Она удовлетворенно кивнула.
– Вы ведь знакомы с леди Бекинхолл, которая была на последнем собрании нашего благотворительного общества?
– Конечно.
– Она может принести приюту много пользы. Вот только боюсь, моя подруга пока сомневается, стоит ли ей присоединиться к нам.
– Да? – Уинтер смотрел на женщину без всякого выражения.
Ее улыбка стала еще шире.
– Да. И я подумала, что если бы вы лично показали ей приют, то она поняла бы, как много сил уже вложено в это богоугодное дело.
– Ну… – Как ни напрягал разум Уинтер, он впервые в жизни не мог придумать правдоподобной отговорки, которая позволила бы ему не тратить драгоценное время на глупую болтовню со светской львицей.
– Отлично! – Наверное, леди Геро страдала слуховыми галлюцинациями, потому что сияла так, словно он уже дал согласие. – Моя подруга ждет вас за дверями.
Уинтер не успел опомниться, как уже стоял в коридоре и кланялся леди Бекинхолл. Когда он выпрямился, то заметил веселый блеск в ее глазах.
– Как любезно, что вы решили показать мне дом, – произнесла дама. – Мысль о том, что я сейчас увижу детские кроватки, наполняет меня трепетом.
– Неужели? – деревянным голосом отозвался Уинтер. Он развернулся на каблуках и пошел к лестнице. Его сердце разрывалось на части от тревоги за судьбу сестры, за будущее их приюта. И в этот тяжелый момент он должен развлекать каких-то тщеславных аристократок!
Уинтер быстро зашагал вверх по лестнице. И услышал позади задыхающийся женский голос:
– О боже! Вы хотите показать весь дом за пять минут?
Он остановился и глянул назад.
Леди Бекинхолл стояла тремя ступеньками ниже и тяжело дышала. Сверху вырез ее платья выглядел совсем вызывающе. Уинтер видел мягкие округлости полной груди и темную ложбинку между ними, волнующую и слишком соблазнительную.
Он отвернулся и сказал:
– Прошу прощения, миледи. Я не хотел, чтобы вы бежали за мной.
– Конечно, не хотели, – ответила леди Бекинхолл.
Он быстро скользнул по ней взглядом. Ее голубые глаза горели насмешкой.
Уинтер беззвучно вздохнул и медленно пошел вверх. На следующем этаже они очутились в очень узком коридоре с тремя дверями. Хозяин дома открыл первую из них и отступил, пропуская леди Бекинхолл.
Она вошла и, осмотрев помещение, спросила:
– Что это?
– Те самые детские кроватки, на которые вы так жаждали взглянуть, – невыразительным голосом ответил Уинтер. – Это спальня для мальчиков. Как видите, она нуждается в ремонте.
Она посмотрела на него через плечо, а потом опять огляделась вокруг. Потолок был низкий, с пятнами от протекавшей крыши. Вдоль каждой стены стояли два ряда детских кроваток.
– Но вы скоро переезжаете в новое здание, не так ли?
– Да, – кивнул Уинтер, – это наша главная надежда. Тем не менее нам потребуются средства на покупку новой мебели.
– Хм-м… – неопределенно пробормотала леди Холлинбрук.
Приюту были нужны ее деньги. Потому Уинтер собрал всю волю в кулак и спросил:
– Желаете увидеть спальню девочек?
– А вы покажете? – издевательски приподняв тонкие брови, спросила его спутница.
Уинтеру очень захотелось ответить какой-нибудь резкостью. Но он сдержался и повел ее в следующую комнату, которая мало чем отличалась от предыдущей.
Леди Бекинхолл прошла в конец спальни и посмотрела на одну из кроваток.
– У вас тут все очень по-спартански, – произнесла она.
– Да.
Дама осторожно тронула ветхое покрывало кончиками пальцев.
– Да, постельные принадлежности могли бы быть и получше. Но по крайней мере сами кровати достаточно широкие.
Уинтер кашлянул и заметил:
– В этом помещении спят семнадцать детей. По двое, а где и по трое на одной кровати.
Леди Бекинхолл резко повернулась к нему. Ее юбки роскошного пурпурного цвета скользнули по голому дощатому полу.
– Но почему? – воскликнула она.
Уинтер посмотрел в глаза этой аристократке, которая никогда не знала нужды, и мягко проговорил:
– Потому что так теплее ночью.
Он увидел, как в ее глазах зажегся закономерный вопрос. Леди Бекинхолл посмотрела на маленькую печку. Стоявшая неподалеку корзина с углем была почти пустой.
Потом она опять глянула на него. Но, к ее чести, выражение лица богатой вдовы перестало быть легкомысленным.
– Понятно, – сказала леди Бекинхолл.
– Неужели? – И в этот момент случилось неизбежное: у Уинтера лопнуло терпение. У него больше не было сил продолжать любезную болтовню. Его ждали дела, сердце разрывалось из-за Сайленс, а он тратил драгоценное время на глупую кокетку.
Уинтер заговорил, и его голос теперь звучал жестко:
– Чтобы не мерзнуть ночью, дети прижимаются друг к другу как можно теснее. Печка у нас маленькая, стены тонкие, и потому в комнате бывает очень холодно. Перед рассветом сюда приходит служанка, чтобы подбросить угля. Те дети, которые давно живут у нас, не особо страдают от зимних морозов. Они здоровые и хорошо питаются.
– А другие? – тихо спросила леди Бекинхолл.
– Те, кто приходят к нам с улицы, часто – вернее, всегда – очень худые и слабые от голода, – ответил Уинтер. – Таким детям тяжело пережить ночные холода. Конечно, через несколько месяцев они крепнут от хорошей пищи и становятся упитанными. Но некоторых мы спасти не успеваем. Они просто не просыпаются утром, и все.
Леди Бекинхолл смотрела на него, ее лицо было белым.
– Я ожидала, что вы станете рассказывать мне о том, какие милые у вас детки. Что лестью и любезностью убедите пожертвовать деньги приюту.
Уинтер ответил, пожимая плечами:
– Я уверен, вы достаточно слышали льстивых слов и не нуждаетесь в них.
Леди Бекинхолл коротко кивнула и пошла мимо него в сторону выхода.
– Куда вы? – удивленно спросил хозяин дома, следя за ней взглядом.
– Думаю, я увидела все, что нужно. До свидания, мистер Мейкпис.
Уинтер покачал головой, мысленно ругая себя последними словами. Пока Сайленс оставалась в доме пирата, они каждый день рисковали потерять те средства, которые давали им лондонские богачи. В такой ситуации ему надо было приложить все силы, чтобы очаровать леди Бекинхолл. Вместо этого он повел себя как последний дурак и напугал эту напыщенную аристократку. Теперь она вряд ли согласится пожертвовать деньги на приют.
Вечером этого дня Сайленс стояла перед зеркалом в пол, которое поставили в спальне, и нервно одергивала кружево, украшавшее вырез платья. Оно действительно было прекрасным – у нее никогда не было наряда лучше. До смерти Уильяма Сайленс носила не только черные цвета, но ей и в голову не приходило покупать материю такого яркого оттенка. Обычно Сайленс выбирала что-то коричневое или серое. Ведь если ей надо было идти по делам, то она шла пешком, а Лондон был очень грязным городом. Так что практичность всегда побеждала над стремлением к красоте.