и казалось, неимоверными усилиями удерживает себя, чтобы не наброситься на Олету. Ну, давай, давай, не сдерживай себя! Тут я задушу тебя голыми руками!
Лицо Эфелиты скривилось от недовольства. Ух, как хочется ей кровушки. Моей. Дуэндал остался безучастным. Зато Глендрик оживился. Он медленно поднялся с кресла. Перекрикивая ропот толпы спросил:
— Откуда ты это знаешь?
— Я беседовала с Пелерином, в ту ночь, когда Гунальф рассказал мне об этом.
И это — ложь! Иначе Олета все рассказала бы на суде. У Глендрика возник тот же вопрос.
— Я повиновалась своему повелителю, господин Маленкорх запретил мне говорить об этом. Но сейчас, я не могу позволить казнить эльфа, спасшего всех нас.
Олета тряслась осиновым листом. Из глаз лились слезы. Да уж, ложь давалась ей не легко. Если бы ты только знала, Оленька, что говоришь чистую правду.
— Лживая сука!
Маленкорх шагнул вперед.
Его выкрик, словно спустил пусковую пружину. Все вокруг закричали, заспорили, в ход пошли кулаки.
— Ей можно верить!
Раздавались выкрики из толпы.
— Она никогда не лжет!
Им в ответ неслось:
— Смерть лживой суке!
И слаженный выкрик:
— Маленкорх! Маленкорх!
Предводители Гарнизона о чем-то спорили. Выкрики из толпы раздавались громче и злее, казалось вот-вот прольется кровь. Глашатай растерялся полностью, лишь палач невозмутимо опирался на свой топор.
Кто-то из толпы попытался прорваться к Олете, другие оттеснили их. Эльфийка сделала несколько шагов назад. Из толпы вылетел камень и упал на помост. Я поспешил закрыть Олету. Обняв ее, я повернулся спиной к толпе.
Слезы текли по лицу Оленьки ручьями.
— Я солгала, — словно не веря себе шептала она. — Я солгала!
Она тряслась в моих объятиях нервной дрожью. Подумать только, среди всех, кого я здесь успел узнать, лишь Олета была честна. Всегда, принципиально. Но, обстоятельства, мутные игры, всех этих высокоранговых, и ее заставили поступиться своими принципами.
— Зачем ты это сделала?
Да, я не нашел ничего лучше, чем задать такой дурацкий вопрос. Она немного отпрянула от меня, заглянула прямо в глаза. И я понял, сейчас я услышу нечто необычное, нечто личное настолько, насколько можно представить. Возможно, признаться в этом, до сегодняшнего дня, Олета не желала сама себе. Эльфийка вновь прильнула ко мне, ее шепот горячий и страстный обжигал пламенем:
— Я порочна! Я с ума схожу от вида красивых рук, особенно твоих! О, чего я только не представляла с ними! Я боролась, я пыталась поставить свои принципы над странными фантазиями и безрассудством. Но безумие победило! Я не могу допустить, чтобы эти руки оказались мертвы. Я лучше умру сама!
Последние слова она практически прорычала. Холодок заскреб мне позвоночник. Каждый, конечно, имеет право на свои фантазии. Но…но я еще Эфелиту считал чокнутой. Хотя, конечно, есть нечто лестное, когда чьи-то принципы разбиваются в дребезги от одного твоего вида. Пускай и частичного.
Мне обожгло грудь. Олета тоже почуяла жар. Когда она отшатнулась я увидел, что на ее шее вместо пяти белых жемчужин, находится шесть. Она удивленно ощупывала свое ожерелье, а над ее головой, чуть вдали, я разглядел черный столб дыма, упирающегося в небо.
— Надо укрыться! — произнес я.
Олета, все еще угнетенная своим поступком, непонимающе посмотрела на меня.
— Сейчас тут станет жарко!
Не успел я закончить фразу, как туча стрел взметнулась в воздух. Рассерженным роем они обрушились в толпу, настигая увлеченных сварой эльфов. Плотно стоящие, без доспехов, не готовые к битве, бессмертные господа стали легкой мишенью для бывших рабов. Эльфы падали, пронзенные стрелами, корчились зажимая раны, кричали. Вся толпа бросилась врассыпную. Бегущие сталкивались, мешали друг другу, даже старались прикрыться телами своих же товарищей. А новая волна смертоносных снарядов уже свистела в воздухе.
Войско лоталли так близко? Да, они не теряют времени. Стрелы летели из-за ближайших зданий, из раскинувшихся рядом с Бастионом рощ. Невозмутимый палач рухнул с пронзенным горлом. Глашатай скатился с помоста, не понятно, то ли пораженный выстрелом, то ли в попытке избежать такой участи.
Стрелы забарабанили по помосту, вонзаясь в крепкое дерево. Я обнял Олету, закрывая ее от стрел и бросился вниз. Оказавшись на земле я вместе с эльфийкой укрылся под помостом. Успел краем глаза заметить суету в ложе моих судей, правда, не разглядел, кто из них ранен или убит. Да и вообще, зацепил ли их обстрел лоталли.
— Барра! Барра!
Сотни глоток выкрикивали незнакомый мне боевой клич. Появились и сами лоталли. Я поразился их облику. Ожидая увидеть кое-как вооруженных оборванцев, но вместо них увидел одетых в кольчуги бойцов с алебардами в руках. Они наступали длинной цепью, спеша добраться до толпы растерянных эльфов, больше озабоченных поиском укрытия, чем желанием оказать сопротивление.
— К оружию!
Голос Дуэндала пронесся над площадью громовым раскатом.
— К оружию! Или вы дадите убить себя никчемным рабам? Гайя!
Его призыв оказал магическое воздействие. Да эльфы на площади были без доспехов, копий и алебард, но мечи и кинжалы оставались при них. Эльфы вскакивали на ноги, выходили из укрытий, сжимая в руках мечи.
— Ко мне! Ко мне! — голосил Дуэндал. — Гайя!
Эльфы принялись собираться вокруг Воителя, образуя нечто похожее