Ар-Рагир аб Фаргид стоял на каменистой отмели и смотрел вслед дхоу, удалявшемуся от острова. Она только что освободилась от очередного груза человеческих отбросов, и два десятка преступивших закон бывших людей выбирались из воды на гранитный берег. Бывших, ибо перед тем, как подгоняемые ударами пик они покинули трюм, служитель Создателя Миров пропел козлиным голосом чин отрешения от Всемогущего Отца и милостей его.
Отныне будут прикованы они к проклятой скале, если не смилостивится над ними Владыка Вечности, навсегда.
Утес спокойно и безучастно принял очередную порцию осужденных, как и много раз до этого. Корабль быстро уходил прочь от острова, провожаемый ненавидящими взглядами оставшихся на мертвых камнях людей.
Молча они стояли у кромки прибоя, словно ожидая чего-то. Все двадцать душ, обреченных на столь необычную и ужасную казнь.
За дни в тюрьме и в вонючем трюме они уже знали друг о друге — кто и за что сюда попал. Что не сказали сами, то поведали издевательские разговоры тюремщиков.
Плачущий старик — почтенный молла Аб-Дарун — угодил сюда, будучи застигнутым в хлеву с козой. А сказано Провозвестником: «Кто ляжет со скотиной, как с женщиной, тому смерть». И подавно непростительно, если служитель Всемогущего совершит это. Так его со спущенными штанами и тащила до городской тюрьмы толпа прихожан, еще вчера внимавших словам старца с открытыми ртами.
Два темнокожих, похожих, как братья, пастуха с Гидийского нагорья. Как это ни смешно, но они тут за то же самое, что и Аб-Дарун. Они, подобравшись к стаду дромадеров, попытались изнасиловать молодую верблюдицу, но были пойманы рабами, охранявшими стадо. Вообще-то на этих дикарей смотрят обычно сквозь пальцы, и в худшем случае — быть бы им битыми жестко плетью. Но верблюдица оказалась из стада тарика тамошней провинции. И повезли двух диких, казалось, и говорить-то толком не умеющих пустынных бродяг сперва в столицу, дабы выставить у позорного столба, затем в Наридалу, а потом, в трюме парусника, сюда, где им суждено остаться.
Угрюмый, звероподобный, заросший шерстью, как дэв, Сином-Зуболом — головорез из шайки знаменитого разбойника Хаша Тачи, однажды вырезавшего целую семью в четырнадцать живых душ ради нескольких медных монет и узла с тряпьем. И хотя сам Тачи и большая часть его шайки уже умерли на кольях, а тела их насытили голошеих стервятников ма-раббу, все равно еще долго жители предместий высокостенной Наридалы будут пугать детей именем его.
Шестеро тайных поклонников Агибалла держатся вместе и угрюмо, исподлобья оглядываются. Ну, с этими все ясно. Как имеющий некоторое отношение к Тьме, Ар-Рагир знал, что если не все, то половина того, что приписывают слугам этого запрещенного, злобного бога, пришедшего из неведомой тьмы времен, — святая правда.
Трое здоровяков в рваной морской одежде. Это контрабандисты из какой-то эл-имарской шайки. Их сгубила жадность — застигнутые портовой стражей «на горячем», они вместо того, чтобы бежать, бросив товар на радость слугам эмира, решили защищать добычу, понадеявшись на остроту мечей.
И, наконец, он сам — Ар-Рагир аб Фаргид, ученый чародей.
Подождав, пока привезшее их сюда суденышко сначала превратилось в крохотную точку, а затем и вовсе исчезло из виду, обреченные разбрелись кто куда. Но далеко от берега не уходили, может, надеясь на то, что корабль вдруг вернется.
Удалившись в тень, отбрасываемую высокой скалой, Ар-Рагир устроился на большом плоском камне и принялся размышлять. Голова работала плохо. Ломило затылок, кровь била в виски. С чего бы это? Уж не подцепил ли он какую-нибудь хворь от этих… Впрочем, похоже, это уже не имеет значения…
Да, обидно умирать в три с небольшим десятка лет, тем более, если ты — истинный чародей, к тому же находящийся на пороге подлинного мастерства и могущества.
Семнадцать лет назад, после того как отец, чахоточный лекарь-неудачник отдал обнаружившего магический талант сына в обучение к мастеру Ар-Радиру, знатоку целительской магии, Ар-Рагир начал искать ключи к тайному знанию, которое даст ему силу, что вознесет его над прочими людьми на головокружительную высоту.
Он читал чудом уцелевшие запретные книги, изучал шаманство черных колдунов с юга Айлана и магию фаранджийцев, совершил путешествие в Уаджет в поисках древней мудрости. С возрастом, изучив книги и летописные записи о древней магии, он пришел к выводу, что действительно великое колдовство, делающее человека могучим, как божество, с течением столетий стало просто невозможным. Магия, словно родник, бивший ключом в древние времена, из которого каждый мог наполнить себя, как сосуд, доверху, теперь превратилась в грязную лужицу, и уже невозможно было зачерпнуть из нее больше пары капель, да и то с большим трудом.
Но Фаргид работал с тем, что оставалось в распоряжении подобных ему людей, и уже к двадцати пяти годам кое-чего достиг. Особенно в демонологии и некромантии. В последней, как признавали коллеги по ремеслу, ему не было равных среди живущих ныне чародеев Танисса. Оттого и не бедствовал, потому как много находилось охотников пообщаться с теми, кто переселился в Царство Всемогущего.
И надо же было так проколоться! Попался на горячем, когда норовил с помощью своего искусства отыскать клад, который прежний султан зарыл в припадке помешательства (которое и свело владыку в могилу).
В другое время его, глядишь, и отпустили бы, удовлетворившись приличной мздой. Но Фаргиду не повезло. Как раз за две недели до ареста молодой султан, очень внимательно прислушивавшийся к разным старцам и богословам, по их наущению подписал новый фирман о борьбе с черной магией.
В другое время Ар-Рагир затаился бы, воздерживаясь от занятий искусством. Но, как назло, он понадеялся на вельможу, с чьей подачи он и затеял поиск клада, и позволил себе проигнорировать объявление священной войны черным колдунам и чародеям. За что и поплатился.
В итоге он был схвачен, накормлен снадобьями, лишающими всякой магической силы, обвинен в некромантии и поклонением демонам…
И вот теперь он на этом проклятом острове по воле подписавшего приговор палача зиндиков.
Надо сказать, что и «заказчику» не поздоровилось. Правда, его участь была более счастливой — вельможу просто удавили…
Тяжелая рука легла на плечо.
— Эй, приятель, ты часом жратвой не богат?
Чародей скосил глаза.
Перед ним, нагло скалясь, стоял высоченный мордоворот. Многочисленные шрамы на теле, а также воровское клеймо на лбу не оставляли сомнений в роде его занятий. Хотя, случалось, что клеймили не только виноватых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});