
– Она не так уж красива, – грустно сказал я.
Гарпаст хмыкнул.
– Что-то, Джонатан, вы быстро сдались!
– Я вовсе не…
– Вы вовсе да, – перебил меня Родерик. – Не начав сражения, вы уже капитулировали. А где смелость? Где напор? Где азарт? Женщины, увы, весьма предсказуемые и весьма недалекие существа. И, кстати, совершенно никакие преступницы. Запутают всех, запутаются сами, бросят начатое на полпути. Я знал всего двух женщин, которые гибкостью ума и дерзостью поступков могли посоперничать с мужчинами. Двух! Всего! Одну притом поймали и повесили, а другая сбежала в Америку. А все оста-а-а…
Гарпаст застыл, наклонившись к газете, словно ряды строчек привели его в изумление. Наводнение в Виндзоре, как же!
Ох, Родерик!
Поезд подал гудок, клубы пара за окном сделались гуще, плотнее, вагон толкнуло назад, а затем медленно-медленно, в скрежете и стуке колес, потянуло вперед.
Вокзальная толчея сместилась за окно, исчезла, зачернели угольные кучи, поплыли, перемежаясь с неопрятными пустырями, цеха военного ведомства.
Я откинулся на мягкую спинку.
Что ж, путешествие никогда не бывает лишним. Новые впечатления. Новые мысли. И ты уже не так одинок, потому что дорога дает надежду.
Гарпаста покачивало.
Я посмотрел на него с улыбкой и достал из-за пазухи новую, дорогую, двухшиллинговую записную книжку, которой обзавелся накануне поездки.
Карандаш – в пальцы. С Богом!
«Мокрое, раскисшее Королевство…
Желто-коричневые поля, огороженные невысокими, в фут, каменными заборами, домики, жмущиеся друг к другу, грязные овцы в загонах, жирная, тучная глина проселочных дорог…
В один из дождливых мартовских дней мы с Родериком Гарпастом отправились с вокзала Паддингтон расследовать очередное убийство».
Я задержал карандаш.
С убийством, конечно, перебор. Но не напишешь же: «Мы отправились дарить жирандоль»! Кто это будет читать?
Хлопнула вагонная дверь.
Я передвинулся к краю дивана и, выглянув, обнаружил стучащего в первое купе кондуктора – рослого усача в форменной одежде.
– Разрешите? Попрошу билетики, господа.
– Родерик. Родерик.
Я наклонился к детективу, опасаясь его трогать. Мой друг пускал слюну, делая наводнение в Виндзоре наглядным.
– Родерик!
– Господа, – вновь раздался голос кондуктора (второе купе!), – доброе утро! Прошу предъявить…
Чертыхнувшись, я привстал и полез Гарпасту за пазуху.
Чего там только у него не было, во внутренних карманах! Сначала нащупалась коробочка с табаком, затем увеличительное стекло, затем спички, набор отмычек, простенькое стальное колечко, монетка в пол-пенса, клочок бумаги с неразборчивым текстом и, наконец, портмоне, в котором, как оказалось, никаких билетов…
– Тэк-с.
Я повернулся и столкнулся взглядом с подозрительно сощурившимся кондуктором. Ах, какая глупая ситуация! Двусмысленная!
Бывает, судьба ставит тебя в неловкое положение, только чтобы посмотреть, как ты будешь из него выходить. Проявишь сообразительность, и в дальнейшем получишь удачу в спутницы. Не проявишь…
Как назло, мои пальцы все еще держали чужое портмоне.
– Вы, извините, не то сейчас думаете, – сказал я, чувствуя, как начинают пылать уши. – Это совсем не воровство.
– О, да! – кивнул кондуктор, закатывая рукав.
Вид его не предвещал ничего хорошего.
– Мы друзья, – сказал я, возвращая портмоне на место, – у нас одно купе. Я как раз искал…
Закончить объяснение мне не удалось – усач схватил меня за грудки и приподнял к низкому потолку.
– Чем вы его оглушили, сэр? – зарычал он, багровея лицом.
– Ничем, – сдавленно произнес я. – Это у него свойство такое.
– Вы думаете, я вам поверю?
– …остальные, – вдруг услышали мы, – право слово, из себя ничего выдающегося… Хм, Джонатан, вы, похоже, опять куда-то влипли.
Мы с усачом синхронно повернули головы. Мой очнувшийся друг взирал на нас будто зритель в цирке Барнума и Бэйли. То есть, зрелище воздушного акробатического этюда со мной в главной роли, похоже, представлялось ему чертовски занимательным.
– Сэр, вы знаете этого человека? – спросил кондуктор.
– Родерик, скажи ему, – попросил я.
Гарпаст выдержал паузу, вытер губы и кивнул нам обоим.
– Да. Да.
Спустя мгновение подошвы моих ботинок вновь ощутили вагонный пол.
– Прощу прощения, – буркнул кондуктор. – Ваши билеты, джентльмены.
– Пожалуйста.
Родерик поднял газету, из-под которой выглянули на свет два серых прямоугольника.
– Благодарю, – кондуктор надорвал билеты с узкой кромки. – Кстати, – сказал он, указывая на меня, – ваш друг лазил к вам в портмоне. Всего доброго.
И дверь за негодяем-доносчиком щелкнула.
– Господа и дамы, предъявляем билеты! – послышалось дальше по проходу. – Предъявляем, не задерживаем, готовим!
Гарпаст зажмурил один глаз. Когда он так делал, незакрытый глаз приобретал удивительную пронзи-тельность.
– Это правда, Джонатан?
– Я искал билеты, – сказал я, отворачиваясь.
На выпученное око без содрогания я смотреть не мог.
– Вот уж не думал, – произнес похожий на насупленного филина Родерик, – что вы способны на такое. Пока мой мозг замыкается в аналитической работе, пока он занят систематизацией и обобщением деталей и мелочей, недоступных, Джонатан, вашему, без сомнения, достаточно среднему, пусть и с фантазией, уму, пока я выпадаю из сего вещественного мира в мир сопоставлений и причинно-следственных механизмов, вы, без всякой внутренней дрожи, грубо пользуясь моей беспомощностью, производите чес моих карманов!