но Марк его понял.
— Но не хочу признать, — закончил он фразу.
Из груди вырвался тяжёлый вздох, но почему-то вдруг стало спокойнее — словно разговор с Огнецветом наконец подвёл его к окончательному осознанию и добавил решимости.
— Что мне нужно сделать? — тихо спросил Марк. — Ты знаешь?
— Да, — кивнул Огнецвет. — Увидеть всё полностью и разбить клетку, в которую ты угодил.
Прежде, чем Марк успел что-то возразить, мир снова пришёл в движение. На белом снегу проступило пятно цвета ртути. Тягучие капли потянулись вверх, пока не собрались в зеркало. В то самое проклятое зеркало, сквозь которое он видел своё прошлое.
— Я не могу его разбить, если ты об этом, — пробормотал Марк. — Пытался много раз.
Он приблизился к зеркалу. В мутном отражении промелькнуло его бледное лицо. Впервые за всё время посмертия страшила не неизвестность. Марк слишком хорошо знал, что увидит, и от этого внутри все сводило ледяной судорогой.
— Смотри, — прозвучал рядом голос Огнецвета.
— Почему ты думаешь, что это поможет? — тихо спросил Марк.
— Потому что это твой последний шанс.
В его голосе звучала уверенность, которой недоставало Марку. Поверхность пошла рябью, а через несколько секунд превратилась в снежное утро, и Марк увидел себя со стороны. Возле родительского дома остановилось такси, а из подъезда вышел он сам и, на ходу ёжась от холодного ветра, сел в машину.
Марк навсегда запомнил свой последний день. Цепочка событий, которая привела к такому финалу, запустилась раньше. Бывшие ученики одиннадцатого “Б” устроили встречу по случаю десятилетия со дня выпуска. Марк до последнего тянул с решением. Не хотел ехать. Он помнил сверстников, друзей и просто приятелей, готовых рвануть куда угодно, и не хотел рушить поистёртые со временем детские и подростковые воспоминания. Они давно стали друг для друга чужими людьми. Марк примерно представлял, как всё будет. Не очень искренняя радость и оценивающие взгляды. Неловкие паузы до первой партии алкоголя. Разговоры, кто чего добился. Часть одноклассников быстро разбежится, сославшись на домашние дела, другая — завалится бухать в ближайший бар. Возможно, он слишком плохо думал о людях, но представлял грядущую встречу примерно так. В конце концов, ему простительно — Марк всегда слыл немного странненьким. Он с самого детства был мечтателем. Взрослые часто считали его поверхностным и недалёким, а ему нравилось придумывать собственные миры и истории, тогда ещё по-детски простые и наивные.
В родном захолустье ему давно стало душно, и он с юношеской горячностью рванул в большой город — за новыми впечатлениями и возможностью осуществить свои мечты. Спустя десять лет он мог сказать, что он сумел это сделать. Но так считали не все. Изображение в зеркале моргнуло, словно телевизор переключили на другой канал. Марк увидел квартиру родителей. Мама с отцом разговаривали на повышенных тонах.
— Да что ты к нему привязался?! — говорила мама. — Что он у нас, хуже всех что ли?
— Смотря в чём, — жёстко ответил отец. — Десять лет прошло, десять! Все повзрослели, за ум взялись. Почти у всех семьи. Он вот что, не мог хотя бы серьги свои снять? Позорит меня перед людьми. В своей Москве пусть хоть с голой жопой ходит, раз уж мозгов нету.
— Ну так уж и нету. Деньги ты у него, несмотря ни на что, брать не стесняешься.
Отец хмуро глянул на маму.
— Да все говорят, что ему просто повезло. На него люди смотрят и чего только не думают.
— Дурак ты, Костя. Ты не людям должен поддакивать. И не оправдываться. А его поддерживать. Тебе лет через двадцать не соседи будут помогать, а сын, которого ты стыдишься. Марик не глупый, он же всё видит.
Отец не ответил. Изображение снова потемнело, а Марк криво улыбнулся. Дома его считали белой вороной. Это в Москве он мало чем выделялся. Там никого не удивишь ни шмотками, ни проколотыми ушами, ни айфоном. А здесь… Здесь он просто придурок, которому, как все говорили, все само приплыло в руки. Малевать картинки — какой же это труд? Любой дебил справится. В одном Марк с мамой был несогласен — ничего он не видел. Ни с отцом, ни с одноклассниками.
Пока он думал о прошлом, посмертие переключилось на встречу выпускников. Изображения шли как в клиповой нарезке, фрагментами. Вот Марк только что приехал в кафе, а вот он уже сидел вместе с бывшими приятелями. Генка, узнав, что он работает в немецкой компании, тут же заржал и назвал его фашистом. Как в детстве. В младших классах Марк так бесился от этого прозвища. Сколько раз дрался с теми, кто его дразнил, сейчас и не вспомнить. Точно знал, что столько же получал от отца за то, что полез в драку. Уже в средней школе Марк сдружился с тремя одноклассниками, и обидное прозвище “фашист” само собой превратилось в обычное погоняло. А в юности он и вовсе не брезговал нарочно упомянуть девушкам о своей родословной, чтобы добавить себе немного загадочности.
Следующей сменой кадров стал момент, когда Марк совершил ошибку, стоившую ему жизни. Все начали расходиться, и Генка неожиданно позвал их старую компанию к себе на квартиру. Поговорить, повспоминать и пропустить ещё по стаканчику, пока получилось вырваться из ежедневной рутины. Кто-то ещё тогда удивился, не будет ли против его жена, но Генка с гордостью объяснил, что ему досталась однушка от умершей бабки. Для таких посиделок — самое то. Марк хотел уже вызывать такси и ехать домой, но Генка великодушным жестом позвал и его. Как он сказал, наверстать упущенное. Марк зачем-то согласился. Они поехали вчетвером — той самой старой компанией, о которой у него сохранилось столько тёплых воспоминаний.
Изображение дрогнуло и приблизилось. Теперь Марк уже не смотрел со стороны — он словно вернулся в тот день и заново его проживал. В старую квартиру, видевшую последний ремонт ещё при советской власти. Большую часть мебели Генка, видимо, уже вывез. В комнате остался только диван и обеденный стол с расставленными вокруг него стульями. С кухни слышался рокот допотопного холодильника.
Марк с дивана посматривал на повзрослевших и ставших чужими друзей.
Генка всегда у них был главным заводилой. Сколько нагоняев они получили от родителей, потому что всей компанией радостно срывались в его очередную авантюру. В коренастом парне с трудом узнавался школьный товарищ. Марк слышал, что тот успел отмотать пару лет за решёткой. Попался то