Разводили руками целители, качали головами проклятийники. Все в порядке, а детей нет.
Мигель махнул рукой и попросту получил высочайшее разрешение. Кто-то из его зятьев попросту примет фамилию Аракон и войдет в его семью на правах сына. Вот и все…
Кровь пойдет дальше, линия продолжится, род не прервется.
Розалия создала себе маленький и уютный мир. А сейчас…
Сейчас в этот мир вторгалось нечто новое.
Неприятное, неожиданное, незнакомое. И выглядело это нечто, как тощая девица с неопрятным простонародным загаром и слишком пристальным взглядом светлых глаз.
Почти как у матери.
Розалия помнила…
— Роза, я понимаю твое состояние. Но это — моя племянница.
— Это ЕЕ дочь!
— Но и дочь моего брата тоже. А я ему обязан.
— Чем!?
— И Даэлис я тоже в каком-то смысле обязан.
— Михелито!
— Если бы Даэрон не влюбился, если бы девушка не ответила ему взаимностью — что ждало бы меня? Жизнь приживала на содержании у брата? Скорее всего, я знаю себе цену, и вряд ли смог бы многого добиться. Вместо этого я унаследовал титул, женился на самой очаровательной женщине всей Астилии, живу в свое удовольствие — хотя бы за это я благодарен брату.
— Д… Даэрон не думал о тебе.
Впервые за несколько лет Розалия произнесла его имя. Привычно царапнуло сердце.
А она надеялась, что отболело. Нет, некоторые раны не заживают, просто на них перестаешь обращать внимание. Привыкаешь…
А когда напоминают — вдвойне, втройне становится больно.
— Даэрон думал только о себе. Но мне грех жаловаться на его эгоизм.
Розалия покачала головой.
— Дитя двух эгоистов. Милый, как это может сказаться на нас? На нашей жизни, наших детях? Я не скрою, мне неприятно видеть эту девицу у себя дома. Но это не просто предубеждение. Это еще и страх. Что она выкинет? Я не знаю, но я боюсь…
Мигель вздохнул.
— Антония кажется разумной девушкой.
— А еще она наверняка темная.
— Я этому не удивлюсь, — Мигель вздохнул… м-да. Его затея оборачивалась неприятной стороной. Но и отказывать от дома сироте?
Его просто не поймут, когда узнают. И узнают — наверняка.
— Рози, солнышко, Антония принадлежит к роду Лассара.
— И? Что с того, кроме их жуткой магии?
— Их слава, родная. Их слава. Темные маги на службе Астилии — это Лассара. У Антонии, как у последнего представителя своего рода, есть возможность подать прошение королю. Думаешь, она не рассматривала эту возможность?
Женщина сдвинула брови.
— Она не кажется дурочкой. Нищенка, оборванка, но не дура, тут ты прав.
— И как мы будем выглядеть в этом случае? Отвергнув девочку? Отказав ей от дома?
Розалия скривилась.
Да, в этом случае ее дочерям не видать приличной партии. Такое пятно на репутации — это не купчиха в женах у аристократа, это-то как раз привычно. А вот предательство одного из своих…
Родовые связи весьма сильны в Астилии. Даже не родственные — родовые. И связь в пятом-шестом колене может быть важнее денег или оказанных услуг.
— Ты прав, родной. Но как же мне это не нравится!
— Роза, милая, своди ее к врачу. Приведи в порядок и объясни ситуацию. На многое эта девочка рассчитывать не может, все верно. Но я постараюсь поступить с ней честно. Превращу ее наследство в деньги, дам за ней приданое, а взамен она обязуется не доставлять нам никаких хлопот. Или — вылетит из нашего дома.
Розалия медленно кивнула.
— Да, это другое дело, любимый. Совсем другое.
— И поговори с девочками.
Розалия поджала губы.
— Пока я запретила им общаться.
— А теперь объясни ситуацию. Они уже взрослые, должны понимать.
— Что — понимать? Михелито, ты сам видишь. И Альбу, и Антонию, и Паулину… если Альба красавица, то бедняжка Паулина проиграет Антонии. И сильно.
— Ничего. Приданое ее выручит.
— Это если Антония также не подаст прошение о наследовании имени Лассара.
— Вряд ли. Темные — этом все сказано.
Розалия кивнула. Но все же она сомневалась.
— Кто знает…
— Все будет хорошо, родная.
