В итоге уговорили, что Москва обязана вмешаться. В Испанию поехали советские военные специалисты, отчалили транспорты с советскими танками и самолетами. Все-таки Сталин попытался избежать осложнений, обвинений в «экспорте революции». В декабре 1936 г. вместе с Молотовым и Ворошиловым он направил премьер-министру Испании Кабалерро письмо с требованием «предпринять все меры, чтобы враги Испании не смогли изобразить ее коммунистической республикой» [113].
Однако ничего хорошего из этого не вышло. Каша заварилась крутая и слишком мутная. Отряды троцкистов и анархистов геройствовали в боях, но и жестоко бесчинствовали. Устраивали повальные «экспроприации», расстрелы «буржуев», погромы католических храмов. Республиканское правительство теряло сторонников, все больше испанцев тянулось к Франко. Ко всему прочему, эти ультрареволюционные формирования отказывались подчиняться центральному командованию, разваливали фронт. Устраивали и открытые мятежи. Причем советская разведка вдруг установила – троцкистское руководство согласовывало свои действия с германским абвером! Все вернулось на круги своя, как в Первой мировой. Но когда сталинские спецслужбы нанесли удары по троцкистским организациям в Испании, посыпались новые обвинения. По своим бьют! Сводят личные счеты!
Советский Союз увяз в ненужной ему войне. Партийные идеологи рисовали Испанию символом героизма, пионеров нарядили в пилотки-«испанки». Молодежь декламировала и распевала стихи Светлова (Шенкмана): «Он хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…» Мальчишки мечтали сбежать в Испанию, драться за «пролетариев всех стран». Работяги, колхозники, красноармейцы вполне искренне, по-русски, воспринимали необходимость выручать «братьев по классу». Но на этих порывах великолепно сыграла западная пропаганда! Испанскую революцию разжигал интернациональный масонский сброд, а стоило вмешаться СССР, как британские, французские, американские политики и пресса завопили о советской экспансии! [86]
Германия и Италия направляли в Испанию куда больше войск и техники! Советских военных советников прошло через Испанию 5 тыс., а немцев и итальянцев – 90 тыс.! Но их действия представлялись оправданными. Они-то выступали защитниками «цивилизации»! Выступали бескорыстно, по-рыцарски, не требуя за это ничего! Хотя на самом-то деле их участие в войне отнюдь не было бескорыстным. Только выгода выражалась не в приобретенных территориях. Фюрер и дуче получили возможность испытывать свою технику, обучать и обкатывать войска – а «обстрелянный» солдат или офицер стоит десятка «необстрелянных». А что особенно важно, немцам не мешали готовиться к следующим войнам. Теперь ни у какой «общественности» не возникало вопросов, против кого Германия клепает танки и самолеты!
В 1937 г. Франция пригласила Германию принять участие во Всемирной выставке. Нацистское руководство прибыло в Париж в полном составе, во главе с Гитлером. Его приняли чрезвычайно радушно, фюрера возили показывать город – который он вскоре будет осматривать как победитель… Сейчас-то он выглядел героем. Избавлял тех же французов, чтобы к ним из Испании не перехлестнули революционные безобразия. А проекты коллективной безопасности, предлагавшиеся Советским Союзом, оказались подорваны. Какая же безопасность, если русские готовы взорвать Европу «мировой революцией»?
Кстати, многие удивились бы, если бы узнали – в это же самое время, когда русские и немецкие командиры чертили стрелы ударов друг по другу на испанских картах, на другом континенте и в другой войне они оказались… союзниками. И не просто союзниками! Они оказались союзниками против партнерши Германии по Антикоминтерновскому пакту, Японии! Впрочем, ничего парадоксального в этом не было. Ведь нацисты мечтали возвратить германские владения в Китае, утраченные в Первой мировой войне. Прежние немецкие концессии и базу Циндао хапнула Япония, и в Берлине прекрасно отдавали себе отчет – делиться приобретениями «Страна Восходящего Солнца» не станет. А если захватит весь Китай, немцам и подавно ничего не обломится.
У Чан Кайши, в отличие от Токио, можно было что-нибудь урвать – в обмен на помощь. Когда китайский главнокомандующий порвал отношения с СССР, немцы подсуетились занять место русских. Стали присылать китайцам военных инструкторов, оружие. Но в Китае обстановка была еще более запутанной, чем в Испании. В самом Гоминьдане произошел раскол. Второй лидер партии, Ван Цзинвэй, убеждал, что сопротивляться японцам бессмысленно, да и не нужно, открыто призывал к капитуляции. Чан Кайши не был согласен с ним, но увлекся операциями против коммунистов.
