Читать интересную книгу Год - тринадцать месяцев (сборник) - Анатолий Емельянов

Последние года три мы общались с Вячеславом только по телефону, из этих телефонных разговоров я знал, что они переехали в новый дом. А Вырасары не такой уж большой город, чтобы в нем можно было заблудиться. Я без труда разыскал новую обитель своего друга. Правда, мне сначала показалось, что попал на кухню чебоксарской столовой: такими густыми запахами жаренья-варенья пропитался подъезд нового дома от первого до пятого этажа. Я плохо разбираюсь в кулинарии, но с полной ответственностью могу заявить, что в доме моего друга все жители питаются превосходно, ведь запах жареного или тушеного мяса не спутаешь с запахом овсяной каши. Так что пока я поднимался на пятый этаж, меня уже мутило, точно я объелся. На площадке пятого этажа резко и сильно пахло пловом. Я вспомнил, что Наташа и тогда прекрасно варила-жарила. Но отступать было поздно, и я нажал кнопку звонка. Открыла Наташа — раздобревшая, плечистая, с большим животом, словно у беременной. Ту славную девушку, тонкую и легкую, какой она была тем давним летом, было уже не разглядеть в этой фигуре, в этом лице. Только, пожалуй, голосок звенел по-прежнему:

— Ой-е, кто приехал! Слава, Слава, какой гость-то к нам!..

Показался и сам хозяин с опухшим, помятым от лежания розовощеким лицом. Мы обнялись, и я почувствовал, какой упитанный у меня друг. Выскочил из своей комнаты с игрушечным автоматом в руках и четырехлетний Андрейка, очень похожий на мать живым, веселым личиком и круглыми черными глазками. Он тоже был толстый, розовощекий, и я едва поднял его на руки — такой он был тяжелый. Потом я протянул ему шоколадку, которую купил по дороге, но Андрейка капризно сморщился и затрещал в меня своим автоматом, и лампочка на конце ствола замигала.

— Как страшно! — сказал я и поднял руки.

Потом ужинали — ели жирный плов. Хотелось выпить водки, но никто мне ее не предлагал, и мне стало отчего-то досадно, когда Вячеслав заговорил о своем заводе, о том, какую он провел реорганизацию в деле сбыта; я отвечал ему довольно недружелюбно и не поддержал этой реорганизации. Завод, где он работает главным инженером, называется «Электроприбор», выпускают они всякую электрическую всячину, в том числе и утюги, и потому я сказал:

— Не сбыт надо усовершенствовать, а качество, тогда ваши утюги будут по почте выписывать, и никакой проблемы не будет.

— Качество не от нас зависит, — сказал мой друг и строго на меня посмотрел. — Если тебе вместо трансформаторного железа пришлют чугун, какое тут может быть качество…

Кажется, Наташа первая почувствовала, что разговоры в таком духе ни к чему хорошему не приведут, и со своим простодушным смехом вразумила меня:

— Знаешь, у нас со Славой уговор: дома обо всех этих глупостях не говорить, для этого есть конторы, кабинеты и всякие совещания, — вот там сколько угодно!

— Наташа! — сконфуженно заметил Вячеслав.

— А что, я не права? Ну скажи, не права? Ха-ха-ха!..

— В самом деле, — сказал я, — для той же работы нашей будет больше толку, если мы не будем говорить о ней все.

— Вот золотые слова, ха-ха-ха! — Наташа с веселым лукавством посмотрела мне прямо в глаза. — Ну-ка, признайся, когда на твоей свадьбе гулять будем?

— После посевной, как говаривал один мой знакомый.

Наташа попыталась продолжать этот разговор, вспомнила даже Аню, которая, как оказывается, до сих пор живет одна, но я только усмехался, не поддерживал этой темы, так что она скоро и иссякла. Но, признаться, слова об Ане, о том, что она отвергла все предложения самых завидных кавалеров и до сих пор живет одна, почему-то задели меня.

Потом пили чай, вспоминали других наших общих знакомых, кто куда уехал, где работает и т. д. Часов в десять я стал прощаться — самая пора возвращаться в гостиницу. Но Наташа с Вячеславом самым искренним образом запротестовали:

— Да что ты, какая гостиница, ночуй у нас, вот в этой комнате или здесь, где хочешь! — И пошли показывать все свои три комнаты, все мягкие диваны, ковры и шкафы.

Стоило большого труда не обидеть их своим отказом: ведь мы еще увидимся завтра, и если я получу свои моторы, то я и вся наша «Сельхозтехника»…

Вячеслав даже надулся при словах о моторах: как я могу сомневаться!.. Моторы уже давно ждут, я могу их получить на складе в любую минуту, надо только сослаться на него, на Пирогова… И я откланялся. Я даже поцеловал ручку у Наташи.

Пухлая белая ручка пахла пловом.

