не «встречали». Потом начали закручивать гайки, Сотник начал расшатывать режим и его закрыли в СУС. В СУСе он неоднократно вскрывал вены, всячески показывая своё неповиновение и презрение режиму. По его словам, активисты его боялись. Да и сам он был далеко не хилым парнем, крепко сложен. Когда они из СУСа шли в баню и видели кого-то из актива, начинали подрываться на них с угрозами порезать, и те щемились подальше, вертухаи еле успевали их удержать. В это, конечно, верилось с трудом.
Но зона была не чисто красной, скорее режимной — Сотник рассказал, что в отрядах было общее, крыша «грелась», были и смотрящие за бараками. Но местная блатота якшалась с активом и уважением у него не пользовалась.
Я вспомнил про Биджо — рога зоны, которого хотел наказать Гия. Сотник подтвердил, что да, грузин рулит всем активом, но обладая природной хитростью, сам никого не трогает, видимо для того, чтобы на взросле с него не спросили за его поступки. Активистами, которые встречали этапы были в основном крепкие парни, от восемнадцати лет до двадцати одного года[227].
Сотник сказал, что недавно на Можайке был побег, несколько арестантов пытались сбежать, и после того как побег предотвратили, активисты их жестоко избили прямо на плацу черенками от лопат, пробив одному голову, и отправив всех в санчасть.
Да уж, ну и в лагерёк мне предстояло ехать.
Сотник мне сразу не понравился. Очень много понтов. Да и неизвестно, что из его слов правда, а что вымысел. Да и был ли он в СУСе? Но, с другой стороны, был бы он в активе, мы бы его погоняло слышали, да и шрамы на руках подтверждали, что он действительно отрицал режим.
На зоне ему исполнилось восемнадцать, и Сотник поднялся на взросляк. У нас пробыл недолго и вскоре уехал на этап.
Ужасы Можайского централа
Сотник уехал, место в камере освободилось, и мы ждали, что вскоре к нам кого-нибудь закинут. Змей предложил разыграть новенького, дескать мы сектанты. Мрачная, сырая, полуподвальная камера к этому располагала. Я поддержал идею, хотелось хоть как-то развлечься, а Дельфин махнул рукой: «Делайте, что хотите!».
Змей нарисовал по углам хаты какие-то оккультные символы, похожие на древнеегипетские. Надо отметить, что Змей любил темы оккультизма, фильмы ужасов и всё связанное с паранормальным. Мы часто общались на мистические темы за дубком.
Вскоре к нам в хату заехал молодой парень. Внешне он был похож на «Ниггера», с которым я сидел на малолетке. Звали новенького Стас, и сидел он за причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Гуляя на день города по своему небольшому городку в Московской области, Стас закусился с сотрудником милиции. Случилась драка, и он забил мента насмерть. На момент совершения преступления Стас был несовершеннолетним и получил семь лет лишения свободы. Сейчас ему исполнилось восемнадцать, и он, как и я, ждал этапа на Можайск, на смену режима. На взросляк подняться не успел.
Когда Стас заехал в хату, мы начали его разыгрывать, я ходил по хате и проповедовал что-то про Апокалипсис, Змей строил из себя сектанта, но Стасян был не дурак и нас быстро раскусил.
У Стаса был целый фотоальбом с вольными фотками, я ещё ни у кого столько фотографий не видел, и на больше чем половине фотографий была изображена его девушка. Он показывал её нам, но подписать на память кому-либо фото отказывался. А девушка была та ещё красавица, с аппетитными формами. Интересно, дождалась ли она его? Думаю, вряд ли, среди малолеток я не видел ни одного такого случая.
Как-то мы сидели за дубком и обсуждали со Змеем всякие страшилки из детства. Я рассказывал, как у нас по деревне, где у меня была когда-то дача, ходили байки, про то, как парни собрались в сарае вызывать дьявола. Для этого нарисовали перевёрнутую пентаграмму помадой на зеркале, и в ночь встали с распятием напротив неё. По поверьям, ровно в полночь распятие начнёт дёргаться в руке, будто его кто-то хочет вырвать и если вырвет, то держащий крест умрёт. Чтобы этого не произошло, нужно вовремя стереть помаду. И вот один парнишка якобы так и умер, не успели до конца стереть пентаграмму.
Змея эта история заинтересовала.
— А давай вызовем? — предложил мне он. — Сейчас как раз время около полуночи.
— Не, ты сдурел что ли, грех такими делами заниматься, — я не хотел даже пробовать, хотя понимал, что это лишь деревенские байки.
Змей предложил Дельфину, но он вообще не интересовался нашими затеями. Стас тоже отказался.
— Ну и ладно, вызову один! — Змей махнул рукой и начал мылом чертить пентаграмму на зеркале.
Я забрался на пальму и наблюдал. Змей встал напротив и вытянул руку с деревянным распятием. Ничего не происходило. Постояв так с полчаса, Змей махнул рукой, стёр пентаграмму и ушёл гнать дорогу.
На следующее утро на продоле кипеж. Мусора носятся, дверьми камер хлопают, громко матерятся.
— Что случилось, что за кипеж? — спросили мы на завтраке у баландёра.
— Да мужика с воли закрыли, а он на сборке ночью на простыне повесился, — ответил хозбандит.
Ну и совпадение.
Проходит неделя, может чуть больше. Стоит глубокая ночь, и Дельфин со Стасом спят. Они обычно тусовались днём, мы со Змеем ночью.
Змей сидит за дубком на шконке лицом ко мне, а я напротив на козлах. За спиной у меня тормоза, дальняк и слоник, отгораживающий отхожее место. Вдруг глаза Змея округляются.
— Смотри! — протянул он руку, показывая мне за спину. Вид у него был напуганный.
— Да хорош, Змей, достали твои шуточки! — я подумал, что он снова мутит какой-то розыгрыш.
— Да я тебе отвечаю, смотри быстрее! — по его глазам было видно, что это явно не шутка. Не такой хороший Змей актёр.
Я оборачиваюсь, смотрю себе за спину, а с отдушины над дальняком течёт кровь.
— Что за…? — вырвалось у меня.
Испуга не было. Может грязь или грязная вода, подумал я. Но откуда? В соседней хате никого не было. Подхожу к стене, беру эту кровь на палец. Нюхаю. Да, кровь.
Думаю, может крыса бежала, поранилась.
— А ну, подсади меня! — сказал я Змею и подошёл к слонику.
Он меня подсадил, и я залез на перегородку. А кровь тем временем всё текла.
— Дай лампадку! — он передал самодельную свечу, на которой обычно изготавливали четки.
Я зажёг её и посветил в отдушину. Лучше бы этого не делал. Выход из отдушины был довольно длинный и в конце упирался в перпендикулярный проход.