Вот и волны. Они зашли уже по пояс, а он, борясь с глупым стеснением и неловкостью, боялся, что если она поскользнется сейчас, то он не сумеет поймать ее руку, а если поймает, то вдруг это будет выглядеть смешно или не дай бог пошло? Но она не поскользнулась, она рядом, туже затягивает узел тех самых тяжелых светлых волос, а он смотрит на ее пальцы.
— Молчишь, прохожий? — весело спросила она.
— Ты жуткий тип, Лена.
— Почему?
— Только что я чуть не покусал человека. Из-за тебя.
Алексей не стал ждать ответа и нырнул в набежавшую волну, а вынырнув, подождал ее — ведь она бережет волосы от липкой воды.
— Скажи, как можно купаться и не нырять? Объясни мне.
— Красота требует некоторых жертв. Иногда человеческих.
— Жертвоприношений? Не понимаю, ведь все равно намокнут.
— Не намокнут.
— А если намокнут?
— Не намокнут, не отвлекайся, я тебя уже обогнала.
Но все равно молчаливый пресс сдержанности предыдущих дней взорвался сверхболтливостью. Не замечая времени и позабыв о расстоянии, однако помня о взаимном соперничестве, они заплыли черти-куда. Покатость моря скрыла пляж, он утонул вдали, но высокие маяки-пансионаты остались на месте и, уменьшившись в размерах, прибавили в белизне. Побережье вдруг чрезвычайно расширилось, растворяясь в тонкой дымке окраин, горы выглянули из-за спин предгорий, а Алексей наглотался воды. Ну а Лена, как более опытный пловец, конечно же, посмеивалась над ним, впрочем выпив свою законную норму. Но он не сдался, ни ей, ни морю. А то, что земля круглая, заметно именно с уровня глаз, с волны, а не с человеческого роста.
— По-моему кто-то из нас сейчас утонет, — не выдержал он ее нападок.
— По-моему кто-то из нас легкий тип? — уточнила она.
— Красиво смеешься, Лена.
— Я знаю. Тебя твоя улыбка тоже не портит.
— Разговор двух подружек. А плаваешь ты и в самом деле лучше — я заметил, ты не улыбаешься против ветра.
— Я не считаю тебя подружкой.
— Придется разговаривать сквозь зубы, иначе я растворюсь. Тебе не кажется, что мы заплыли слишком далеко?
— Кажется.
— Поворачиваем?
И они повернули, к берегу, без лишних обсуждений и уточнений — кто на свете всех сильнее. Ветер, который долго и незаметно сносил их в сторону от пляжа, развернулся вместе с ними и сильными брызгами стал бить в лица. Волны прибавили в своеволии и тоже стали сильнее и несговорчивее, а усталость двух людей в их равнодушной власти лишь разожгла аппетит и порывистое злорадство ветра. Но эта же усталость и осознание глупой опрометчивости заставили, выбрав ритм, махать и махать руками, уже не чувствуя плеч. Сухожилия одеревенели, но каждый в половину ослабленный гребок толкал их к берегу, назло бесконечности волн.
Выпив еще по одной норме соленой воды, они, в конце концов, увидели пляж, а вскоре добрались и до волнолома. Сил от этого не прибавилось, но цепляться за гладкие стены не к лицу, и они доплыли до пляжа. Коснувшись ногами дна и не сговариваясь, они остались в границе бегающих туда-сюда, не таких страшных здесь, домашних, пляжных волн.
— Как после кораблекрушения, — выдохнула усталая она. Изменчивая волна ласкает ее тело, пытаясь то вытолкнуть, то утащить обратно.
— А дети ушли, — таким же усталым выдохом ответил он. Он рядом с ней и не спешит подняться, а волны-злодейки, то ли издеваясь, то ли извиняясь, перещелкиваются камешками вокруг.
— Не дождались. А мне нравится лежать вот так, как после кораблекрушения.
— Волосы все-таки намокли.
— Зануда.
Они помолчали, отдыхая и слушая шум пляжных волн и голоса людей. У этих людей есть силы — говорить, и разум — не заплывать слишком далеко.
— А мне свело судорогой правую ногу, но я никому не сказал.
— А мне левую, и я никому не сказала.
Он сел. Чувство юмора — верный признак восстановления.
— Ты красивая, Лена.
Волны набегают на нее, бросаясь крупным, черным песком.
— Неправда, — как кошка, на мгновение сузив зрачки, ответила она, — но я привыкла, что мне все врут.
Она тоже села рядом и уже нормальными глазами посмотрела на него.
— Ты просто путаешь красоту со смазливостью, — не найдясь с ответом, Алексей встал и протянул ей руку. — Пошли?
Но от усталости потемнело в глазах, и к стыду своему он догадался, что, взяв ее за руку, сам чуть было не упал.
— По-моему, я действительно устал, даже в глазах потемнело, — извинительно сообщил он. — Ты выиграла соревнование, а я в ужасе от своей спортивной формы.
— Это просто другая усталость.
— Успокаиваешь?
А в лагерь нужно подняться по довольно крутой тропинке, и пользуясь случаем крутого подъема и правом мужчины, Алексей уже не выпустил ее ладони из своей руки.
— А как же законы гор? — намекнул он, вспомнив походность и чувствуя, как она крепче сжимает его руку.
— А здесь не горы, — просто ответила Лена.
Так что же, этот пыльный подъем, получается… лестница к счастью? Возможно, вот только палаточный лагерь, не зная о водных событиях и не подозревая о перемене, встретил их незамысловатым запахом поедаемого обеда и обидным невниманием, и, зайдя в столовку, они разошлись по своим местам.
* * *
— Послушай, — сказал Поэт, — все, что ты тут накатал, очень похоже на щучку из морозилки. Все, кроме "Города Мертвых".
— А прежде чем попасть в холодильник, она месяц отлежала на прилавке?
— Ты где-то ошибся.
— Потерян ритм?
— Какой ритм может быть у мороженой щуки?
— Видишь ли, — попытался оправдаться Писатель, — "Город Мертвых" — голое чувство, почти без всякой мысли. Остальное же — полузабытые воспоминания, бодяга, придумки. Не карма, но очень похоже.
— Придумки, похожие на зомби, — не унимался в критике Поэт.
— Пускай, — защищался Писатель, — соотношение правды и лжи один к ста, а может и к пятидесяти. Где ты видел лучшие пропорции?
— В Книгах, — подсказал Поэт, — Любви и Пустоты.
* * *
12.
— Компрачикосов!..
— Дядя Леша, пойдем за рапанами?
— Ты что, с ума сошел? Я умираю.
После обеда Алексей с наслаждением растянулся в платке. Лагерь затих — большинство сделали то же самое, занеся сытые животы под крыши из выцветшей материи. Александр ушел к Даше, на другую "улицу", но через некоторое время появился Денис и решил затерзать его вопросами.
— Пойдем, дядя Леша.
— Нет, мы с тобой уже находились сегодня, а я еще и наплавался. Надо отдохнуть после обеда, хотя бы немного.
— А мама говорит, что ты ешь меньше меня.
— Как раз сегодня я постарался, извини.