Новые дома, каких при мне еще не было, подступают к деревянному одноэтажному центру Вырасар с востока и запада, но это наступление медленное, так что любителям индивидуальных изб с садиками, палисадниками можно жить спокойно. В одном из таких домов и жила Аня, и найти этот дом мне было не трудно. Однако я не торопился. Да и приятно было пройти по морозному воздуху, поглядеть на ясную луну, на лучистые звезды… Звонко скрипел снег, я чувствовал, как жирный запах плова выветривается из моего полушубка, из шапки…

Минут пять стоял и смотрел на окна дома, где жила Аня. В окнах горел свет, иногда тень обозначалась на шторах, а потом опять было спокойно, будто в доме и не было никого.

Я открываю заскрипевшую калитку, иду по узкой, расчищенной от снега дорожке. И даже та скамеечка, на которой мы, бывало, сиживали, расчищена от снега.

Со странно застучавшим сердцем я нажимаю кнопку звонка.

Тотчас, словно в доме ждали этого звонка, зажглась в сенях лампочка, заскрипела на морозе дверь.

— Кто там? — раздался спокойный знакомый голос.

Дверь отворилась, в глаза ударил свет.

— А, это ты!.. — Голос дрогнул, и я увидел, как заблестели Анины глаза. — Входи…

И, пока я обстукивал снег, стряхивал с шапки иней и вообще нарочно топтался в сенях, сам не зная зачем, Аня справилась с волнением и спокойно сказала:

— А ведь не зря сегодня синичка в окно стучала, я еще подумала, что будут гости…

— Как говорится, незваный гость…

Она засмеялась и ничего не ответила.

В доме было тепло, тихо, откуда-то из передней мурлыкало радио. Я разделся и, чтобы хоть что-то сказать для начала, буркнул:

— Как тепло у вас…

И заметил, как Аня усмехнулась.

— Или ты одна дома?

— С домовым. — Она опять усмехнулась и искоса посмотрела на меня, точно старалась получше разглядеть. — Брат учится в техникуме в Чебоксарах, и в его комнату я пустила жить двух здешних студенток из училища, но сейчас они на каникулах… Проходи сюда.

Я прошел в большую переднюю комнату, называемую залой.

— Садись, я сейчас…

Оставшись один, я спокойно огляделся. Когда-то я бывал и здесь, но тогда тут все было по-другому. Зала вреде как бы уменьшилась от обилия новых вещей — шкафы, диваны, серванты!.. Целый мебельный магазин. На дверях тяжелые портьеры, в углу большой телевизор, закрытый вышитой салфеткой. Впрочем, ничего удивительного или необычного. Зайди в любой дом я увидишь точно такое же. Разве у инженеров Пироговых не так? Правда, у Ани это приобретательство уже приняло уродливые формы, вернее сказать, сочетание самой избы, тесной и низкой, с этой мебелью, коврами и скатертями производит странное впечатление, но все это «как у всех».

Щелкнул ногтем по высокой вазе и стал слушать тонкий звон. В это время, оказывается, вошла Аня, я и не слышал, как она вошла и остановилась за спиной, и сказала:

— Хрусталь настоящий, мне достали.

— О! — сказал я.

— А это богемское стекло, — и она, не скрывая удовольствия, показала на какие-то стеклянные кренделя за стеклом серванта. — Чтобы у них был вид, их надо протирать специальным составом… Правда, красиво?

— Великолепно! — сказал я. — Не нахожу слов, чтобы выразить свой восторг.

А на столе на скатерти с кистями стояло вообще какое-то чудо кустарного промысла — богато разукрашенная ваза из коровьих рогов и копыт, да еще и с розами. Розы были как живые, но если получше присмотреться, видна была их костяная сущность.

— Садись, я сейчас, — сказала она.

Я слышал, как за шифоньером, широким как стена, зашуршали шелковые одежды. Минут через пять она появилась в голубом тесном платье без рукавов и с открытой грудью, а на ногах были домашние меховые туфли, я только и сказал:

— О!..

— Тебе нравится?

— Нету слов! — И я в восхищении развел руками. А что мне еще оставалось делать?

— Будем ужинать, — распорядилась она так категорично, как будто все это было ей в обычай: и поздние гости, и переодевания, и ужин.

От той робкой и наивной девочки, какой она была тем летом, когда мы бродили с ней вечерами, не осталось и следа. Только, пожалуй, эти вот резкие движения, категоричность тона. Ну что ж, она привыкла к этому, ведь с малых лет за хозяйку, за мать своему младшему брату… И все эти реализованные представления о хорошей жизни, о богатстве — другая сторона той же самой медали: бедность и богатство, вернее, достаток, лежат гораздо ближе, чем нам кажется порой. Десять лет назад у Ани не было лишнего платья, а чтобы купить мороженое или билет в кино, она с напряженным лицом перебирала в кошельке монетки. А вот теперь она ставит на стол хрустальные рюмки, коньяк, самые разнообразные и аппетитные закуски. Но сама она изменилась ли хоть на каплю? Наверно, это более трудное дело, чем покупка богемского стекла… Впрочем, после второй рюмки я уже не думал об этом. Я даже захотел сказать Ане что-нибудь хорошее, приятное, и чтобы это была правда. Но что же было сказать? Аня как раз принесла из кухни и поставила передо мной тушеное мясо. И я сказал: