другим. И на местах, тоже, — точно мор прошёл среди высших церковников, опять же, из упёртых. Так гонения на Древоходцев и закончились.
— Да не совсем закончились, гадят потихоньку, — заметил Костуш и рассказал, как, рядом с волшебной поляной, наткнулся на самострел с ядовитым болтом.
— Не успокоятся значит никак, — вздохнул Гобус.
Появилась жена ювелира со служанкой и расставили посуду с едой и напитками. Когда они вышли беседа продолжилась.
Костуш сказал, что планирует вернуться дней через сорок, — доставить жёлтые гранаты и, заодно, вылечить племянника Гобуса. В свою очередь ювелир, обещал устроить женщину с ребёнком и девочку, освобождённых Костушем. Также Гобус объяснил, и даже показал на карте расположение волшебных полян рядом с городом Булун.
— Ими пользуются Древоходцы, с которыми я работаю. Эти поляны, правда, охраняются солдатами, но покажи им бумажку, что мой поставщик — они тебя, если захочешь, и до города проводят, но только за отдельную плату. А бумажку тебе сейчас напишу.
Пока Гобус писал бумагу, Костуш неожиданно вспомнил про амулеты для защиты от воздействия даром. Когда он с этим вопросом обратился к ювелиру, тот помялся и всё же сказал, что таких амулетов у него пять штук, но ни отдать, ни продать их он Костушу не может — они в залоге.
Костуш объяснил, зачем они ему нужны. Гобус вышел и вернулся уже с ними.
Под внимательным взглядом ювелира, Костуш откачал из амулетов силу, правда только из двух — остальные были пусты.
— Я не знал, что так можно, — сказал Гобус. — Правда я и не знал, что Древоходцы усыплять могут — прямо штабелями укладывать.
— Не все, не все Древоходцы могут штабелями, — без лишней скромности, заметил Костуш.
— А ребёнка какого веса вы можете переместить?
Костуш понятия не имел, какие здесь единицы веса и уклончиво ответил, что ему ещё не встречался ребёнок до восьми лет, с которым он не смог бы совершить прыжок.
Перед тем, как покинуть ювелирную лавку, Костуш попросил посмотреть болты под его арбалет. Разбуженный охранник, был угрюм, с поисками болтов не помог — злобно зыркнув на Костуша, убежал менять штаны, но всё же Гобус нашёл четыре штуки и отдал Костушу.
Из города выбрался беспрепятственно: ворота действительно были открыты, для пропуска всё подъезжающих караванов с рабами и скотом.
Ночь поначалу казалась непроницаемо чёрной, но отъехав подальше от горящих на стенах города факелов, Костуш стал вполне различать тракт на несколько метров перед собой, и смог заметить съезд к реке.
Как свернул с тракта, пришлось двигаться между высоких деревьев. Темнота и свисающие ветки, заставили слезть с лошади и дальше вести за собой на поводу.
Сначала он услышал крики и ругань, а выйдя к реке, увидел несколько костров, вблизи берега, и направился к ним.
Через некоторое время в свете костров смог разглядеть стоящую на повозке клетку, в которой, не так давно, ему пришлось находиться в роли пленника.
Около клетки собралась группа людей. Что там происходит, сразу понять не мог: плач младенца, мужские и женские выкрики.
Подойдя ближе, Костуш, сначала увидел бывших охранников, видимо им недавно поставили клеймо рабов и сейчас они обессиленные лежали на полу клетки. С другой стороны повозки собралась толпа, над которой возвышалась голова Здоровяка. Он стоял, держа в руках копьё, а за его спиной прятались женщина с младенцем и девочка. Группа бывших рабов держалась в некотором отдалении, опасаясь копья Здоровяка.
Среди окруживших повозку, выделялась женщина в длинной куртке, которая больше всех кричала.
Костуш её вспомнил, — она просила у него разрешения забрать куртку у погибшего возницы.
— Нас всех баб по кругу пустили уже несколько раз, а эта — чем лучше? — кричала женщина в лицо Здоровяку. — Подстилкой баронской была! Сладко ела, мягко спала! Теперь такая же, как мы, — отдавай её мужикам!
— Древоходец забирает их себе, и просил меня присмотреть, — лениво отвечал Здоровяк.
— Зачем она с дитём молодому парню? Врёшь ты всё! Сам хочешь с ней натешиться, — встрял кто-то из мужиков. — Древоходец, небось, девчонку нетронутую желает, мы к девчонке и не прикоснёмся, а бабу отдай!
— Отдавай суку! — опять завопила всё таже женщина. — Ходила, нос задирала! Она такая вся растакая, с бароном спит!
Подошедшего Костуша никто не заметил, и только когда, пробиваясь к повозке стал расталкивать людей, некоторые оглядывались, а узнав его, тут же тихо исчезали.
Распалившая себя криками, женщина ничего вокруг не видела, не заметила она и Костуша вставшего рядом. Тогда он применил отработанное Костей ошеломление, — женщина коротко вякнула и плюхнулась задом на землю. В сторону она отползала уже молча.
— Где Тиск, — спросил Костуш, у Здоровяка.
— Там, — произнёс Здоровяк и указал концом копья на ближайший костёр.
Вместе с Тиском, у костра сидели ещё четверо бывших рабов, рядом на земле лежали копья.
Тиск сделал вид, что только сейчас заметил Костуша, и, неспеша, сохраняя достоинство, поднялся.
— Давай отойдём, — предложил Костуш.
Тиск хмыкнул и последовал за Костушем.
Немного прошлись в сторону реки, а когда остановились, Тиск сразу спросил:
— Недоволен — за девок твоих не вступился? Пойми, мне пока нельзя сильно давить.
— Я тебя и не просил приглядывать за ними, я вот Здоровяка просил.
— Что тогда звал?
— Бумаги найди мне на всех четверых, да ещё и лошадь одну отдай.
— Лошадь отдам, только бумаги на каких ещё четверых? Две баба, Здоровяк, а кто четвёртый? Если младенец, так на него бумаги нет — он пока человек свободный.
— Значит на троих. И вот что…, — Костуш протянул ему мешочек. — Здесь золото, в смысле монеты золотые.
— Чего так? Тебе золото не нужно? Богатый сильно? — спросил Тиск.
— Я Древоходец — уходить буду перемещением, а значит, золото при переходе может исчезнуть, да и железо тоже.
— Вот оно как! Я не знал, — произнёс Тиск, а немного помолчав добавил: — Имя своё скажешь? Если сын когда-нибудь у меня будет в честь тебя назову.
— Назови тогда — Костушем.
— Чудное какое-то! Но коль обещал…, правда осталось только сына завести. Ну а меня во многих портах знают, как Тиск- Румпель. Если надобность какая будет, можешь по этому имени меня найти.
— Всё может быть, может и появиться надобность. Только Румпелем своего сына, точно называть не буду: сын, боюсь, не простит, — ответил Костуш.
Тиск рассмеялся и похлопав Костуша по плечу, вернулся к костру.
Костуш подошёл к Здоровяку и женщинам. Пока ждали бумаги и лошадь, передал ещё один мешочек с деньгами Здоровяку, наказав разделить затем на троих. Ещё вручил письмо от ювелира к управляющему молочной фермы.
Женщинам же объяснил, что