тем, что дремал. Казалось, вот-вот должно наступить утро. А никаких камушков сверху никто не кидал. Ко мне даже закралась мысль, не были ли слова Эфелиты, своего рода, изощренным издевательством. От этой гарпии можно ожидать что угодно.
Но вот что-то ударилось об пол, несколько раз подпрыгнуло и покатилось. Вслед за первым камнем полетел второй. Время пришло!
Я встал. Нащупал ключ, крохотную надежду, способную открыть мне путь к свободе. Еще раз прокрутил в голове свой план. Надо быть готовым вступить в бой сразу же, как поднимусь наверх.
Я нащупал замок. Заметил, как дрожат мои руки. Попробовал вставить ключ в замок. Метал тихонько заскреб по металлу. Черт, в подземелье даже эльфийское зрение бесполезно! Я попробовал еще раз, но ключ вновь соскользнул. Я остановился. Глубоко вздохнул. Спокойнее! Сейчас все получится.
— Гун!
От неожиданности я чуть не выронил ключ.
— Гун, слышишь?
Шепот Кемраса едва долетал до меня.
— Слышу, — так же тихо ответил я.
— Когда доберешься до Макорха, скажи ему, король Гурвар все еще ждет и будет ждать еще несколько дней!
Ключ выпал из руки и зазвенел по полу. Я стоял, стараясь переварить услышанное.
Король Гурвар, предводитель нынешнего «крестового» похода. И он ждет. Значит не ошибся я и Охренуэль не плод моего воображения. И предательство Маленкорха куда глубже. Вот же, седой хрыч, заставил меня сомневаться в собственной адекватности. Зря я тут самоедством занимался, не я, Малекнкорх подвел меня к смертной казни. И остальные трое: Дуэндал, Глендрик и Эфелита.
Надо решать, что делать: выйти и попытаться бежать или остаться. Зачем оставаться, чтобы завтра шагнуть на эшафот? Думай, Игорь, думай! Эфелита, она разгадка к этой головоломке. Зачем она принесла ключ? Устроить охоту за мной? Реализует какой-нибудь свой план? Или появилась новая информация. Да такая, что мою казнь отложат или вовсе отменят?
Я попытался поставить себя на место целительницы. Но не вышло. Я просто не знал, что твориться у нее в голове. Может быть ей просто скучно. «Мальчик», хе! Но вот, что бесспорно — у меня появился козырь. Там в соседней камере. Пускай допросят Кемраса, его участь уже предрешена. Так почему бы не воспользоваться этим?
Каким-то шестым чувством я понимал, бежать нельзя. Тогда все обернётся куда хуже, хуже, чем казнь. Я поежился. Нашарил на полу ключ и сел на лежанку. Нет, я буду до последнего биться за доброе имя Гунальфа Веспара. Свое имя! И заставлю Маленкорха заплатить за все, и остальных тоже.
Я лег. Кемрас больше не заговаривал со мной, он понял, его план провалился. Но я восхищался им! На пороге страшной смерти, он искал возможность спастись и не просто спастись, но и обеспечить победу своим. Он целый день пытался разговорить меня. Какие женщины! Ух, ты и молодец, Гун! А как у вас, а у нас вот так все устроено! Хитер. Его подвело знание языка, не уловил он иронии в моих словах, что Маленкорх мне как брат. За чистую монету принял. Но попытка была знатная.
Под эти мысли я провалился в сон и тут же услышал:
— Наконец-то! Я думал ты вовсе спать не собираешься!
Передо мной возвышался Гунальф Веспар, то есть Охренуэль. А я снова находился в своем человеческом теле. Мы стояли во тьме, где-то посреди Лабиринта Грез.
— Боишься, что твоя тушка плохо будет выглядеть перед казнью? — съязвил я.
— Боюсь, что по своей тупости ты угробишь нас обоих, не воспользовавшись шансом на спасение.
Это про который он: атаку лоталли, план Эфелиты или допрос Кемраса?
— Хотя, — продолжил эльф, — хорошо уже, что ты не послушал Эфелиту.
— Правда? А что она задумала? Ты ведь подглядывал за ней?
Гунальф смерил меня взглядом:
— Ее план прост. Или ты пошел бы убивать Маленкорха, как она просила и погиб бы сам.
— Ну уж дудки, туда я точно не собирался идти.
— Вот и она так подумала. Тебя бы изловили, приволокли к ней в подвал, и поверь, по сравнению с тем, что творится у неё в голове, любая казнь покажется пустяком. Все-таки хорошо, что у тебя хватило мозгов не угробить мое тело таким образом.
Твое, ага, сейчас. Нет уж, Охренуэльчик, оно теперь мое!
— Ладно, давай про спасение.
Тут Гунальф замешкался, и я с удивлением увидел на его лице смущение. О чем это он хочет говорить?
— Ты ведь знаешь, что тебя приговорили к казни с последней надеждой?
— И в чем заключается последняя надежда?
— Перед тем, как нам отрубят голову, глашатай спросит: «Кто скажет, почему нужно сохранить жизнь обвиняемому?»
— И это все?
— Да.
— Надежный план, ага. И что мне следует сказать? Пускай допросят пленного орка, он подтвердит предательство Маленкорха?
— Ты уже наговорил себе меньше на одну голову, и мне тоже.
— Ладно, в чем смысл этой «последней надежды»?
— На казни с последней надеждой обязаны присутствовать судьи, — вздохнул Гунальф.
Ну вот, мне еще перед смертью на эти рожи смотреть! Эльф продолжил:
— Они могут изменить свое решение,