Попалось нам копытце, полное водицы. Но Ворон закаркал:
— Не пей, Качалкин, пор-росёночком станешь!
Водица в копытце пахла спиртом.
Я шёл и терпел. Петрова ныла, что надо было всё-таки испытать водицу из копытца, напоить хотя бы Волка. Пусть бы стал поросёнком, даже лучше… Телят бы чужих не жрал…Только вот куда бы он смотрел?
— В хлев и смотрел бы, куда ж ещё?
Так мы переругивались, изнывая от жажды, и вдруг увидели реку. Это была настоящая сказочная речка: вода синяя, чистая, каждый камушек видно, песок золотой и серебряные ивы на берегу. Мы вдоволь напились, наплавались, нанырялись, и я поспорил с Петровой, что просижу минуту под водой.
Но на тридцать второй секунде она меня вытащила с криком, что кто-то упал в реку с обрыва. Над водой в самом деле показалась чья-то голова и снова скрылась в полном молчании. Туда-сюда. Будто поплавок, когда клюёт. Я подплыл — никого. Искал, нырял — бестолку.
А Петрова тем временем бегала по берегу и звала на помощь. Какой-то пижон, весь в белом, с тросточкой и в цилинрдре, услыхав, что кто-то утонул, прямо в белом своём костюме и белых туфлях направился в воду. Всё глубже, пока вода не накрыла его вместе с цилиндром, и пижон, таким образом, тоже исчез. С концами. Сколько мы с Петровой не таращились на реку — никого. Был один утопленник, стало два.
Лишь Ворон кружил над волнами и каркал:
— Не зная бр-роду, не суйся в воду!
Хотел я снова нырнуть на розыски, но Петрова в меня вцепилась, не пускает. Орёт, что обещала моей маме и всё такое.
Пока я от неё отбивался, волны расступились, будто в каком-то кино, и появился этот белый тип с утопленником на руках.
Утопленником оказался…Бедный Макар!
Мы, конечно, удивились, но надо было не удивляться, а откачивать бедолагу, — это мы в школе проходили по гражданской обороне. А когда Макар задышал и откашлялся, только ещё говорить не мог, мы стали благодарить Макарова спасателя. И опять удивились, потому что…
Потому что тот вышел из воды совершенно сухим!
И не просто сухим — складка на брюках будто по линеечке, на белых туфлях и цилиндре ни пятнышка. Даже белая гвоздика в петлице. Цилиндр снял, поклонился — причёска будто только что из парикмахерской, а не со дна реки.
— Непромокаемый костюм? Скафандр? — поинтересовался я, — А может, вы фокусник?
— Если бы, — вздохнул пижон, — Фокусник, водолаз — это так инте ресно, романтично…Нет, господа, я всего лишь Суховодов. Тот, Который Всегда Выходит Сухим из Воды. Так что не стоит благодарности — для меня это была лишь пустяковая прогулка по дну.
— Как это «сухим из воды»?
— В прямом и переносном смысле, — он опять вздохнул, — Из любой передряги. Со мной никогда ничего не случается.
— Но почему вы так грустно об этом говорите? Это же замечательно!
— Ничего замечательного — скука смертная. Хоть бы споткнуться разок, ноги промочить! Мухи и те на меня не садятся. Мне завидуют, меня никто не любит. А чему завидовать-то? Я так одинок! Ни одного друга…
— Давай мы будем твоими друзьями, — неожиданно перешла на «ты» Петрова, — Хочешь пойти с нами?
Петрова мигом сориентировалась — с этим не пропадёшь. Девчонкам такие нравятся — удачливые, одинокие и разочарованные. Они их, видите ли, жалеют.
— С превеликим удовольствием! — обрадовался Суховодов, сообщив, что всю жизнь мечтал отправиться с друзьями в какое-либо увлекательное опасное путешествие. А узнав, что мы ищем Тайну, ещё пуще обрадовался и сказал, что если мы её найдём, то, может, и он узнает, как сделать, чтобы окружающие ему не завидовали и его любили.
— А я бы спросил у Тайны — почему я такой невезучий? Даже утопиться не сумел.
И воскресший Бедный Макар признался, что не случайно упал в реку, а бросился с горы. Что старший брат, недосчитавшись телёнка, жестоко избил его и выгнал из дому без куска хлеба.
Петрова предложила сейчас же всем вместе отправиться к Макарову брату и как следует его отлупить. Мы с Суховодовым не возражали против восстановления справедливости, даже Ворон нас поддержал, намекая, что неплохо бы скормить макарова брата нашему Волку:
— Волка ноги кор-рмят! Слишком бр-рат жир-рноват!
Бедный Макар перепугался, замахал руками и сказал, что любит брата несмотря ни на что, никому не хочет причинять зла и лучше уж бросится назад в реку.
