— Ты не Джек, — упрямо сказала она. — Ты созданный для семьи, ты умеешь прощать, сопереживать. Конечно, Джек взял бы Франческу на содержание, ввел бы в дом и так далее, если бы это было условием моего «да», ценой за свадьбу, если хочешь. Когда он добивается чего-то, то готов платить любую цену. Кладет деньги на бочку и ходит с видом победителя. Он был бы щедр к ней, но только материально. У нее все было бы самое лучшее — школа, игрушки, платья. Но ни в душе, ни в сердце он не нашел бы места для моей девочки. Она навеки осталась бы частью брачного контракта и все. А рано или поздно, когда затухнет его пыл, когда растворится страсть, и мы выясним, что нас ничего не связывает, Франческа повиснет в воздухе или, того хуже, превратится в козла отпущения. Джек — это только бизнес, деньги, успех. Внешний блеск. Все на поверхности. Я понимаю, мне нужен для счастья сильный мужчина, но это должен быть человек, способный чувствовать, а не просто ощущать, способный переживать, а не жить вприпрыжку. Для Джека жизнь — это игра, развлечение. И все его миллионы не обеспечат счастья и покоя, который так нужен Франческе. Он сам выложил мне свои соображения на этот счет. Сказано все было честно, четко и прямо. Он такой и есть — прямой. И непреклонный. Он не будет уступать, не будет притворяться. Понимаешь? Я все, все сделала правильно. Но мне больно, Ремо. Мне так больно.
Карла снова заплакала. Ремо обнял ее, утешая, и почти физически ощутил исходящие от нее толчки мучительной боли. Черт бы побрал этого Джека Фитцджеральда, вспылил про себя Ремо, который любил другую женщину, но сейчас страдал вместе с Карлой. Черт бы побрал всех этих американских магнатов и плэйбоев! Ремо вздохнул.
— Если ты уверена, что действительно сделала все правильно, заставь себя забыть о нем. Забудь обо всем. Ты сумеешь. А теперь слушай меня, Карла. Завтра мы с Габи повезем тебя в наш новый дом. Завтра ты все скажешь Франческе. А через неделю ты всю себя вложишь в роль, в свой триумф. Ты сделаешь это. Обязана. Ради Франчески, ради своего таланта, ради себя, наконец.
— Да. И ради театра, — помолчав, тихо сказала Карла. — Без театра я разобьюсь вдребезги.
Глава 9
Возвращение Карлы домой после трехмесячного отсутствия стало событием, в честь которого ликовала даже унылая и замкнутая Анджела, более того, она приняла участие в семейных поцелуях и объятиях. Сильвана, накануне ставшая обладательницей нового музыкального инструмента, еще не пришла в себя. Габи, вдохновленная сообщением Ремо о «положительной реакции» Карлы на все события, щебетала как школьница. Улыбка, сияющая на ее лице, могла поспорить блеском с новым бриллиантовым гарнитуром, последним подарком жениха. Франческа, неизменно остающаяся фаворитом в семье, великодушно позволила всем бурно приветствовать Карлу, прежде чем сама ринулась в ее объятия. Миссис Де Лука держалась необычно мирно, почти застенчиво, хотя замечали это только, пожалуй, Карла и Габи. За столом мама «председательствовала» как обычно, но не командовала, только подробно расспрашивала старшую дочь о климате, жизненном укладе Тосканы, о еде, ценах и народе и, разумеется, высказывала свое неодобрение и недоверие к северянам в целом и к тосканцам в частности. После обеда по команде мамы Анджела и Сильвана покорно отправились мыть посуду. Франческе разрешили присоединиться к Карле, Ремо и Габи и поехать смотреть новый дом.
Карла с девочкой устроились в машине на заднем сиденьи. Они болтали, смотрели по сторонам, но Карла при этом непрерывно думала, как сообщить малышке сногсшибательные новости. Франческа пребывала в диком восторге, заполучив Карлу в свои руки, но увы, это не могло облегчить сложную задачу.
По дороге Ремо рассказывал, что дом этот он присмотрел еще давно, когда у них с Габи не было никаких отношений. Он давно подыскивал возможность поселиться так, чтобы его престарелая матушка жила бы с ним рядом, но в отдельной квартире. Ремо любил свою мать, но старался держаться от нее на расстоянии, чтобы у него не возникало осложнений в личной жизни.
…Новым владением Ремо оказался большой эдвардианского стиля дом, устроенный так, что в нем было четыре квартиры с отдельными входами, но с общим холлом, мансардой и просторным подземным этажом. Раньше хозяин сдавал эти квартиры четырем съемщикам, но при первом удобном случае продал дом целиком, особенно не торгуясь.
— Конечно, здание требует ремонта, но для жилья оно пригодно и сейчас, — тараторила Габи. — Смотри, матушка Ремо займет первый этаж, остальные два — наши. В мансарде… — Габи вдруг вспыхнула. — В мансарде поселятся няня или гувернантка. Но ничто не мешает тебе въехать сюда хоть сегодня.
— Если ты готова потерпеть шум от ремонтных работ, — добавил Ремо.
— Ты сэкономишь — квартира в Сохо больше не понадобится.
— Ни о каких деньгах не может быть и речи. Все равно дом пока будет стоять пустой.
Габи и Ремо перебивали друг друга, уговаривали Карлу с такой горячностью и искренностью, что девушка была тронута. Но ее согласие еще ничего не значит. Улучшив удобный момент, она повернулась к Франческе.
— Ну как? — весело и беспечно спросила она. — Может, согласишься пожить со мной в чудесном дворце короля Ремо и королевы Габи? А то мне одной будет скучно.
Глазенки у девочки расширились и вспыхнули.
— У меня будет своя комната? — ахнула она. — Мне не надо больше жить с Сильваной?
— Обязательно будет, — твердо сказал Ремо. — В доме комнат много-премного. Ты по-прежнему будешь ходить в свою любимую старую школу, потому что это совсем близко отсюда.
— И у меня будет свой шкаф для платьев? — продолжала недоверчиво расспрашивать Франческа. — И я буду первая идти в ванну?
Габи фыркнула, сдерживая смех. Ванна и запасы горячей воды всегда были поводом для ссор у девочек. Но уж так повелось, что первой всегда была Анджела, за ней Сильвана и только потом пускали горемычную Франческу. Конечно, малышка не спорила, старшие есть старшие, но все же позволяла себе мечтать об иных порядках.
— Конечно! — с трудом сохраняя серьезный вид, успокоила девочку Габи. — Если только тебе не захочется принять душ вместо ванны.
— Душ! — задохнулась Франческа, для которой душ был неведомой королевской роскошью. Больше сдерживать радость она не могла. — Ой, ну пожалуйста, ой, я так хочу! — запищала она и вдруг засомневалась: — А мама меня отпустит?
Карла, безмолвно взывая к небу, сделала отчаянный шаг в новую жизнь.
— Что ты скажешь, Франческа, — неторопливо произнесла она, — если я сообщу тебе, что мама на самом деле мамина мама?