или рок-группы «Россияне». Причём происходило это не из-за грязного звука, отсутствия оформления или гула из зала. Дело было совершенно в ином.
«Я не люблю концертные альбомы, — признавался автору Гребенщиков. — Никакие и ничьи, поскольку меня интересует не столько энергетика, сколько чистота восприятия. И когда ты пишешь альбом в студии, между тобой и слушателем ничего не стоит. А то, что мы играем «живьем», — это как будто бы я наблюдаю со стороны, как группа целуется с залом. Такое ощущение, что я там никак не появляюсь. Когда я стою на сцене, у меня в ушах звук гораздо полнее, чем то, что я слышу. А то, что я слышу, — это Хендрикс или Rolling Stones. Но то, что мы играем, не дотягивает до этого. Поэтому меня всегда интересовала только прямая звукозапись».
После того как Тропилло был вынужден закрыть студию, ситуация вокруг «Аквариума» оказалась патовой. Новые композиции сыпались из Бориса одна за другой, но записывать их было негде. И из-за отсутствия условий эти песни становились беспризорными, словно брошенные на произвол судьбы дети. Об экспериментах с «симфонизмом» и струнной секцией можно было забыть до лучших времён. И тогда Гребенщиков сконцентрировался на концертах, проходивших в сквотах, общежитиях, на квартирах или в мастерских у знакомых художников.
«Карликовую прихожую двухкомнатной квартирки на опушке гольяновского леса завалило дублёнками, — писал об одном из таких сейшенов поэт Александр Бараш. — Напряжённый молодой человек из пришедших вместе с Андреем Макаревичем настойчиво интересовался: «А нельзя ли найти место для Макаревича?» Пришлось развести руками: места на досках, положенных на стулья и табуретки, не были регламентированы по статусу... Гребенщиков сел на большой с зелёным сукном стол у окна, его басист поместился сбоку, у двери на балкон. Акустический концерт был посвящён медитативным рефлексиям: «Каждый из нас знал, что у нас / Есть время опоздать и опоздать ещё, / Но выйти к победе в срок. / И каждый знал, что пора занять место...», «Небо становится ближе», «Сидя на красивом холме», «Десять стрел» etc. Это было, наверное, время наиболее качественной славы Гребенщикова, звёздный час русской рок-музыки — казалось, что в ней поселилось самое живое и точное чувство стиля и эпохи».
В Москве Борис периодически играл один, а в Ленинграде выступал то с Дюшей, Гаккелем и Фаном, то в экспериментальном составе — с Куссулем и Титовым. А если помещение было крохотным, БГ исполнял песни в паре с Титовым, который привозил на тележке комбик, сделанный из колонки VEF и ящика от киноустановки «Украина».
«Акустика привлекала меня своей свободой и обнажённостью, — говорил басист «Аквариума». — А Боб частенько любил вытаскивать меня из комфортной зоны на публичный эксперимент. В этом был его способ подхлестнуть поток энергообмена с публикой и завестись самому. Однажды мы отыграли концерт из двадцати пяти песен в стиле регги. Некоторые такого не понимают, я же с удовольствием поддерживал подобные авантюры».
В какой-то момент обе версии «Аквариума» объединились, сыграв вшестером — как гласит история, в честь приезда в Ленинград старинных американских друзей. На этих идиллических концертах музыканты садились полукругом, и было слышно, как Борис улыбается. На бис — редкий случай — исполнялась классика американского рока шестидесятых — от Buffalo Springfield до Grateful Dead.
Сейчас становится понятно, что по саунду это был прообраз будущего «БГ-Бэнда», звучание которого определяли то квазидоверительный вокал Гребенщикова, то акустическая гитара, то флейта, то необузданная скрипка. Вокал Бориса поддерживали «музыканты от Бога» Саша Куссуль и Саша Титов плюс старинные дружбаны — с харизмой до колен, всегда имевшие минимальное отношение к академическому музицированию.
«Порой мне кажется, что именно Гребенщиков изобрёл формат квартирных концертов, — замечал рок-журналист Влад Бачуров. — В какой-то момент я даже прекратил ходить на выступления «Россиян», которые каждый раз играли одинаковую программу. А у «Аквариума» всегда можно ожидать чего-нибудь непредсказуемого».
Здесь уместно вспомнить, что в этот период Борис впервые познакомился с творчеством Александра Башлачёва. Лидер «Аквариума» пригласил череповецкого барда выступить у себя дома, причём видеосъёмку этого концерта, сделанную Джоанной Стингрей, удалось сохранить для истории.
«Если нам не отлили колокол, значит здесь время колокольчиков», — разбивая пальцы в кровь, надрывно чеканил СашБаш, выплёвывая слова сквозь расшатанные зубы. Именно эта варварская энергетика вместе с привязанными к руке колокольчиками вытеснила из головы Гребенщикова остальных кумиров — от Харрисона до Дилана.
«Моё первое впечатление от Башлачёва оказалось очень сильным, — рассказывал позднее Борис. — Это было столкновение с человеком, в котором от природы есть дар и который умеет им пользоваться — и производит впечатление, будто ты заглянул в горящую печку. Этот внутренний жар, захлёбывающийся поток всегда действует сильно на кого бы то ни было... Этот Божий дар есть у всех, просто один из ста тысяч доводит его до ума».
Ещё одна хорошая новость — у «Аквариума» появился толковый звукорежиссёр. До этого на сейшенах за микшерным пультом сидели друзья, а то и просто все кому не лень. Возможно, отчасти поэтому БГ и не любил концертные альбомы. Но у всякой халявы, как известно, есть свой финал. Так случилось, что в районе 1984 года молодой музыкант Слава Егоров познакомился с Севой Гаккелем. По выходным они развлекали гопников из посёлка Васкелово неким подобием дискотек, проходивших в местном доме культуры. Всё остальное время Егоров слушал фолк-рок, курил траву и писал красивые песни, которые вошли в магнитоальбом «Инородное тело», зафиксированный на магнитофон Лёшей Вишней.
«Мне нравились рассуждения Егорова о звуке, — вспоминал Сева. — И я как-то привёл его в гости к Бобу, поскольку мне захотелось их познакомить и порекомендовать Славу как звукорежиссёра».
Яркая и неординарная личность, Егоров оказался терпеливым человеком, которому удалось запечатлеть на плёнке шедевры Александра Башлачёва. Запись цикла песен «Вечный пост» происходила на подмосковной даче у Липницкого и далась его участникам немалой ценой. Но в итоге альбом получился, скажем так, медитативно-психоделическим, а Гребенщиков смог оценить интуитивные навыки Егорова. Теперь он доверял ему звук не только на камерных выступлениях, но и на последующих крупных концертах.
Любопытно, что в этот период Борис начал вновь исполнять пресловутую балладу Вавилова — Волохонского про «город золотой», которую не пел до этого несколько лет. А Егорову, восхищённому красотой этой песни, удалось договориться с администрацией Дома радио и увековечить её в студийной версии.
Ещё одно важное достоинство заключалось в том, что на многочисленных концертах Егоров не имел холуйской привычки выводить вперёд вокал Гребенщикова, «убирая» подпевки Дюши