Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот теперь официальный повод Софью навестить появился. Радоваться аль нет тому – Олег еще не знал.
Падала с крыш капель, синее с редкими розоватыми облаками небо, дышало весною. В куче преющего навоза, у лужи, весело чирикали воробьи. С Торга доносились зазывные крики продавцов и азартная громкая ругань. Из корчмы показался наконец Олексаха.
– Вот что, Олександр, – задумчиво произнес Олег Иваныч. – Полечишь свою Настену – к вечеру скачи на вощаника Петра усадьбу, поищи Сувора. Ежели сыщешь, – Олег Иваныч нехорошо усмехнулся, – мы с ним особо поговорим.
– А ежели как не сыщу Сувора-то?
– Хотя б узнай, где он быть может.
Кивнув, Олексаха вихрем взлетел в седло. Проводив его взглядом, Олег Иваныч подкормил каурого прикупленным тут же, в корчме, овсом и медленно поехал к палатам посадника.
Суд, за отъездом князя, Михаила Олельковича, отправлял лично посадник Дмитрий Борецкой – довольно молодой еще, осанистый мужчина, с густой, падающей на грудь бородой и хмурым отечным лицом. По всей палате на лавках сидели видоки – бояре, да по трое от концов, и судейские дьяки. От жарко натопленной печки парило.
Подсудимый Григорий грустно стоял в углу со скованными толстой железной цепью руками. Увидев Олега Иваныча, чуть воспрянул духом, даже попытался улыбнуться.
– Признаешь ли ты, человече Григорий, что вместе с казненным вощаником Петром занимался деланием бесчестных денег? – глухим голосом вопросил посадник.
– Нет, не признаю, – Гришаня отрицательно качнул головой.
– Тогда откуда ж у тебя в одежде бесчестные деньги? – язвительно осведомился с лавки кто-то из дьяков.
Отрок вздохнул, ничего не ответив. Кабы знать – откуда…
– Довожу до сведения уважаемого суда, что имение с собой бесчестных денег еще не означает их делание! – поклонившись, возразил Олег Иваныч, добавив, что все аргументы против Гришани весьма скудные. Кроме зашитых в кафтан фальшивок, честно говоря, и нету более ничего!
– А те деньги, может, ему и подсунул кто, – загадочно закончил Олег Иваныч. – Настаиваю на продолжении следствия!
– Согласен! – неожиданно поддержал его посадник. – Вину софийского человека Григория в делании бесчестных денег доказанной не считаю. Кто еще что скажет, людство?
Олег Иваныч внимательно вглядывался в Гришаню – вид, конечно, унылый, но не разбитый, как обычно бывает после дыбы. Стоит, с ноги на ногу переминается.
– Так что, так и не сознался? – опять спросили сбоку. Ну, ответ был, в общем-то, ясен. Сознался б, так не стоял бы сейчас здесь.
– Упорный, шпынь.
Посовещавшись с боярами, посадник что-то шепнул дьякам. Те забегали с бумажными свитками, спрашивали мнение бояр, Олега Иваныча, даже самого подозреваемого, Гришани.
Судебный вердикт был следующим: вину софийского человека Григория в производстве фальшивых монет считать недоказанной, дело продолжить дознанием еще на сорок дней, в течении коего срока два раза в день – утром и вечером – сечь отрока плетьми (особый случай!), двадцать раз каждый, ежели и после того не сознается – так и считать невиновным.
Олег Иваныч перевел дух.
Решение было гуманным. Могли бы и дыбу придумать, на случай-то особый сославшись, и жжение грудины соломой, и подвешенье за ребро на крюк, а тут… каких-то сорок плетей в день – не так уж и страшно, тем более исполнитель наказания – наверняка Геронтий. А с ним-то что эти плети – так, тьфу, плевое дело.
Гришаня тоже разулыбался, подмигнул Олегу Иванычу, тот в ответ незаметно показал большой палец. Эх, хорошо, что не было на заседанье боярина Ставра! Шарился где-то боярин, ну и пес с ним.
Обсуждая произошедшее, бояре шумно поднимались с лавок.
Плюгавенький дьяк подбежал к посаднику, тряся бороденкой, зашептал что-то на ухо.
– Еще одно, господа бояре! – останавливая уходящих, поднял руку посадник. Олег Иваныч замер на полпути к Гришане. Ничего хорошего не ждал он почему-то от того плюгавого дьяка, словно предчувствовал что.
– Не так и важно, но… – посадник махнул рукой. – Вместо Геронтия, палача уставшего, Ставр-боярин третьего дня предложил своего человека использовать. Как, господа суд?
– Используем!
– Да без разницы.
– Ну, так и запишем.
Вот так-то. Рано, оказывается, радовались.
Гришаня побледнел, закусив нижнюю губу, обернулся – воины повели его, гремя цепью, – жалобно посмотрел на Олега Иваныча. Тот подмигнул, успокаивая. Весело подмигнул, хоть на душе-то и у самого кошки скребли… Пролетели, выходит, с Геронтием. Жаль… Чужой-то палач – тем более, Ставров, с десятка ударов отроку спину раскроит, инвалидом на всю жизнь сделает. А признайся Гриша – вмиг голову с плеч снимут, или – расплавленное олово в глотку, с фальшивомонетчиками разговор известный. Хоть, кажется, и не принято то в Новгороде. Одна надежда оставалась у Олега Иваныча – узнать, кто палач… может ведь и не доехать палач до поруба-то, лихих людишек на улицах полным-полно.