Многие китайские военные полагали, что междоусобицы пора прекратить, они на руку только внешнему врагу. Недовольных возглавил маршал Чжан Сюэлян. Он-то потерял свою Маньчжурию. А его армии приказали развернуть наступление на «Особый район» Китая, занятый красными войсками Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая. Чжан Сюэлян вместо наступления наладил с ними контакты, приостановил боевые действия. А когда Чан Кайши в декабре 1936 г. прилетел к нему в штаб в город Сиань, арестовал его. Потребовал замириться с коммунистами и составить единый антияпонский фронт.
Вмешались совершенно разные силы. С одной стороны, примчались жена Чан Кайши Сун Мэйлин и ее брат-банкир Сун Цзывэнь, занимавший пост премьер-министра. С другой, прибыли коммунистические лидеры. Подала свой голос и Москва. Сталин не одобрил столь радикальных методов, как арест Чан Кайши – возникала опасность, что во главе Китая утвердится предатель Ван Цзинвэй. Подключились советские дипломаты, и ситуацию разрулили [16]. Чан Кайши был освобожден, а гражданская война прекратилась, единый антияпонский фронт Гоминьдана и коммунистов стал реальностью. Возобновилась советская помощь центральному правительству Китая. А Германия, таким образом, оказалась союзницей СССР и Коминтерна.
Однако японцы не намеревались ждать, когда Китай сорганизуется и усилится. Сами они плодотворно использовали несколько лет передышки. Выкачивали из захваченных провинций деньги, продовольствие, сырье. Эти средства позволяли расширять военное производство, формировать и вооружать свежие соединения. Квантунская армия значительно пополнилась. Пришла пора для следующего броска. Изготовились, как обычно, заранее. А о провокации не слишком задумывались, пустили в ход первое, что в голову пришло. Возле Пекина граница прошла по реке Лундинхэ. На мосту Лугоу (другое название мост Марко Поло) на разных берегах стояли китайские и японские части. В июле 1937 г. японцы обратились вдруг к соседям – дескать, у них пропал солдат. Для поисков просили пустить на китайскую сторону не какую-нибудь группу, а несколько батальонов.
Им отказали, но выяснилось, что у японцев уже сосредоточились поблизости артиллерия и танки. Батареи открыли шквальный огонь по расположению китайцев, по мирным населенным пунктам. А потом двинулась и пехота с танками. Китайцы контратакой отбросили противника, но в командовании их 29-й армии пошел разброд. Одни начальники предлагали драться, другие настояли на переговорах. О, японцы согласились. На переговорах принялись морочить головы – сегодня предлагали одно, завтра совсем другое. А тем временем перегруппировали войска, подтянули свежие соединения. Обрушились без предупреждения, раскидали противника и ринулись на Пекин [27].
Китайскую армию помогали формировать и немцы, и русские, но на должный уровень удалось подтянуть только несколько дивизий. Основная масса оставалась очень слабой. Традиционно в солдаты набирали всех подряд, абы побольше – крестьян, бродяг, преступников. Вооружены они были плохо, обучены еще хуже. Войска, стоявшие на этом направлении, стали разваливаться, и командующий, генерал Сун, предпочел отступить. Оккупанты без всякого сопротивления заняли Пекин, Тяньцзын. Чан Кайши срочно выдвигал навстречу врагу лучшие армии, но следующий удар был нанесен не с севера, а с востока, на приморском фланге.
Ведь по условиям прошлых соглашений Шанхай остался «демилитаризованным» городом, однако контролировал его японский гарнизон, а китайские части стояли в 20 км. Постепенно сюда перебрасывали все больше японских войск. А потом в порт вошел флот, началась высадка крупных контингентов, выгрузка техники. В ноябре группировка, собранная в Шанхае, устремилась на тогдашнюю столицу страны, Нанкин. Китайские войска пытались обороняться, но на фронте царила неразбериха. Кто-то при первом же известии о приближении японцев не слушал никаких приказов и бросался наутек – это становилось уже привычным, нормальным. Кто-то храбро вступал в сражение. Но интервенты прокладывали себе путь танками, броневиками, ливнями снарядов. Или обходили – через соседние участки, где китайские части разбежались.