В смятении я направился в свои покои, но по пути все начало становиться на свои места: я понял, что, возвращаясь из лабиринта, перенесся назад во времени. Я попал в тот день, когда Дедал отвел меня в логово Минотавра. Во мне загорелась искра надежды. Если я и вправду вернулся на несколько недель назад, у меня был шанс изменить будущее и не допустить того, свидетелем чему я был. И все же поверить в происходящее было крайне непросто, к тому же я не мог выкинуть из головы слов Пасифаи: мне предстояло найти последнего сына Европы, спасителя Кносса, известного лишь по легендам. Это означало, что у меня еще была возможность все изменить, избежать смерти самой Пасифаи и, быть может, даже приезда Тесея на Крит. Знать будущее и надеяться его изменить. Самая большая глупость, какая только может прийти в голову глупейшего из смертных.
Против судьбы
Следующие дни я вновь учился познавать себя и наслаждаться столь недолгой любовью Ариадны. Два раза прожить один и тот же кусок своей жизни, каждое движение, каждый жест, каждое слово — довольно скучно, но может дать тебе интересный опыт: будущее становится предсказуемым ровно настолько, насколько ты его помнишь, и удивляет настолько, насколько ты его забыл. Хороший урок для тех, кто недооценивает роль забвения. Я, правда, думал не столько о новом опыте, сколько о том, как мне правильно использовать второй шанс, который, как тогда казалось, мне выпал. Как я ни старался, я никак не мог придумать, где отыскать след младшего сына Европы, превратившейся, как все считали, в теленка после смерти ее мужа Астерия. Для спасения Крита нужно было более действенное средство. Я учился понемногу изменять настоящее и будущее. Любая, даже самая мизерная удача давала мне надежду.
Так, вернувшись в Афины за Тесеем, я постарался сделать все, чтобы царевича не нашли. Путешествие ничем не отличалось бы от прошлого, если бы не одно: теперь с нами был Дедал, который в прошлый раз оставался в Кноссе. Как ни странно, это изменение произошло помимо моей воли. Я уже привык к тому, что все происходило в точности так, как должно было происходить, и присутствие Дедала тревожило меня, словно оно могло внести в окружающий мир хаос и неопределенность.
По прибытии в Афины мы вновь выслушали от Эгея историю о том, как его сын пропал в подземном мире.
— Быть может, он не врет, — сказал я Миносу на этот раз.
Когда мы пришли на женскую половину, я уже знал, как выглядит Пирит-Тесей, и быстро отыскал его среди девушек. Потому, когда в этот раз меня ласкали женские руки, я правильно выбрал момент и схватил царевича за запястье. Я сразу же почувствовал, как его рука окаменела от напряжения. Глядя прямо в глаза переодетому воину, я сказал:
— Беги отсюда, Пирит или Тесей, как тебе больше нравится; если останешься, завтра я тебя выдам.
Я отпустил его, он поднялся и скрылся среди девушек. Ночью мне вновь пришлось выслушать болтовню афинского философа и оставить его на моей кровати, укрыв одеялами, зная при этом, что его вот-вот убьют: я был уверен, что Тесей опять приказал лишить меня жизни. Я вновь спрятался на женской половине и уже там увидел, что царевич пренебрег моим предупреждением и не убежал: словно бездыханный, лежал он на своем ложе. Девушки рассказали мне, что Тесей решил спуститься по веревке из окон дворца на улицу, но веревка лопнула, он с большой высоты грохнулся оземь. От страшного удара царевич потерял сознание. Девушки позвали стражников, и те принесли его обратно. Его жизни — я это уже знал — ничто не угрожало. Как бы то ни было, я надеялся, что тех изменений, что я уже внес, будет достаточно, и не приказал приготовить мешка с подарками. Когда на следующее утро Минос и Эгей вошли на женскую половину, а за ними внесли тот самый мешок, я чуть не взвыл от удивления и досады.
— Надо же! — жизнерадостно воскликнул Минос. — А мне сказали, что ты бесследно исчез. Но я то знал, что ты не оставишь своего царя.
Затем он подошел к солдатам, несшим мешок.
— Кто велел вам приготовить этот мешок? — спросил он их.
— Дедал, — ответили они.
В эту самую минуту в зал с улыбкой вошел хитроумный мастер. И я, несчастный, наконец понял, зачем он отправился в это путешествие: чтобы сыграть мою роль.
Я взглядом отыскал среди девушек Тесея, который уже очнулся и тревожно наблюдал за происходящим. Дедал отобрал у Миноса меч и распорол им мешок. На пол посыпались подарки. Мастер бросил поверх них меч и повторил мои слова:
— Каждая из вас может выбрать себе подарок по душе.
Все девушки, и Тесей вместе с ними, бросились к куче драгоценностей. Я вдруг вспомнил, что сейчас должен потерять палец. Пока Дедал открывал окно и подавал условный знак, я спрятался за спину Миноса.
— Смотри, мальчик, — царь взял меня за плечи, поставил перед собой и, перекрикивая трубы, сказал моими же словами, — вот тот воин, которого мы искали.
В этот момент Тесей вновь застыл в своей нелепой позе, воздев к небу меч. Я пытался освободиться от рук Миноса, который с нечеловеческой силой удерживал меня. Я подумал, что держит меня не Минос, но моя судьба. Вновь захохотали солдаты, которых насмешил переодетый женщиной воин, и глаза Тесея снова остановились на моем лице. Он, видимо, решил, что его выдал я, ведь именно я накануне угрожал ему. Потом Эгей вновь спас меня от смертельного удара, толкнув под локоть своего сына. Когда я поднялся, моя рука была опять искалечена: новый палец был отрублен. Я смиренно подобрал его с пола, зная, что не упаду в обморок.
Возвращение на Крит ничем не отличалось от предыдущего: Минос издевался над Тесеем, оба доказывали свое божественное происхождение, царевич совершил свое безумное путешествие на дно морское. По прибытии во дворец я, не дожидаясь танца обреченных, разыскал Эвридамию, мать моего сына Эвкенора, и предупредил ее об опасности, грозящей Кноссу. Я велел ей не мешкая покинуть город и отправляться в Дельфы.
— Приготовь нашего сына к его судьбе: он умрет под Троей от руки Париса. Научи его никогда не бороться с пророчествами, и ему не будет так больно, когда они начнут исполняться.
Тесей, Федра и Ариадна танцевали свой танец, Минос пил. Я же решил не брать в рот ни капли, чтобы в последний раз постараться хоть что-то изменить. Но внезапно мной овладела апатия, и всю мою решимость словно ветром сдуло. Я напился еще сильнее, чем в прошлый раз. В Магоге Ариадна вновь принесла в жертву ягненка, вновь я позабыл о том, что она отдается мне в последний раз, и опять, спотыкаясь, возвращался за ней во дворец, не чувствуя даже тени беспокойства. Лишь скатившаяся вниз по лестнице голова Пасифаи привела меня в чувство. Когда обезумевшая от горя Ариадна бросилась во дворец, я подождал, пока Минос свалится к моим ногам, но не стал поднимать его меч, а сразу же бросился в покои Дедала, чтобы дождаться там Главка, который ворвался в мои покои, неся весть о безумии отца. Я взял его за руку и сказал: