известно, что людям, спасенным от опия, если дозволить уснуть, они сном сим оканчивают земное поприще. Для предупреждения сна давали ему пить уксус с водою ежеминутно, и я приказал двум человекам шатать и трясти его, коль скоро они заметят, что он засыпает. После трех- или четырехчасового шатания я дал ему проглотить чашку крепкого бульона и потом кусочек хлеба; через два часа силы начали возвращаться, и он мог уже пройтись по комнате. Потом уже я дозволил ему отдохнуть, приказав, однако же, слугам наблюдать, что коль скоро он начнет тяжело дышать или храпеть, тотчас его разбудить. Однако ж сон его был тих, и он утром проснулся совершенно здоровым, чувствуя только некоторую слабость.
Когда я пришел навестить его, он, задумавшись, сидел, но едва увидел меня, как бросился ко мне и, обняв мои колени, горько заплакал. Я поднял его, но он был так растроган, что только по прошествии нескольких минут мог начать говорить. «Чем могу изъявить мою признательность за труд ваш спасти жизнь, которая недостойна спасения!» Я ободрил его, прибавив, что, вероятно, он встретил в жизни жестокие несчастия, когда мог решиться на столь отчаянное дело, и что, без сомнения, он знал всю гнусность и беззаконие покушения на свою собственную жизнь. Он отвечал только: «Боже! Прости мое прегрешение». — «Будьте откровенны, — сказал я, — вы видите, что я друг, желающий вам добра, и если кошелек мой или совет могут быть вам полезны, то я готов, если узнаю только, каким образом могу вам служить; что могло побудить вас к тому ужасному поступку, как могли вы решиться предстать перед создателем вашим без его дозволения?» Он, проливая источник слез, упал на колени и, казалось, усердно молился и раскаивался в своем преступлении. «Теперь, — сказал он, — молитва успокоила меня, и я могу объявить вам, что, приехав сюда, я надеялся найти способ переехать на Сандвичевы острова, но вот уже более месяца живя здесь и истратив все деньги свои, вошел в долги и, не видя средств избавиться от беды, выпил опиуму, чтоб положить конец моим несчастиям». — «Молитесь только Богу, — сказал я, — и при вашей молодости с прилежанием и стараниями вы не пропадете».
На другой день, расплатившись с его трактирщиком, я доставил ему офицерское место на корабле, отправлявшемся в Манилу и на Сандвичевы острова. Он казался весьма довольным и благодарным и через несколько дней отправился по назначению, и я не встречался с ним до прибытия моего на Сандвичевы острова в 1820 году.
При сем случае, вероятно, читатели мои не сочтут излишним, если я расскажу им дальнейшие похождения сего молодого человека.
Когда первый восторг его от нашего неожиданного свидания прошел, я пригласил его в каюту к себе, представил жене моей и просил рассказать мне похождения свои со времени нашей разлуки в Кантоне; он с удовольствием согласился и сказал мне, что шкипер корабельный, коему я его поручил, был весьма добрый и к нему снисходительный человек и объяснил ему, в чем будет состоять его должность, обещав во всяком случае помогать ему. «Путешествие наше, — продолжал К-к, — было продолжительно, потому что мы останавливались в Маниле и на Гуаме, одном из Марианских островов, для торга и снабжения себя припасами. Шкипер был весьма доволен мною, но однообразная корабельная жизнь не нравилась мне, так что задолго еще до прибытия на Сандвичевы острова я решился оставить судно с тем, чтобы никогда более на оное не возвращаться, ибо, по внимательном рассмотрении своих собственных чувств, я открыл, что порядок и строгая дисциплина, коей всякий служащий на корабле необходимо подвергается и без коей нельзя с успехом управлять кораблем, соделывали меня несчастным, тем более что, привыкнув к вольной, беспорядочной жизни, я не мог, при всем желании, переносить корабельного порядка. Едва только мы прибыли к Сандвичевым островам, как я просил шкипера уволить меня от службы его; он сначала казался не только удивленным, но даже обиженным и спросил меня, разве я недоволен его обхождением; но когда я объявил, что я совершенно доволен и признателен за все его ко мне ласки и что я уже прежде решился поселиться на сих островах и провести там остаток дней своих, он казался совершенно удовлетворенным моим объяснением. К сему он прибавил, что если бы я перешел на другой корабль, то ему сие было бы неприятно; но поелику я решился там остаться, то он не только сему не противится, но, напротив того, представит меня королю сих островов, с коим он давно знаком и который весьма его любит: ибо, сказал он, сюда приезжает слишком много мошенников из Европы, и потому король без особой рекомендации затрудняется принимать; и действительно, рекомендациею шкипера приобрел я тотчас доверенность короля и благорасположение королевы и всей королевской фамилии. Через несколько месяцев после сего одна из принцесс королевского дома, двоюродная сестра короля, влюбилась в меня, и я, хотя с некоторым трудом, получил, наконец, по желанию королевы-матери и по настоянию короля, который меня весьма любит, руку сей принцессы и сделался князем страны сей. Теперь я управляю областью и получаю как от приданого принцессы, так и от платимого крестьянами моей области оброка, состоящего из свиней, рыбы, ямов, тарров[80] и других произведений страны значительный доход и, проводя независимую, хотя и дикую жизнь, считаю себя весьма счастливым, и при сем случае не могу не изъявить вам, какую я чувствую благодарность к вам за мое спасение в Кантоне; почту себя счастливым, если могу вам в чем-либо быть здесь полезным».
Я благодарил его за предложение, объявив ему, что считаю себя совершенно вознагражденным, видя его счастливым. На другой день привел он к нам жену свою принцессу. Она нам весьма понравилась: красива собою, прекрасного роста и хорошо сложена; жаль, что слишком смугла; имеет прекрасные блестящие глаза и ряд белейших зубов; нрава веселого и развязна. Я слышал потом от самого короля, что приятель мой был человек хороший, но весьма ленив и вел беспорядочную жизнь; без сомнения, жизнь его была уж слишком беспорядочна, если и самые дикари могли то заметить.
Из расспросов знакомца моего и других островитян узнал я, что некоторый род удельной системы правления господствует на сих островах. Крестьяне приписаны к земле, с которою и передаются, уступаются или перепродаются. Первоначально ли система сия существовала на сих отдаленных островах или введена была впоследствии испанцами, есть вопрос еще не разрешенный. Военная одежда их,