Процесс был показательным, он велся без всяких упрощений процедуры следствия и судопроизводства, подсудимым были предоставлены адвокаты. Но все они сознались в своей преступной деятельности (хотя некоторые с оговорками, признавали не все пункты). В ночь на 25 августа всем обвиняемым был вынесен смертный приговор, но при этом давалось 72 часа на апелляцию. Им раздали бумагу, ручки, каждый написал прошение о помиловании. После чего… всех сразу же расстреляли.
Зачем? Ведь они дали показания против целого ряда других видных коммунистов – Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова. Можно было провести очные ставки, вскрыть новые связи… Между прочим, Сталина в это время вообще не было в Москве. Он вместе со Ждановым находился в отпуске на Кавказе. За процесс отвечал Ягода. Усердие с немедленным расстрелом проявил именно он. А по тюрьмам принялись пачками расстреливать остальных арестованных троцкистов – без судов, всем скопом. Обрывая возможности для дальнейшего расследования [146].
Стоит отметить, Сталина действия Ягоды отнюдь не порадовали. Наоборот, встревожили и возмутили. Настолько встревожили, что 25 сентября Иосиф Виссарионович и Жданов направили в Политбюро телеграмму об «абсолютно необходимом и срочном» отстранении Ягоды от руководства НКВД и назначении на его место Ежова. 30 сентября такое постановление было принято. Понимал ли шеф карательных органов, что самовольное экстренное уничтожение осужденных и подследственных навлекает подозрения на него? Не мог не понимать. Ведь Сталин уже имел к нему весьма серьезные претензии. Тогда почему Ягода решился на такое? Из чувства самосохранения, чтобы не вскрылись некие его собственные дела? Позвольте усомниться. Какое же самосохранение, если сам по себе этот шаг мог стать для него (и стал) самоубийственным? Остается предположить, что он получил от кого-то приказ. Приказ от таких сил, чью волю он не мог не исполнить. Или надеялся – эти силы прикроют его.
Почему-то считал себя неуязвимым и Бухарин. В том же 1936 г., когда раскручивалось следствие, он побывал за границей, в Париже встречался с видными меньшевиками Николаевским, Даном. Рассказал им о внутрипартийной борьбе в СССР, сообщил немало скандальных фактов, действительных или мнимых, которые впоследствии использовались в антисоветской пропаганде. Бухарин выражал желание увидеться с Троцким, говорил: «Между нами были большие конфликты, но это не позволяет мне не относиться к нему с большим уважением». Отмечалось, что взгляды Троцкого и Бухарина по дальнейшему развитию страны совпадают: необходим частичный возврат к нэпу, сокращение колхозов, а в промышленности – госкапитализм и широкое внедрение иностранных концессий.
Во время этой же поездки Бухарин выступил на собрании эмигрантов в Праге. И, по свидетельству Кусковой, сделал с трибуны масонский знак, «давая знать аудитории, что есть связь между нею и им, и что прошлая близость не умерла». А когда Николай Иванович вернулся в Россию, в поезде, следовавшем в Ленинград, он имел секретную встречу с послом США У. Буллитом [111]. В частности, сообщил американцу, что Сталин ведет тайные переговоры с немцами. Если разглашение иностранному дипломату ценнейшей стратегической информации называть не шпионажем, то… как еще это называть? Кстати, советские спецслужбы не донесли партийному руководству обо всех этих фактах. В спецслужбах у Ягоды все было схвачено.
По поводу казни своих товарищей Каменева и Зиновьева Бухарин выразил восторг. Требовал от Сталина «выискать и выловить и уничтожить всю нечисть». Писал: «Это осиновый кол, самый настоящий, в могилу кровавого индюка, налитого спесью, которая привела его в фашистскую охранку». Под индюком имелся в виду Троцкий, которому в Париже Николай Иванович выражал «большое уважение». Что касается показаний, прозвучавших против него самого, то обвинителей уже устранили, Бухарин напрочь все отрицал. Сталин даже сам взял его под защиту. Говорил: «Комиссия… считает, что нельзя валить в одну кучу Бухарина и Рыкова с троцкистами и зиновьевцами».
Но… Ягода уничтожил еще не всех опасных свидетелей. В январе 1937 г. открылся второй публичный процесс, так называемого «параллельного троцкистского центра»: Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков, Муралов, Дробнис и др. Подсудимые снова признавались в шпионаже, подготовке переворота, вредительстве. Пятаков сообщал: «Что касается войны, то и об этом Троцкий сообщил весьма отчетливо… В этой войне неминуемо поражение сталинского государства… Поражение в войне означает крушение сталинского режима, и именно поэтому Троцкий настаивает на создании ячеек, на расширении связей среди командного состава». Его показания полностью совпадали с официальными троцкистскими источниками.
