куда? Давай мы проводим. Как звать тебя?
— Ох, нет, спасибо, — вздохнул мужчина. — Мое имя — мое проклятье! Мои родители — настоящие патриоты Империи — нарекли меня в честь великого вождя Незеба. Естественно, от хадаганца с таким именем ждут великих подвигов. Тем более, после гибели моего великого тезки — да славится его имя! — я стал учиться на волшебника, постигать магию. И тут Яскер, да славится и он тоже, издал «Декрет о закрытии школ стихийной магии для хадаганцев». Мол, это теперь прерогатива восставших Зэм! Потом, правда, передумал… «В государственных интересах», так сказать… Да только поздно мне уже в школу ходить! Вот так и появился я — Незеб, но не маг, председатель, но не великой Империи, а всего лишь Домового Комитета.
— Постой… Яскер запретил обучать хадаганцев магии? — переспросил я. — Но как… он ведь сам…
— Такой запрет действительно был долгое время, — перебил меня Михаил. — Но давайте не будем обсуждать приказы Главы Империи… тем более здесь.
Я покорно замолчал.
— Вот, вот! У всех имена как имена — Роман, Семен, Георгий. А я — Незеб! Как с этим жить? — продолжал жаловаться незадачливый тезка вождя, но я его уже почти не слушал, погруженный в свои мысли. — А спрашивают с меня как с Самого! Вот появились в окрестностях Незебграда пустынные пауки. Кто решит проблему? Не Комитет, не Хранители! Незеб Проскурин! А то, что они опасные, до этого никому дела нет! Иди и сделай! А я даже выйти за городские стены не решаюсь…
— А ты имя сменить не пробовал? — предложил Орел.
— Да я уж думал. Хотел начать свою жизнь сначала, взять новое имя, сесть в порту на первый проходящий корабль и рвануть в дальние дали… Вот только стоит мне обратиться в паспортный стол с просьбой о смене имени, потащат в Комитет! «А что это вам, товарищ бывший Незеб, не нравится имя нашего великого вождя?!». Что на это ответишь?..
— Действительно, — согласился Кузьма. — Не хорошо как-то… Ну ладно, пойдем мы. Бывай, Незеб.
Он ободряюще хлопнул мужика по плечу и мы двинулись на выход из города. Я продолжал размышлять о странном запрете Яскера, Кузьма со Лбом обсуждали все плюсы и минусы знаменитого имени, Михаил шел чуть впереди нас, указывая дорогу.
За стенами Незебграда было все так же жарко, сухо и неприятно. Горячий ветер ударил в лицо, едва мы вышли за ворота, в глаза сразу стала набиваться пыль и на зубах мерзко заскрипел песок. Однако, чем ближе мы подходили к очистным, тем влажнее становился воздух, но никакого облегчения это не приносило, потому что сопровождалось отвратительным запахом, который только усиливался. Вскоре к унылому пейзажу под стенами Незебграда добавились разбросанные тут и там ржавые трубы и арматура, гнилые доски, остатки разрушенных конструкций непонятного назначения.
Административное здание, за которым виднелись очистные сооружения, тоже выглядело довольно удручающе. Внутри мы внезапно обнаружили посетительницу из трактира, заподозрившую в своем шашлыке мясо гиен. Она кричала и топала ногами на орчиху, которая флегматично щелкала семечки и, казалось, даже не вслушивалась в суть претензий.
— Нет, это не свинина, — равнодушно протянула она наконец. — И в самом деле, гиенина! Причем, местная гиенина. Зараженная кишечной палочкой. Сейчас я составлю заключение и положу его вот в эту стопку.
Она не спеша взяла заявление из руки возмущенной посетительницы, вяло пробежала глазами и что-то дописала снизу. Потом размеренно разгладила его углы и переложила в высокую стопку точно таких же бумаг.
— Так, заключение номер три тысячи пятьсот шестьдесят семь. Возможно, ему даже дадут ход в текущем году. Спасибо за бдительность!
— Как… это все? — растерялась женщина.
— Ну да. А вы чего хотели? Видите, сколько запросов? Потерпите и до вашего очередь дойдет.
— И долго она доходить будет? — насмешливо поинтересовался Орел, разглядывая внушительную кипу запросов.
— Сколько надо, столько и будет. У нас запросы никогда не теряются. Вот были жалобы на клопов, так мы всех извели в округе! Ну ладно, хорошо, в одном доме. Но извели же! А у меня вот тут очередь уже до заключения номер тысяча триста сорок семь дошла. Это по поводу слизней на очистных. Жалуются рабочие манастанции, что слизни хотя и небольшие, но быстро размножаются, всю растительность погрызли и главное — столько слизи испускают, что уже три хадаганца и один орк лежат в больнице с переломами: очень, мол, скользко стало. Давно-о было сделано это заключение.
— Пострадавшие уже и из больницы, наверное, выписались, — вставил Кузьма.
— Конечно, — спокойно кивнула орчиха. — Год уже прошел, только слизни вряд ли расползлись сами собой. Дождешься от них! Да и, вполне возможно, подросли они с тех пор.
— Оперативно работаете.
— А что я могу? У меня не сто рук, за всем не поспеваю. А вы, собственно, по какому вопросу, граждане?
— Костыля ищем, — с места в карьер бухнул Лоб. — Знаем, что где-то тут эта шпана прячется.
— Ка-ка-какая еще шпана? — впервые обнаружила эмоции орчиха. — Что это вы такое говорите? У нас тут, конечно, жалобы не так уж быстро рассматриваются, но чтобы шпана… Слизни максимум, ну клопы может быть. Хотя в одном доме мы их полностью вывели, а если там опять их нашли, так это они уже из соседних снова поналезли значит. Ну и вот… Слизни были, клопы были, шпаны — не было! Это я вам точно говорю, а если и видели шпану, то это…
— Тоже из соседних домов поналезло…
— Да! — гаркнула орчиха. — С манастанции и поналезли! Тут манапровод строят как раз, неподалеку. С прораба и спрашивайте, его молодчики тут шастают с утра до ночи, трубы, понимаешь, красят… глаза мозолят. А мне заключения обрабатывать надо! Ишь ты, ходят тут всякие, от работы отвлекают…
Она еще долго возмущалась нам в след, и даже когда мы вышли на улицу, я все еще слышал ее ворчание из-за двери.
— Уверен, она что-то знает, но не говорит, — сказал Кузьма.
— И не скажет, — ответил я. — А вот молодчиков прораба с манастанции я бы пораспрашивал.
— Или самого прораба, — добавил Михаил.
Упомянутых работницей очистных «молодчиков прораба» искать долго не пришлось. Самой манастанции мы не видели, но длинные, толстые трубы, тянувшиеся до города, лежали неподалеку и