В общем, нам ничего не оставалось, как взять с собой и Макара. Я думал, Петрова будет возражать, что, мол, Бедный Макар в пути не подарок, что он и на нас беду накличет, что с ним и нам не повезёт, и всё такое. Но Петрова меня приятно удивила, сказав, что Макар из-за нас пострадал, что он хороший и добрый, и наш прямой долг о нём позаботиться.
Бедный Макар от счастья голову потерял. Еле нашли.
Так нас стало четверо, не считая Ворона и Волка. И двинулись мы дальше туда, куда Волк смотрел.
Вдруг видим — сидит на дороге девчонка и плачет. Всё лицо платком замотано, только мокрые глаза видны. И платок совсем промок.
— Чего ревёшь-то? Что стряслось?
— Но-ос! — проревела девчонка, — Мне на базаре нос оторвали!
— Ой, как интересно! — в восхищении всплеснул руками Суховодов, — Ну почему со мной ничего такого не случается? Что же ты такого натворила?
— Просто спра-ашивала…Отчего, да почему.
— Дикость какая! — возмутилась Петрова, — Что у вас на Куличках, уж и спросить ничего нельзя? Ну не хотите — не отвечайте, но чтоб носы отрывать…Не реви. Мы пойдём на базар и потребуем вернуть тебе нос.
— Пусть уж лучше мне оторвут, — предложил Бедный Макар.
— Или мне попробуют, — поддержал Суховодов.
Найти на Базаре девчонкиных обидчиков оказалось непросто — здесь собрались персонажи со всех Куличек. Зазывали, завлекали:
— И швец, и жнец, и на дуде игрец!
— Сапожник без сапог!
— Меняю шило на мыло!
— Куплю корове седло!
Из ярко раскрашенного балаганчика доносились аплодисменты, смех, весёлая музыка. У входа висело:
«Великий танцор Безубежденцев! Кому служу — тому пляшу! Цена билета — три копейки в базарный день»!
Мы решили зайти и поискать — не там ли девчонкины носоотрыватели? Суховодов купил на всех билеты. Обидчиков в зале не оказалось, но зато…
«Великий танцор Безубежденцев» оказался не старше нас с Петровой, но каким талантливым! Когда он плясал, настроение у всех поднималось до самого купола — ноги сами притопывали, руки прихлопывали. Уже вся публика разошлась, а мы всё кричали «Бис»! и уговаривали его сплясать ещё.
— Гони монету, или меня нету, — заявил Безубежденцев, — Были бы побрякунчики, будут и поплясунчики!
Монет у нас с Петровой не было, и мы поинтересовались — неужели он танцует только ради денег? А просто подарить людям радость…
— Некогда мне дарить радость. Я ж на одних подмётках семи царям служу, под их дудки пляшу.
— Где же твои убежденья? Разве так можно?
— От рожденья не имел убежденья!
Безубежденцев нам сразу разонравился, и мы отправились дальше искать девчоночий нос.
— Ой, вон мой брат! — испуганно воскликнул Макар, — Телят продаёт. Меня прогнал, теперь их пасти некому.
— Эти телята — твои, — заявила Петрова, — Брату остались дом и хозяйство, а телята — твои. Ты их вырастил. Алик, мы должны восстановить справедливость.
— Алики в валенках, — проворчал я, снимая рубашку и передавая Петровой на хранение волшебные часы. Драться я умел, но не любил.
— Ты ограбил своего брата, — заявил я, — Эти телята по справедливости принадлежат Макару.
— А кто ты такой?
— Пионер Олег Качалкин, друг Макара.
— А меня зовут Фомой и живу я сам собой, понятно? Кто смел, тот и съел, понятно?
Телята тем временем увидали Макара и побежали к нему.
— Понятно, — сказал Суховодов, щёлкнул кнутом и погнал стадо прочь, как заправский пастух. Вот тебе и пижон!
— Стой! — взвыл Фома, — Караул! Воры!
На шум собралась толпа.
— А ты докажи, что стадо твоё. Свидетелей позови, соседей.
— Нет у меня никаких соседей. Я живу сам собой! Воры!
— А это мы сейчас проверим, на ком шапка загорится. Ну-ка, братья, станьте рядом…
Шапка, само собой, загорелась на Фоме. Фома её с проклятьями потушил под улюлюканье толпы и убежал не солоно хлебавши. Бедный Макар всё жалел брата и рвался догнать, а Ворон злорадствовал:
— С волками жить — по-волчьи выть!
Одного телёнка мы сразу же продали и накупили сказочно вкусной еды. Бедный Макар впервые в жизни смог поесть досыта и у него заболел живот. А Суховодов сетовал, что у него никогда живот не болел, что это, наверное, очень интересно, и завидовал Макару. Суховодов изо всех сил пытался объесться, запихивал в рот куски жареного мяса, помидоры, но мясо шлёпалось в пыль, помидоры выскальзывали из рук, прыгали вокруг Суховодова, будто красные мячики. Мы помирали со смеху, а Суховодов чуть не плакал.