Пользуясь своим правом, самолично спустился в темницу.
Холодно… Впрочем, не так, как тогда, в ноябре, весна все-таки.
– Исполнил ль просьбу мою? – бросился к нему Гришаня.
– Исполнил, – кивнул Олег Иваныч. – Завтра с утра уедет на Москву Ульянка.
– Вот благодарствую, Олег Иваныч. Дай обниму тебя, – громыхнув цепью, отрок вдруг заплакал навзрыд. – Вощаника Петра жалко, тятьку Ульянкина…
– Не горюй, отроче, – Олег Иваныч потрепал парня по плечу, скривился – самому б не заплакать. Отстранился – некогда было тут с отроком время терять, с новым-то палачом проблему решить надо, да с Олексахой увидеться – как он там, нашел Сувора-то?
Что это именно Сувор подставил вощаника и Гришаню с фальшивками, Олег Иваныч и не сомневался. Бывали и покруче интриги. Вот разыскать бы Сувора этого… да поспрошать вдумчиво, с палачом Геронтием вместе. Глядишь, и сказал бы что. Искать надобно Сувора, искать! Чем там, интересно, Олексаха порадует?
Приехав к себе на Ильинскую, отослал сразу Пафнутия в поруб – пирогов да кваску Гришане отнести. Сам ногами горницу мерял, ждал, волновался. Палач новый с утра приступить обещался… время есть еще – вечер целый. Ах, быстро бежит время… уж и смеркается. Узнать бы, откуда фальшивки в Новгороде берутся, яснее картина б стала. Не похоже, чтоб кустарь-одиночка те монеты делал – уж больно качественно изготовлены. Если б не вес, ничем бы от настоящих не отличались. Значит, серийное производство – большими партиями должны поступать. А кому выгодно подорвать новгородскую экономику? Москве – раз, псковичам – два, Ганзе – три, Литве – четыре… Ну, может, еще и ордену. Ищи, в общем, свищи. Стоп! Софья! Что там говорил про нее опальный ключник Пимен? Она должна знать про Олексу-ушкуйника – как теперь выяснилось, тайного коллегу Олега Иваныча. Именно Олекса, кажется, и напал на след фальшивок в Нагорном Обонежье. Но почему – именно оттуда? Следы замести? Может быть. Да и кузниц там много, хоть на том же посаде Тихвинском, и людишек рисковых хватает. Не надо и завозить чего – прямо там и печатать можно, на дальних погостах. Потом – тайными тропами вывезти…
Но при чем здесь Софья?
Так, может, у нее и спросить? Прям сейчас и ехать? Или… Или все-таки дождаться Олексахи?
Олексаха явился под вечер. Ничего не говоря уселся за лавку, устало вытянув ноги, отпил предложенного сбитня, сообщил с усмешкой:
– Нет нигде Сувора-то. Дружок его, Нифонтий, сказывал – третьего дня последний раз Сувора видывал. Доволен был тогда, Сувор-то, скоро, говорил, в богачестве заживу, к Явдохе в корчму сходим. С тех пор и ни слуху о Суворе, ни духу.
– Ну, правильно, – пожал плечами Олег Иваныч, – зачем он им теперь нужен, Сувор-то? Как говорится, мавр сделал свое дело.
Олексаха поставил на стол корец с недопитым сбитнем, задумался над последней фразой.
– В общем, растает Федоровский ручей – выловим в нем Сувора – так мыслю, – заключил Олег Иваныч. Олексаха утвердительно кивнул, соглашаясь.
– Завтра с утра попытай на всякий случай о Ставре, – прощаясь, дал цэу Олег Иваныч. – За усадьбой его последи, доверенных лиц поспрашивай. Ну, сам знаешь, учить не надо. Да, о палаче его охочем – особливо вызнай. А я пока в другое местечко смотаюсь.
С утра неожиданно повалил снег. Падал, кружась, целыми хлопьями, словно вернула свои права зима-холодица. Серое, покрытое тяжелыми тучами небо ощутимо давило на город, на его храмы, дома, башни и стены Детинца, на всех людей в нем.
Самолично оседлав каурого – слуга Пафнутий приболел малость, всю ночь зубом, сердечный, маялся, – Олег Иваныч тронулся в путь, отворачивая лицо от снега. Проезжая по Ярославову дворищу, повернул голову – какие-то немногочисленные мужики что-то лениво кричали супротив московского посольства… Припозднились чуть мужики-то, посольство уже съехало.
Перемешанный сотнями ног снег на Торгу превратился в грязную глинистую жижу. Олег Иваныч тронул поводья, объезжая кучку мелких торговцев, бывших коллег Олексахи, деловито судачивших о каком-то ночном пожаре. Взъехал на мост. Интересно, что такого может знать Софья об Олексе? И о фальшивых деньгах… И не о том ли пытал ее Ставр тогда, в заброшенной часовне на Лубянице? Так и не заговаривала боярыня про то больше, а Олег Иваныч специально не спрашивал, хоть и чесался язык.
- Дикое поле - Андрей Посняков - Альтернативная история
- Потом и кровью - Андрей Посняков - Альтернативная история
- Новая Орда - Андрей Посняков - Альтернативная история
- Король - Андрей Посняков - Альтернативная история
- Легионер - Андрей Посняков - Альтернативная история