Читать интересную книгу Рубеж (сборник) - Андрей Дышев

– Мне нравится твоя медсестра, – не вынимая изо рта сигареты, сказал Ашот. – Ты с ней уже перепихнулся?

– Нет, – ответил Нестеров, не поднимая головы. Он рисовал на тетрадном листе схему опорного пункта.

– На твоем месте я бы предложил ей переспать. Ты холост и обворожителен. Или боишься Воблина?

– Кто у тебя в третьей смене пойдет?

– Пиши Курченко и Богданова…

– Шарыгин! – позвал Нестеров.

Сержант вместе с Бенкечем менял пробитое пулями переднее колесо.

– Шарыгин, сгоняй на кухню и принеси нам с Вартаняном ужин… Вообще-то возьми три порции. Медсестру тоже надо покормить.

Вартанян, долго вымучивая первое слово, сказал:

– Д-для такого случая жертвую вареньем из ереванской айвы.

Гремя ботинками, он шумно спустился внутрь машины.

– Послушай, Ашот, а где устроить ее на ночлег?

– О! – Вартанян вынырнул из люка с банкой варенья в руках. – Это уже ближе к теме. На своем матрасе, разумеется. Но сначала спроси у нее: мол, где вы, мадам, предпочитаете спать – на железном полу бэтээра или на моем матрасе? Она, конечно, скажет: на матрасе. А ты ей: ладно, фиг с тобой, но учти, что сначала я сверху, а ты снизу, а потом поменяемся.

Нестеров вздохнул:

– Дать тебе нитку с иголкой, чтобы ты зашил себе рот. Словесный понос какой-то…

– А ты разве не хочешь бабу?

– Хочу. Но вот так – в бушлате, внутри бэтээра… Нет, так не могу.

– Понимаю! Тебе нужен душ, двуспальная кровать, накрахмаленные простыни.

– Не тренди… Простыни тут вовсе ни при чем. В женщину, прежде чем с ней спать, надо быть влюбленным. Хотя бы чуть-чуть.

– Ты романтик, старичок. В отличие от тебя я априори влюблен во всех женщин планеты… Учти, сегодня у тебя единственный шанс. Воблин уже положил на нее глаз. Это гарантированный успех. Медсестра отдастся ему из жалости.

– Возьми у меня в правом кармане гранату.

– Зачем?

– Засунь ее себе в рот. Я больше не могу тебя слушать.

В тусклом свете зеленой лампочки Ашот растаскивал в утробе машины ящики с патронами, сооружая из них какое-то подобие стола. Скатерть заменил большой красочный плакат-реклама. Белозубая девица в голубых джинсах счастливо улыбалась из-под банок тушенки и головок чеснока. Расставив кружки, Ашот сел на хрупкий стульчик наводчика пулемета и закурил.

Тут Нестеров увидел медсестру. Она вышла из-за сопки, где протекала река, шла неторопливо, глядя на толпящихся у полевой кухни солдат. Бушлат расстегнут, руки в карманах. Туристка! За ней, как конвойный, шел «телохранитель» – Шарыгин с автоматом.

Нестеров спрыгнул с брони.

– Поужинайте с нами, если хотите. Ашот накрыл в бэтээре. Ложку и кружку мы вам найдем. Разносолов не предлагаю, но…

– Это ваш солдат? – перебила она и кивнула на Шарыгина. – Я его несколько раз просила: не иди за мной, я хочу помыться. Вы его научите, пожалуйста, правилам хорошего тона.

Нестеров скривил губы.

– А что случилось?

– Я не могла уединиться. Он прилип как банный лист.

– Это ужасно! – покачал головой Нестеров. – И сержант наверняка увидел что-то непозволительное.

– Не надо иронизировать. Мне вовсе не доставило удовольствия раздеваться у него на глазах. И этот наглец даже не подумал отвернуться.

– Вода в ручье холодная? – попытался сменить тему Нестеров.

– Ледяная.

– Заметно: вы синяя.

– Вы поняли, о чем я вас попросила?

Нестеров протянул руку девушке и помог ей забраться на броню.

– Я хорошо вас понял, – ответил он. – И в свою очередь хочу, чтобы вы меня тоже поняли. Я приказал Шарыгину сопровождать вас повсюду, куда бы вы ни пошли. И приказ свой отменять не собираюсь. Он не будет оставлять вас одну за пределами охранения. Он приставлен к вам не для того, чтобы подсматривать, как вы купаетесь в реке, а для того, чтобы в случае чего спасти вам жизнь. Это закон войны. О своих претензиях вы можете доложить Воблину.

Девушка нахмурила брови и уже была готова сказать в ответ что-то дерзкое, но передумала и промолчала.

– Заходите, гостем будете, – раздался голос Вартаняна из люка. Он стругал копченую колбасу. Увидев в люке девушку, отложил нож и, низко пригнувшись, сделал подобие реверанса.

Нестеров подал руку, чтобы помочь медсестре забраться внутрь, но она сделала вид, что не заметила его движения, и ловко скользнула в люк.

Подвинув к себе кружки, Ашот разлил в них апельсиновый сок, затем стал доливать спирт из фляги.

– Вам тоже сделать коктейль? – спросил он медсестру. Его рука с флягой замерла над третьей кружкой.

