Это оказалось непросто. Совсем недавно я думала, что нет ничего вкуснее отварной стерляди и гусиной печенки. Неправда, это суфле – лучше всего на свете!
– А теперь дайте ей сливок. Сладкое стоит запить.
Я лакала и тихонько оглядывалась. Компанию ее величеству составляли три дамы в зрелых годах, не считая молоденькой Мины – не знаю, кем она была, фрейлиной или камеристкой. Та, что говорила с акцентом, выделялась смуглым лицом, живым взглядом и броской южной красотой, которую не умаляли ни проседь в черных волосах, ни заметная полнота.
Имелись у моего пиршества и иные зрители – безмолвные. Целая толпа.
Комната напоминала уголок одичалого сада, вырезанный в камне. Все кругом увивали плетистые розы; шкафы и комоды выступали из стен древесными выростами, которые рука мастера приспособила для человеческих нужд, не нарушив их природной формы. А в шкафах и на комодах сидели кук- лы, разряженные, будто дамы из королевской свиты.
Та самая знаменитая коллекция, о которой писали газеты!
– Иди сюда, раскрасавица, – королева похлопала по сиденью рядом с собой.
Я послушалась. Жесткая рука в черно-синей кружевной перчатке пробежала по моей спине. Я усердно мурлыкала, изображая довольство, а про себя в который раз ужасалась: «Что будет, когда все эти важные люди – короли, принцессы, герцоги – узнают, что их водили за нос и под белой пушистой шкуркой прячется человек?!»
Пожалуй, я начинала понимать, почему оборотней не любят…
– Мне кажется, это не кошка, – заявила дама в темно-зеленом, и я перестала дышать. – Для кошки она слишком велика. Это явно кот.
– Вздор, – сказала королева. – Коты не бывают так отзывчивы и грациозны.
Она погладила меня вновь.
– Как сердечко-то колотится. Не бойся, милая. Кто бы за тобой ни гнался, сюда он войти не посмеет.
Только она договорила, за дверью грянули шаги, зазвучали голоса: один требовал, другие возражали.
Я мысленно взмолилась: «Не впускайте его!»
Глухой звук, похожий на удар человеческого тела о стену, злобное: «Пшёл вон!» – и двери с грохотом распахнулись.
Меня прожгло ужасом. Лапы задрожали, стремясь сорваться с места. Но я сдержала себя и осталась лежать под ладонью королевы.
– Дорогая бабушка, божественно выглядишь.
Тот, кого я опрометчиво приняла за самозванца, поклонился с издевательской учтивостью.
– Прости, что нарушаю твое уединение, но мне сказали, что эта прелестная кошечка побежала сюда… Надеюсь, ты не будешь против, если я ее заберу?
Бешеный взгляд уперся в меня, как острие сабли в горло.
– И думать не смей! – голос королевы грохнул в ответ ружейным залпом. – Мало тебе девиц, теперь на кошек потянуло?
Красивое лицо ее внука налилось кровью и исковеркалось гримасой такой злобы, что во мне сердце застыло.
Да, Гюнтер, младший брат короля, уродился красавцем – гвардейская стать, идеальные черты. Но яркий порочный рот и жесткий излом ноздрей выдавали дурную натуру.
– Эта мерзавка покалечила мне ногу!
– Значит, ты дал ей повод, – отрезала королева. – Как ты выглядишь? Принц Ригонии. Смотреть противно! Учти, если с этой кошки, – рука в перчатке потрепала меня по загривку, – упадет хоть одна шерстинка, я велю высечь тебя на виду у всего двора. Ты знаешь, я это сделаю, и Альрик не станет мне препятствовать. А теперь ступай. Ты нам мешаешь.
Принц поклонился, бросил на меня лютый взгляд и вышел, четко печатая шаг.
– Наглый мальчишка. Его следует запереть в одном из отдаленных замков, иначе он втянет нас в какой-нибудь крупный скандал, – королева-бабушка вздохнула. – А в детстве был таким милым малышом!..
Дамы поддержали ее сочувственными взглядами.
А я задумалась.
О его высочестве Гюнтере редко писали в газетах, лишь упоминали в числе присутствовавших на той или иной официальной церемонии, и теперь я догадывалась почему…
– Итак, белоснежка, – ее величество поскребла меня за ухом. – Расскажи, чья ты и откуда взялась?
