Читать интересную книгу "Матабар IV - Кирилл Сергеевич Клеванский"

переглянулись и, синхронно, развязали шнурки на туфлях и оставили те в прихожей. Обули заношенные, подъеденные молью тапочки и прошли через холл. Попутно юноша успел разглядеть маленькую гостиную со столом и диваном, а еще спальню — планировка квартиры позволяла из коридора увидеть почти всю квартиру.

Уютную, пахнущую цветами и, почему-то, сыром. А еще радостью. И, немного, страстью… запутавшейся в сетях сердечной боли. Та еще осталась где-то на смятых простынях неубранной кровати. В разбитой вазе. Разорванном плюшевом медведе. Разбросанных цветах. Вываленных на ковер украшениях, явно не из числа тех, что может позволить себе работница Второй Канцелярии. А еще кольцо. Из белого золота. С красноречивым, большим бриллиантом.

Помолвочное.

Оно лежало в центре. Его явно бросили не сразу. Сперва вертели в руках, размышляя о чем-то, а затем в сердцах швырнули о стену — на обоях след остался. Оно отскочило и символично приземлилось в центр.

Все это Арди прочел за мгновение. Совсем как раньше, в Алькадских лесах, когда Шали учила своего друга читать следы. И Милар, судя по взгляду, прочел ровно то же самое.

Алиса действительно стояла на кухне. В своем привычном, деловом костюме. Черная юбка по щиколотку, неплотная жилетка-корсет и аккуратный пиджачок со следами отпоротых рюшек на манжетах.

Ровнева порой сокрушалась, что ей сложно приобрести подходящий для её специфической работы наряд, а шить дорого. Вот и приходилось дорабатывать то, что продавалось для дам.

Кухня, метров десять квадратных, не могла похвастаться Лей-кабелями и техникой. Дровяная плита, умывальник с баком и ведром под серую воду, просторный ледник и стол, на котором готовили и, порой, когда не было времени отнести пищу в гостиную, впопыхах ели. Об этом юноше сообщили следы и разводы, которые не смоешь и не отчистишь.

На железной подставке стоял жестяной чайник. Совсем недавно вскипевший. Рядом с ним примостился маленький, из дорогого фарфора — заварочный.

Когда Милар и Ардан уселись на стулья, Алиса разлила заварки, покрыв той лишь самое донышко пузатых чашек, а затем налила кипятка.

Напарники переглянулись и пить не стали. А Ровнева, поднимая чашку, сделала маленький глоток. Алиса обладала удивительной способностью пить едва ли не только-только вскипевшую воду. Объясняла тем, что привыкла согреваться горячими напитками — в её «офисе», ведь, всегда холодно.

— Травить не буду, — произнесла она.

На её пухлых, мягких щеках остались следы слез, руки тряслись ничуть не хуже, чем у Милара недавно, а сама она… Ардан отвернулся.

Ему больно было смотреть на Алису. На эту невысокую, очень приятную девушку. С такой мягкой внешностью, и таким крепким и волевым характером. С умным, вкрадчивым взглядом серых глаз, таящихся по ту сторону толстенных очков.

Раньше…

А теперь…

Она осунулась, в мешках под оправой скопились горести бессонных ночей, а кожа слегка одрябла — Алиса, всего за тридцать часов, похудела на десяток килограмм. А еще поседела. Изрядно.

— После развода, три года назад, ты выглядела лучше, Алиса, — Милар нарушил тишину и взял чашку в руки. Отпил и икнул. — Как ты пьешь такой горячий…

— Привычка… — ответила она осмысленно, но слепо. Смотрела в одну точку перед собой, не сводя взгляда в сторону. — Лучшие два года в моей жизни, Милар. Без вас, мужчин. Только я и работа. Лучшие, о Ангелы, годы…

— Ильдар…

— А я ведь знала, — продолжала Алиса, даже не слыша Пнева. — Знала, что не может быть так хорошо. Милая госпожа, вы, кажется, обронили вашу улыбку, позволите мне вам её вернуть? — она явно пыталась спародировать глубокий голос Налимова. — О Светлоликий, что за чушь. Я ведь так тогда и подумала — чушь какая… А он упрямый оказался. Настойчивый. Крепкий. Совсем не та размазня, что мой бывший муж. Я подумала, что он выдержит. Выдержит мое общество. Я ведь не подарок, Милар.

— Это уж точно, Алиса… это уж точно, — кивал Пнев, так крепко сжимая горячую чашку, что у него пальцы покраснели не только из-за температуры.

— Из меня не очень хорошая вышла жена, Милар. Я не умею заботиться о мужчине. Я умею работать. Умею находить мелочи, детали. Знаю химию. Отлично знаю. Потому что люблю её, — Алиса говорила сбивчиво, порой делая длинные паузы между словами. — Первого мужа я не любила. Вышла замуж, потому что надо. Потому что взрослая девушка должна быть замужем. А он был из хорошей семьи и обещал не требовать от меня ничего из того, что я не могла ему дать. Обещал и соврал. А Ильдар… он даже не обещал, Милар. Он просто делал. Не спрашивал, где я была, если задерживалась пару дней в лаборатории. Не требовал готовить — сам прекрасно вечерами пропадал у плиты. Нанял нам домработницу. Представляешь? Я сперва была против, но в доме стало чисто, а мне спокойней. И ему. Мы ведь хорошо жили… хорошо…

— Кто-то смог занять место в твоем сердце кроме химии?

Алиса улыбнулась. Горько. Так горько, что у Арди в горле заскреблись предательские кошки.

— Мне так показалось, Милар… мне так показалось… — она подняла взгляд в сторону комнаты, где рядом со смятыми простынями лежало помолвочное кольцо. — Перепутала любовь и понимание с… проклятье. Проклятье! — она сжала кулачок и ударила им о стол. Сильно. Куда сильнее, чем люди бьют в сердцах. Она хотела сделать больно. Себе. Чтобы болело тело, а не душа.

Арди хорошо помнил это чувство. Он сдался ему однажды и сам. Там, в пещере Эргара, после смерти отца. Потому что чувствовал то же, что и Алиса. Ему тогда, маленькому, не знающему ничего о мире, казалось, что отец предал его. Променял их семью на Эвергейл.

Но отец не предавал. Эргар помог Арди это увидеть и понять.

Вот только у Алисы совсем иной случай.

— Он ведь просто использовал меня! Использовал! Трахал прямо там, на этих сраных шелковых простынях из Каргаамы, звал замуж, называл… называл… — она проглотила уже иссякшие слезы и тихо произнесла. — Любимой. Называл любимой. И мне казалось, что он верит своим словам. И я поверила ему. Почувствовала себя нужной. Кому-то кроме мертвецов, которых режу каждую клятую ночь. Кому-то живому. И мне стало тепло. Тепло… понимаешь, Милар?

— Понимаю, Алиса.

— А теперь он помер. Как собака. Сдох. И мне даже не вцепиться ему в глаза и не вырвать его поганый язык. Просто тело. Очередной кусок мяса. Который вскроют, разложат по весам, а