— Заезжали к Салаутдину? Не загорели совсем.
— За два дня можно только обгореть.
Аслан улыбнулся вдруг всплывшему воспоминанию, как отец возил их, его и еще совсем маленького Ису, на море — машина появилась недавно и поездка показалась удивительным чудом. Но удивления стало еще больше, когда они обгорели! Они, живущие рядом с самим Солнцем? Тогда Аслан впервые столкнулся со скрытым неудобством не только удивляющего суровостью гор, но и блистающего свободой волн мира.
— А сейчас в горы?
— Да, скоро.
Все уважали отца, и когда Аслан неожиданно легко, почти вдруг стал командиром небольшого отряда, он понял — незримое, но ощутимое отцовское влияние стало тому или виной, или заслугой. Потом, когда отряд оброс новыми людьми, и односельчан в нем осталось не так уж много, его авторитет не пошатнулся — и это уже полностью его заслуга. А однажды, когда пришлось рубить тлевший и от этого взрывом вспыхнувший конфликт, он услышал у себя за спиной: "У него и отец такой". Он гордился услышанной фразой и согласился с полученной оценкой, и сейчас, сидя за столом и отвечая на короткие и удивительные отцовские вопросы, Аслан в который уже раз понял, почему ни разу в жизни не смог плохо подумать о нем — спрашивая человека, отец предлагал тому, не заставляя, думать — за это глупцы не любили его.
— Они скоро выдохнутся, я видел их лица, — неожиданно для себя произнес Аслан, зная и злясь, что незаданный вопрос и его ответ родились из отцовских недосказанностей. В прохладе начала дня, сидя напротив отца, соблюдая все для кого-то странные, а для него наполненные осознанным смыслом условности, он ждет, не соглашаясь с ожиданием, совета.
— Зачастую бывает, победа хуже поражения.
* * *
— Компрачикосов!!!..
Нет ничего хуже, чем ждать или догонять — время не знакомо с обманом. Растянувшись в сточасовые сутки до первого поцелуя, оно взорвалось наполненностью и сжатостью, рванулось из ниоткуда в никуда. Похожее на долгий крик, или стон, или радостный без вопросов вопль, длиной в одну и часто непонятную, новую ноту, ребристое время немой и шумящей страсти и тревожно-сумасшедших ожиданий, исписав, меняя почерк, чистый лист последующих дней и ночей, почти сразу смяло его в комок хронологически невыдержанных впечатлений. Смешалось все: тела, слова, улыбки, не только свои и не только открытые, любопытство и равнодушие, неосмысленная краткость и глупая многозначность, несогласие с непониманием праздника двоих и снисхождение к ним. Как осенний лист в ручье, вертясь в подводном течении, посылает в глаза прохожему желтые сигналы, так и память, процедив воспаление мозга, оставляет человеку блеск впечатлений, срезы, сумбур, нарушая при этом честную последовательность и разрывая непрерывность. Но сначала кончился первый вечер.
Во втором кармашке ее шорт нашелся второй запаянный предмет.
— Надеялась на лучшее, а приготовилась к худшему? — порадовался за себя и за нее Алексей, когда они наконец-то вернулись к "своему" волнолому. — Лучшее, оно ведь не враг хорошего?
— Переоценила походные условия, — ответила Лена, выдав себя дыханием — борьба заточку опоры утомила и ее.
— Что будем делать, пойдем к костру? — немного помолчав, предложил он.
Устав друг от друга и от моря, лежа на шершавом и немного липком от морской воды волноломе, чувствуя спинами выбоины и раковины теплого бетона, они глазели на звезды — не вглядываясь в них. Она подложила под голову шорты, а он валялся просто так, не выпуская из своей руки ее мокрую ладонь.
— Нет, сегодня неинтересно, я только купальник отнесу.
Она действительно устала — сегодня суматошный день: предобеденный заплыв с Алексеем — они едва не утонули, поход за рапанами к неблизкой реке — ей не сиделось на месте, а после только что закончившегося ночного приключения еще не восстановилось дыхание, но ей не хочется возвращаться к костру. Ей интересен Алексей. Хочется заглянуть ему в глаза, но не видно даже блеска, и ей захотелось пройтись с ним вдоль прибоя, не спеша и чувствуя лишь руку, и она знает — молчать они не будут.
Прогулка удалась. После многих дней заградительного молчания, а затем недосказанности, последующих коротких фраз их прорвало — то есть микроб сомнений переродился в бациллы многословия. Пропустив, скорее намерено, чем случайно, фазу убалтывания, интерес друг к другу все же развязал им языки и, сталкиваясь на встречных курсах, осколки разбивающихся фраз разлетались веером и падали в короткой темноте, растворяясь в ней и в шуме волн. Слова не успевали за мыслями, неоконченные вопросы прерывались в угаданных ответах, темно, но глаза искали встречи, а улыбки не покидали голоса. Наверное, уже по традиции они зашли черти-куда, но на этот раз обошлось без борьбы за живучесть — море рядом, но под ногами земная твердь, а над головами высокая и крутая стена обрыва, и далеко вверху на ней растут невидимые в теплой ночи южные сосны. Если бы не огни далеких кораблей, то можно было бы подумать, что это край земли, упавший в океан.
— Так вот почему место для нашего лагеря выделили именно здесь, — заглянул Алексей в чернеющую и ненадежную высоту.
— А мне нравятся окраины. На окраинах жить интереснее.
— Как это ни странно! На острие ножа или лезвии бритвы?
А когда осыпающийся угловатыми камнями гигантский срез земли кончился, из-за деревьев выплыл высокий и щербатый, потому что не во всех окнах свет, солидный корпус солидного пансионата. Еще ближе — и мигнули внутренним светом маленькие кафе, фонари выстроились вдоль небольшой, но собственной набережной, а освещенный пляж удивил ведущими с ухоженных волноломов лесенками — как в бассейне. Привязанная к почти игрушечному кнехту короткопузая белая яхта качнулась на волне.
— Зайдем? — спросил Алексей, смутно вспоминая классовое чувство.
— Зайдем, но только не сегодня, — ненадолго отказалась от красиво подсвеченной картинки Лена.
Возвращались они уже по дороге, где автоджигиты на бодрых моторах освещали их и темную, а в свете фар светлую листву. О, ужас — они коснулись рифм, разрушив еще один стандарт южного романа. Медленно шагая и закрываясь от света встречных машин, они проболтали всю дорогу, а свернув, обнаружили, что костер еще тлел и у углей сидели самые стойкие. Они попрощались и разошлись по своим палаткам, и уснули, крепко и без снов.
Потом они еще раз побывали в этом санатории по имени "ГАЗ", при свете дня, взяв с собой Нину и Дениса. Лена быстро преодолела короткую цепочку вопросов и выяснила, что скучающему солидностью корпусу требуется инструктор группы здоровья, пастух, а лучше пастушка, гоняющая по утрам иногда вспоминающих о движении постояльцев. Она уже знала систему временных южных работ, когда, имея с собой санкнижку, вполне можно устроиться — правда, почти даром, но у моря, и не важно, кем — дворником или библиотекарем. Администрации из армянских лиц понравилось строение ее тела и цвет волос, и ей предложили роль пастушки, а так же столовую, служебную кровать и ключ.