И брали аккорды фальшиво.
Закрыта была на замок
Душа, даже Тютчев не мог
В нее заглянуть без боязни.
И совесть была безучастней.
Ты, гордость, — вода в решете:
Криклива, глуха к доброте,
Слепа, красоты не заметишь,
Презреньем на кротость ответишь.
Ты, молодость, тем хороша,
Что быстро проходишь. Душа
Скудеет в бездумных порывах
И счетах твоих торопливых.
1973
* * *
Эгоистична верная любовь,
Эгоистичны самоотверженье
И нежность... Что за странное движенье
В душе подсматривает злая кровь!
Спроси себя: за что меня любить?
И нет ответа, я ведь знаю.
Не любит воду тот, кто хочет пить.
Но что мне эта истина сквозная!
1973
* * *
Ты улыбаешься не мне
На полувнятном снимке,
По голень в ласковой волне,
Вся в отблесках и дымке.
Так по-девчоночьи стройна
В купальнике дешевом,
Ты загорела, ты полна
Таинственным и новым.
Всё, чем прекрасен этот мир
В венце неповторимом,
Вобрал пылающий эфир
Твоих небес над Крымом.
Всё, чем ужасна жизнь моя
Под этим небосводом,
И рядом не поставлю я
С тем судьбоносным годом.
Души пропащей не спасут
Ни четьи, ни минеи.
Ни смертный час, ни страшный суд
Не будут мне страшнее.
Тот, кто наводит объектив,
Заворожен тобою,
Давно уж мертв, а если жив,
То обойден судьбою.
А кто насытил пустоту
Любовью изначальной,
Подменит мне улыбку ту
Усмешкой этернальной.
Всё можно высветлить, назвать
И тем заклясть ошибки,
Но не переадресовать
Счастливой той улыбки.
1969–31.08.2001
* * *
Она, как низменный порок,
Меня гнетёт и убивает.
Кто ж знал, что боль такой бывает?
А, что б ее... Какой урок!
Она умрет, когда умру
Я, злою памятью раздавлен,
Где, сладким ядом слов отравлен,
Жил, с отвращением к перу;
Где даже ненависть к себе
Ничуть не искупает боли,
Где нечем жить, где нету воли
И нету стимула к борьбе.
Кренится твердь, уходит вбок,
Слышно подземное движенье —
Я вижу смысла изверженье,
От гибели на волосок.
А жизнь моя и смерть моя,
Полуобнявшись, как подруги,
Стоят, соединили руки —
И жадно смотрят на меня.
1970–1985
* * *
Сирокко, мистраль, урикан, суховей,
Бандиты-ветра благородных кровей,
Не мешкайте, станьте подспорьем
Над горем, над ласковым горем.
Пусть черное горе качает ладью,
Фелуку убогую, муку мою.
Раскинулось горе широко.
Над ним куролесит сирокко.
Ты, Брут Пиренеев, товарищ мистраль,
Мне в сердце вонзаешь стальную спираль.
Ты — смерти недолгой податель.
Спасибо за помощь, приятель.
Как ловко пловцу ты расставил капкан,
Карибский пират, островной урикан.
Бушует бескрайнее горе.
На дыбу ведет Лукоморье.
Заносчивый пахарь каспийских пустынь,
Мети, суховей, не устань, не остынь.
Что делаешь, делай скорее.
Нам вместе качаться на рее.
1970 — май 2002
* * *
Держать в объятьях одну, а любить другую —
Ты этому учишь нас, чародей и плут?
Нет, только одну люблю и одну ревную
И только ради одной задержался тут.
Немеркнущие в душе берегу я снимки:
Вот здесь она моя, а здесь не моя.
Вот невский берег, Таврида в закатной дымке,
А вот грядуще берега и края.
Со всеми, кому она открыла объятья,
Я в кровном родстве. Отстать от них не могу.
Одной дорогой идут Арджуна и братья —
И бога вместе встречают на берегу.
Вернее термодинамики не бывает:
Любовь питается ревностью — и сыта,
Лишь влага в стакане явственно убывает.
Проста игра твоя, Господи. Жизнь проста.
1970 — июль 2001
* * *
Вживаюсь в новый облик твой,
А тот, невозвратимый,
Плывет, оплаканный листвой,
Над пляжами, над мостовой,
И утро полнит синевой
Утраченную тень любимой.
Что ж, буду впредь любить двоих:
И ту, что удержала тело
Для новых горестей земных
И диких вывертов моих,
И ту, что отлетела.
Силен классический сюжет.
Вторично в недра ходу нет.
Кого б ни вывел он из штолен,
Не может уберечь трофей
Несостоявшийся Орфей,
Бессилен и безволен.
И тень плывет по склону, вниз,
Туда, где дремлет кипарис
Знаменьем вечности и веры,
И дальше, по волнам, за мыс,
В морскую ширь, на Симеиз,
Под сердоликовый карниз
Пещеры.
1970–12.10.2001
ЮРИЙ КОЛКЕР, 1978, ЛЕНИНГРАД