Радек вспомнил свой разговор с Бухариным в 1934 г. – обсуждалось, что поражение СССР в схватке с Германией и Японией будет выгодным, откроет дорогу для переворота. А Сосновский и Куликов дали показания, как Николай Иванович в начале 1930-х одобрял политический террор. На очных ставках это подтвердилось. Прозвучали показания и против другого высокопоставленного «оборотня» – Ягоды. После этого пленум ЦК дал санкцию на арест Бухарина, Рыкова, Сталин намеревался протрясти НКВД и партийные органы. Но… внезапно и резко направление расследование нацелилось в другую сторону. Начались аресты военачальников.
А. В. Шубин, детально анализируя поведение Сталина, приходит к выводу: «События апреля – июня 1937 г. наводят на мысль, что Сталин наносил не превентивный удар, а парировал внезапно обнаруженную смертельную опасность» [146]. Многочисленные свидетельства подтверждают – готовился переворот [60] Тухачевский уже неоднократно был замечен на страсти к политическим интригам, а после ареста он раскололся без всяких «физических методов» воздействия. Сообщил, что заговор существовал с 1932 г., перечислил очередность вовлечения в него военачальников. Признал связи с троцкистами и указал, что с 1935 г. единственно реальным представлялся «переворот, подготовляемый правыми совместно с работниками НКВД».
Посыпавшиеся на оппозицию удары подхлестнули заговорщиков. В феврале 1937 г. нарком внутренних дел Украины Кацнельсон, побывавший в Испании, по секрету рассказывал своему родственнику, чекисту Орлову, что военные намереваются арестовать Сталина. Но не успели. Раскалывались они гораздо быстрее и легче, чем гражданские крамольники. В шпионаже и вредительстве признались далеко не все обвиняемые, но в заговоре – все. 11–12 июня Тухачевский, Якир, Уборевич, Примаков, Корк, Эйдеман, Фельдман, Путна, Медведев были осуждены и расстреляны.
Но от этой группировки, в свою очередь, потянулись нити к другим скрытым врагам. Выяснилось, что Ягода прекрасно знал о заговоре военных. Знал и Бухарин, обсуждал с Тухачевским планы. В марте 1938 г. состоялся последний публичный процесс – над Бухариным, Рыковым, Раковским, Ягодой, Крестинским, Розенгольцем, Черновым, Икрамовым, Ходжаевым, Шарантовичем, Гринько, Зеленским. Обвинения прозвучали даже более чудовищные, чем на прошлых процессах. Вредительство, организация «кулацких восстаний», голода… Было это? Да, было.
Впрочем, Бухарин до сих пор на что-то надеялся! Из тюрьмы неоднократно писал Сталину. Признавал свою вину, но предлагал его не уничтожать, а использовать – выслать за границу, чтобы сделать из него «анти-Троцкого». Наивно? Наивным Бухарин никогда не был. Он не терял надежды, что «силы неведомые» все-таки защитят его. Знал, что у них остались «оборотни» в окружении Сталина – глядишь, повлияют, уговорят. Но теневые силы не вмешались. Для них Бухарин был уже отработанной фигурой. А на будущее он был полезнее в качестве «мученика», жертвы «сталинского режима».
Но к этому времени и сам Сталин успел узнать, чьими ставленниками являлись его враги. В декабре 1937 г. советской разведке за рубежом удалось выкрасть часть архива Троцкого. Того самого архива, которым ОГПУ в свое время «не заинтересовалось» и который при содействии Бухарина был вывезен из СССР. А кроме того, троим высокопоставленным подсудимым удалось купить себе жизни. На январском процессе 1937 г. – Радеку и Сокольникову, на мартовском процессе 1938 г. – Раковскому. Заплатили они известной им информацией, а знали они чрезвычайно много.
Это были высокопоставленные масоны, эмиссары «мировой закулисы» в советском руководстве, причастные ко многим теневым акциям. Радек обеспечивал проезд Ленина через Германию, в Стокгольме занимался с Ашбергом прокачкой денег большевикам, потом вращался в Коминтерне. Раковский был агентом Парвуса в Румынии и на Балканах, через него переводились деньги Троцкому. Сокольников тоже занимался финансами, подписывал Брестский мир, участвовал в махинациях Льва Давидовича с иностранными дельцами.