– Кто-то упоминал, что принцесса Камелия привезла с собой снежную кошку, – заметила дама в пепельно-сером бархате с шелковым отливом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ах, принцесса Камелия! – подхватила дама в темно-зеленом. – Я слышала о ней только хорошее. Мила, воспитанна и прекрасно говорит по-ригонски. Как хорошо, что теперь рядом с его величеством будет достойная дочь высокого и славного рода, а не эта коробейница!
– Коробейница, – задумчиво повторила королева Бригита. – Мой внук изменился с тех пор, как забрал силу у Белого Графа. Но пока он держал при себе коробейницу, у него были глаза человека. А сейчас я вижу в его глазах стужу, метель и безумие снежного бурана. Силы стихий не зря разделены. Разве тот, кто уже владеет даром, может принять другой? Разве его врожденная сила не должна взбунтоваться и отторгнуть чуждое?
– Из всякого правила возможны исключения, – вступила в разговор эйланка. – И все же не стоит играть с дарами богов.
– Но не вы ли, баронесса, утверждали, что богов не существует? – с ехидцей заметила дама в пепельно-сером.
– Никогда! Вам стоило внимательней читать мои статьи, – парировала эйланка, нимало не смутившись, и усмехнулась: – Нужно быть глупцом, чтобы отрицать силы, которые поддерживают наш чай горячим.
Она покачала в пальцах чашку, и я заметила вокруг донца выпуклый серебристый ободок. Встроенный магический водогрев. Надо же! Я думала, он бывает только в чайниках и дорогих водоварах.
– Мы дали этим силам имена и лица, – продолжала эйланка, – чтобы с ними можно было говорить и договариваться. Мы научили их различать, что хорошо и что плохо. Как следствие, они обрели душу и стали диктовать нам свою волю. В основе этой воли мораль, которую мы сами им внушили. Но наши воззрения меняются, и боги тоже становятся другими. Как вы думаете, почему они никогда не действуют напрямую? Никогда не проявляют свою мощь в открытую, а только через людей? Почему являют себя лишь изб- ранным?
– Это святотатство! – возмутилась дама в зеленом. – Не хотите же вы сказать, что боги – это выдумка? По-вашему, ули, провидцы и владыки стихий нас обманывают?
– Думаю, баронесса хочет сказать, – вмешалась королева, слушавшая спор с видимым удовольствием, – что боги даны нам, чтобы мы могли найти свой путь и свое место в этом большом и непостижимом мире.
«Да что все вы знаете о богах!» – хотелось крикнуть мне. Вы же их никогда не видели, зима не сжимала вас в своих стылых объятиях, снежные духи не пели вам песню смерти…
Но дамы склонили головы, выказывая уважение королевской мудрости.
– Мина! – позвала ее величество. – Пошли кого-нибудь к принцессе Камелии. Пусть заберет свою кошку, а то с Гюнтера станется подкараулить ее по дороге.
Девушка выскользнула за дверь, и королева досадливо крякнула:
– И не налила мне чаю!
– Позвольте мне, ваше величество, – дама в зеленом услужливо привстала со своего места.
Королева убрала руку с моей холки, и я спрыгнула на пол. Было любопытно: здесь ли мой двойник?
Куклы-невесты госпожи Свон обнаружились в шкафу за спиной ее величества, и это были совсем не те куклы, которые я видела в богатых домах Свеянска. Те, пусть и дорогие, предназначались для широкой продажи. Эти являли собой произведения, созданные с превеликим усердием для единственного ценителя.
О личиках из матового фарфора нельзя было сказать «живые». Они были куда тоньше и прекраснее живых! Но больше всего меня восхитили наряды. Королевна в пене алого кружева и золотого шитья, Купчиха в бархате, парче и драгоценных блестках. Даже облачение Крестьянки стоило не меньше, чем платье для дочери госпожи Кнот, которое мы шили в тот день, когда к нам явился злополучный кавалер Льет и моя жизнь полетела кувырком.
Материи и украшений на кукольный костюм пошло с гулькин нос, но лучшего качества я в жизни не видела. Работа поражала тщанием. Все нюансы фасона соблюдены; и пуговки, и тесьма, и ленточки – все на месте. Вышивка не иначе под лупой выполнена, стежки такие меленькие, что у меня в глазах зарябило.