– Конечно! – ответила девушка. – Разве закон войны не для меня писан? Разве я не такая же, как вы? Мы все одинаковые, без признаков различия. Наши поступки определяет один лишь боевой устав, а приказ командира заменяет собой этикет. Прошу обращаться ко мне, как к мужику. Можете хлопнуть меня по плечу. Можете при мне ругаться матом. Если захочется оправиться, то не стесняйтесь, делайте это прямо с брони… Что ж вы не льете водку? Давайте-давайте, щедрее! Сегодня я прошла боевое крещение!

– Да ради бога! – воскликнул Ашот. – Мне разве жалко водки? Налью, сколько скажете. Просто я подумал, что девушке такая адская смесь может не понравиться…

– Девушке? Забудьте о том, что я девушка. Я боец. Война снимает с вас обязанность делить людей по признакам пола.

– Не обижайтесь на меня, – сказал Нестеров. – Я хотел, чтобы вам было здесь комфортнее и спокойнее.

– Да я не обижаюсь, – махнула рукой медсестра. – Наверное, вы правы.

Глухо лязгнули кружки. Ашот выпил залпом и занюхал луковицей. Нестеров тоже опустошил кружку одним глотком и прижал к носу рукав. Девушка выпила «коктейль» медленно, осторожно, боясь поперхнуться. Поставила кружку, замерла, прислушиваясь к ощущениям, потом выдохнула и попросила сигарету.

– Давайте знакомиться, что ли? – сказала она, прикурив у Ашота. – Я Ирина. Вас, товарищ лейтенант, я знаю. Вы – Саша Нестеров. А вы?

Вартанян стукнул себя кулаком в грудь, представился и снова взялся за флягу.

– Теперь выпьем за знакомство!

– Мне больше не надо, – остановила его Ирина. – Я хоть и боец, но все-таки маломощный, и спирт с соком для меня тяжелое испытание… Уже все поплыло перед глазами… А вы пейте, не стесняйтесь. Здесь все свои.

– Может, приляжете? – выразил беспокойство Ашот.

– На матрас? – усмехнулась Ирина. – Сначала снизу, а потом сверху?

Нестеров подавился кусочком хлеба и закашлялся. Ашот густо покраснел.

– Не обращайте внимания, – проявила великодушие Ирина. – Я вовсе не обижаюсь. Нечаянно услышала ваш разговор… Не обольщайтесь, не вы первые шутите на эту тему. В госпитале я всякого понаслышалась. Все мужики одинаковые. И слава богу, что вы еще иногда говорите о женщинах. Особенно мне было приятно узнать, что товарищ лейтенант Нестеров должен хотя бы чуть-чуть влюбиться в женщину, чтобы позволить себе переспать с ней…

– Я… – смущенно произнес Нестеров. – Я говорил… В общем, как думал, так и говорил.

– Все правильно, – поддержала его Ирина. – Мы сейчас все говорим то, что думаем. На войне человек становится необыкновенно честным. Он не стыдится своих слов. Потому что… потому что…

– Не будем о грустном, – перебил Вартанян. – Скажите, Ирина, вы сегодня здорово испугались под обстрелом?

– Сама не знаю… Странно все это. Мне уже не верится, что сегодня по нам стреляли, и тот парнишка вытаскивал меня через люк, и надо было пригибаться низко к земле. Кино!

– Вам это кино еще смотреть и смотреть, – сказал Нестеров. – А зачем вы вообще приехали в Афганистан?

– Так и знала, что спросите. И ваш начальник штаба весь день допытывался… Я не хочу говорить об этом. Личные неурядицы, семейные драмы – все это вам вряд ли будет интересно. Я не могла поступить иначе. Мне надо было уйти от себя, родиться заново, чтобы отсечь, как скальпелем, прошлое…

– И как? Отсекли?

– Отсекла.

– И прошлую любовь?

Ирина помолчала, затем кивнула.

– И прошлую любовь тоже.

– У нас есть старшина роты Ефимов, – сочно откусывая луковицу, сказал Ашот. – Сейчас он в отпуске. Год назад подорвался на мине-итальянке, удачно, правда. Ноги ему немного погнуло, одна стала короче другой, зато все остальное… в смысле, мужское сокровище, уцелело. Когда вышел из госпиталя, сказал: «К чертовой матери такую службу! Ухожу на гражданку! Надоело!» Но подошло время заменяться в Союз, и он затосковал, запил по-черному. Три дня мучился, потом написал рапорт и остался с нами… Афганистан, Ира, это большая загадка. Чем больше здесь пережито, тем сильнее потом ностальгия. Мне уволившиеся бойцы пачками письма присылают: Ашотик, мы хотим вернуться! Мы хотим в строй, в роту, у нас руки тоскуют по автомату! Как это сделать? Может, школу прапорщиков окончить? С ума мальчишки посходили, мучаются от либидо к смерти.

– Вы не поняли меня, Ашот. – Девушка выкинула окурок в люк. – Я здесь вовсе не упиваюсь счастьем. И потом, когда уеду в Союз, вряд ли буду вспоминать Афган как лучший период своей жизни. Больничные палаты и окровавленные культи будут долго сниться мне в кошмарных снах. И продлять контракт я не стану. Афган для меня – стена, отделяющая прошлую жизнь от прежней. Здесь я замуровала, навсегда похоронила свое прошлое. Я приехала сюда, потому что мне нужно было потрясение иного рода. Мне нужно было заболеть, чтобы обрести стойкий иммунитет. Мне надо было переключиться, надо было сделать нравственное усилие, чтобы оживить чувства, которые уже начали отмирать… Каждому из нас в жизни нужен свой Афган…