Прошла минута. Три. Пять. Десять.
Мы катились и вроде как даже не снизили скорость.
– Что за черт! – я вскочил и заглянул в сопло, будто надеялся обнаружить там бодрое пламя. Ничего, разумеется, не было.
– Почему мы катимся? – с любопытством спросил Хмель.
Ашот пожал плечами.
Я посмотрел на Эйжел. Та с самым невинным видом пожала плечами:
– Я же говорила – надо подтолкнуть дрезину, заскочить на нее и катиться.
– Эйжел? – спросил я.
– Тут уклон, Ударник. Разлом случился в горах, до Разлома мы медленно поднимались в гору. А после Разлома путь все время идет вниз. Чуть-чуть. Но этого хватает. Когда мы переехали Разлом, я вспомнила, мне рассказывали.
Я онемел. Я смотрел на баллоны, на нелепое сопло, на ошарашенные лица Ашота и Хмеля. Наверное, у меня такое же лицо сейчас.
– И мы зря ехали на паровозе через этот… этот ужас? – воскликнул я.
– Говорю же – потом вспомнила, – грустно сказала Эйжел. – Иначе бы сразу сказала.
– А почему не сказала потом? Когда переехали Разлом?
– Я сказала, – невозмутимо сообщила Эйжел.
– Ты же вроде как в шутку сказала, – поддержал меня Ашот. – Зачем мы эту… хрень эту городили? – он махнул рукой в сторону нашего кустарного ракетного двигателя.
– Вам так спокойнее было, – Эйжел пожала плечами. – Все равно надо было у дрезины срезать рычаги и шестеренки, чтобы свободный ход был. Ну – потеряли час на эту штуку… нестрашно. Может, она и ускорила нас немного!
Дрезина катилась на незаметном для глаза спуске. Эйжел невинно смотрела на нас. Мы молчали.
– Нет, ты скажи, почему молчала? – упорствовал Ашот. – Почему?
Эйжел вздохнула:
– Ударник так обрадовался, что ракетный двигатель придумал. И вы воодушевились. Вам, землянам, важно чувствовать себя умнее, я это знаю. Почему бы и нет?
Она развела руками. То ли от откровенности, то ли еще по какой причине, у нее снова прорезался акцент:
– Это не плохьо! Это хорьошо, когда насьтроение хорьошее! Стоит времени! Я знаю, я жьенщьина клана!
– Мы идиоты, – сказал я. – Эйжел, я и впрямь думал, что эта фигня разогнала дрезину!
– Может, и разогнала. Немного, – Ашот наморщил лоб. – Считать надо. Только я формулы не помню. Дома посчитаю, хочешь?
– Не хочу, – буркнул я. – И что теперь, Эйжел? Ты беспокоилась о наших чувствах? Так вот, теперь я чувствую себя идиотом! Самонадеянным болваном! И что делать?
– Посьмейся, – предложила она. – Над собьой, надьо мньой… Помьогает!
Я подумал – и рассмеялся.
В конце концов, мы ведь движемся к Иртану. А там встретим литерный поезд, и начнутся такие проблемы, что даже путешествие через Разлом забудется. Не говоря уже о шутейном ракетном двигателе, приделанном к дрезине.
Когда я пришел на заставу, была уже глубокая ночь. Я сбросил с плеч рюкзак, постоял, привалившись к ограде. Потом несколько раз дернул за веревку. Колокол бодро звякнул, за оградой истерично залаял наш пес. Я ждал. Кто-то должен быть внутри. На заставе всегда кто-нибудь есть. Так принято.
– Кого черти носят? – донеслось из-за ворот. Пес тут же замолчал.
– Это я, Ведьма.
– «Я» бывают разные, – наставительно сказала Ведьма, гремя засовами.
– Я, он же Иван, он же Ударник, он же седьмой пограничник заставы, – отозвался я. – Тебе адрес по прописке сказать?
Ведьма открыла ворота, посмотрела на меня. Пистолет она держала в руке, но дулом вниз. В другой руке была яркая карбидная лампа. На Ведьме был красный клетчатый халат и шлепанцы с пушистыми розовыми помпонами.
– Что случилось, Ударник? – тихо спросила Ведьма.
– Все нормально, – ответил я, подхватывая рюкзак. – Баня горячая?
– Баня холодная, и дров нет, – ответила Ведьма. – Старик с Иван Иванычем за дровами поехали.
– Ну и хрен с ней, с баней, – решил я, входя в ворота. Ведьма за моей спиной задвигала засовы. – Ведро холодной воды сгодится.
– Кто? – неожиданно спросила Ведьма. – Кто это был?
Я ответил, только когда мы вошли в дом и уселись за стол. От Ведьмы можно было ничего не скрывать в связи с бесперспективностью этого занятия.
– Парень, молодой, – сказал я. – Лет двадцать, может, с небольшим. У него был тюк с грузом – лекарства в основном, я их прикопал, место заметное… тяжело было все тащить. Документов никаких, лекарства в основном украинские.
– Как сюда хохла-то занесло? – удивилась Ведьма. Крякнула, встала, пошла к буфету, принесла бутылку водки, рюмку и стакан, шмат сала, черный хлеб. Я посмотрел на бутылку и спросил:
– Издеваешься?
– Нет, Ударник, – сказала Ведьма. – Не тот повод. Но осталась только украинская водка, что тут поделаешь? А закуски лучше сала не придумано… – Она поморщилась, потерла левый бок. – Хотя поджелудочная, наверное, другого мнения…
Себе Ведьма налила рюмку, мне – полстакана.
– Я столько не пью, – сказал я.
– Сейчас выпьешь, – ответила Ведьма. – Ты первый раз убил человека?
Я кивнул и опрокинул стакан в рот. Водка была теплая и прошлась по горлу как наждак. Я закашлялся, схватил кусок хлеба, торопливо прожевал.
– Да, – сказал я.
– Как все было?
– Шел четвертым дозором. Вышел прямо на него… лоб в лоб. Окликнул. Он вскинул ружье и дважды выстрелил. У него в стволах дробь была, он промазал, одной дробиной только по куртке чиркнуло, – я показал рукав, который словно бритвой полоснули.
– Повезло, – спокойно сказала Ведьма.
– Я схватил автомат, за камень присел, там у солонца валуны такие красные, помнишь? Парень ружье перезаряжал. Надо было припугнуть. Или под ноги выстрелить. Ему все равно не успеть было перезарядить ружье…
– Он в тебя выстрелил, – холодно сказала Ведьма.
– Я мог взять его живым.
– И что? За вооруженное нападение на пограничника – расстрел. Он уже попадался нам?
– Да, – я кивнул. – У него черный круг на запястье. Он зачем-то поверх свою татуировку сделал, черный квадрат… Малевич хренов… все равно видно, что круг был…
– Вне закона, – кивнула Ведьма. – Рецидивист. Иван, ты все правильно сделал.
– Он тащил медикаменты, – упрямо сказал я. – Хотел всего лишь заработать. Откуда я знаю, как он там живет, на своей Украине? Работы нет, денег нет, семья… научился ходить в Центрум…
– Давай-давай, придумывай ему биографию пожалостливее, – фыркнула Ведьма. – Мать-старушка ждет у окна, дочурка плачет вечерами в кроватке и говорит: «Мамочка, почему папа не приходит…» Мы этого не знаем и знать не можем! Человек не первый раз нарушал закон! Он знал, на что шел! Мог быть официальным торговцем. На жизнь бы хватило, даже на черную икру с шампанским бы оставалось! Думаешь, он бы о тебе горевал? Хорошо, если зарыл бы, а не бросил посреди степи!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});