— Ох, Михелито, — уткнулась в плечо мужа женщина. Расчет, да! Но за двадцать лет сюда и симпатия примешалась, и уважение, и понимание, и даже капелька любви. Любовь — она ведь разная бывает, и вот такая — тоже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Не огонь, норовящий спалить все вокруг, но ровное и уютное пламя, на котором хорошо готовить утренний кофе.
— Все будет хорошо.
Розалия кивнула. Но она искренне в этом сомневалась. Сердце женщины чувствовало беду.
Какую?
Знать бы! Она бы ее… но было у Розалии подозрение, что уже поздно, непоправимо поздно.
***
Когда стукнула дверь хижины, Долорес не особо удивилась. Разве что пожала плечами и повернулась обратно к очагу.
Что ж…
Так решила Судьба.
Двое мужчин, вошедшие в домик, явно почтения к судьбе не испытывали.
— Где она!? — скрипнул один.
Долорес бросила взгляд через плечо.
Визитеры ей не нравились. Ни старший — лет сорока на вид, худощавый и весь какой-то дерганный. Похожий на паука-сенокосца. Ни младший, более плотный и внешне симпатичный. Но признать его хотя бы обаятельным мешал взгляд…
Снулый, вялый, ей-ей, в тухлой рыбине огня и то больше, чем в этом типе!
Долорес пожала плечами, незаметно расстегивая брошь на шали.
— Не знаю. Место, Марти!
Маленький песик — помесь терьера невесть с какой дворнягой, которого Долорес брала с собой в лес, злобно зарычал на пришельцев. Не кинулся — был неглуп и понимал, что сразу такую пакость ему не одолеть. Но дайте волю — мигом вцепится.
Или хозяйка хочет с ними сначала поговорить?
Вот уж зря… от эти типов смертью пахнет!
— Врешь, старая гадина.
Долорес ответила словами, которые не положено знать почтенной старой синьоре. А вот старой гадине — в самый раз.
Услышав несколько вольное описание своей родословной, младший из мужчин почему-то обиделся. Хотя ничего оскорбительного для животных Долорес и не сказала. Но синьор шагнул вперед, протягивая руку и норовя ухватить женщину за костлявое плечо.
Наивный…
Нападать на деревенскую ведьму, в ее-то доме!
Долорес резко взмахнула рукой.
Шаль слетела с плеча, полоснула по глазам, словно живая обернулась вокруг мужчины, спутала ноги — и тот сам, по инерции продолжая движение, упал в очаг головой. Попал лицом в огонь, но не закричал — так удачно приложился лбом, что убивай — не очнется!
Второй из мужчин оказался умнее — и навел на синьору небольшой огнестрел.
— Я из тебя сейчас решето сделаю, гадина! Только дернись!
Долорес фыркнула.
— А живым потом уйдешь? Паучок?
— Что ты мне сделаешь, если сдохнешь? Где она? Отвечай?
— Сказала же — не знаю!
— Тогда скажи, на какую ногу хромать хочешь. Я тебе сейчас колено прострелю…
Долорес вздохнула — и скрестила руки на груди.
— Убивай. Я свое отжила, не жалко…
Выстрел действительно грянул.
"Паук-сенокосец" споткнулся — и рухнул вперед. А за его спиной возник синьор Хуан.
— Долли, я тебя не задел?
Синьора Долорес покраснела, как девочка. Это она-то Долли? В ее семьдесят?
— Все в порядке. Со мной.
— А этим что надо?
— Девочку искали.
— Плохо… не успокоились, значит…
— Где ж им успокоиться? Ты как маленький…
— Рано или поздно они обо всем догадаются. Ты же понимаешь…
— Понимаю.
— И нам бы хорошо отсюда уехать.
Марти согласно гавкнул на слова Хуана. Ради такого дела он даже ногу дохлого мерзавца выпустил… ничего, сейчас еще потреплет!
Долорес нахмурилась.
Уехать?
Здесь ее дом, ее земля… и вообще — почему она должна это делать? Жизнь прожита, чего трепыхаться? Хотя… пожить бы еще! Лет двадцать так… лучше — тридцать. Она может, ведьмы живут долго…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Синьор Хуан опередил отказ.
— Если они сразу тебя найдут, да и спросят — быстрее потом поиски начнут. А вот если девочка уехала, а потом, спустя какое-то время и ты… не к ней ли?