Лиза. Он вложил револьвер мне в руку. Теперь играй в игру. Не сыграешь – будет еще больнее.
Безвыходное положение было самым подходящим выходом для человека с двумя лицами и двумя сознаниями. Не важно, как упадет монетка, с какой стороны она себя покажет, результат все равно будет так себе. Теоретически, когда нет выбора, выбирать проще, потому что конец известен заранее. Но, даже зная все это, никто в здравом уме не станет играть в русскую рулетку.
Ты! Битл так врезал мне по лицу, что у меня в глазах задвоилось. Эй, ты! Будешь играть или нет?
Я еще не совсем больной, чтобы играть в эту игру! А вот ТЫ – да, больной ты ублюдок. Я, будто в замедленной съемке, увидел, как ты берешь револьвер моей рукой. С этакой ленцой поднимаешь его и видишь, что Урод с Уродцем держат тебя на мушке, и, кстати, меня вместе с тобой, это на случай, если ты захочешь погеройствовать. Но ты никогда не был героем. Все, что ты умел, – это выживать, и верить, и хотеть что-то делать, потому что надо же что-то делать. Вот и сейчас надо было побыстрее со всем покончить. Если выхода нет, чего тянуть?
Щелк!
Не верю! ТЫ это сделал! ТЫ нажал на спусковой крючок! Щелкнул курок, и весь мир умолк. Мона Лиза что-то говорил, его губы шевелились, но мы слышали только, как вертятся шестеренки у нас в голове – бессмысленный труд, ведь одного болтика все равно не хватало. Расклад был пока в твою пользу, один к шести, или – если посмотреть на это с другой стороны – пять против одного. Ты никогда не был силен в математике, с тех самых пор, как ТЫ появился на свет частью целого, второй половиной которого был Я. Тебя интересовала история, и здесь история противостояла человечеству. Тебя и этих гангстеров, у которых, наверное, были такие же матери, как и у нас с тобой, свела вместе история. И несколько очень плохих поступков.
Хоть у вас с Уродом, Уродцем и Битлом и есть общая склонность к плохим поступкам, тебе трудно им посочувствовать, потому что они – если верить выражениям их лиц и движениям ртов, – похоже, весело гогочут, как гоготали пираты, подплывавшие к твоей лодке. Я сам об этом позабыл, по крайней мере – старался не вспоминать. Мой дар – не память, мой дар – сочувствие. Я сочувствую даже этим гангстерам, которые делают ставки на то, какая пуля нас прикончит. Но память – это, наверное, твой дар. Ты ничего не забыл. Твоя жизнь вечно поджидает ТЕБЯ и МЕНЯ, твои воспоминания всегда заряжены и целят мне в мозг. Почти всегда в этой демонической мнемонической игре дуло оказывается пустым. Почти всегда.
Щелк!
ТЫ снова! ТЫ снова нажал на спусковой крючок! Так, теперь я немного занервничал. Так же занервничал, как тогда, когда мы поняли, что наконец-то, наконец-то перед нами в открытом море остановился корабль, но, увы, увы, это были пираты. Мы еще толком не опомнились от вчерашней бури, а пираты уже забрались к нам на борт, воняя застарелым потом, дешевым бухлом и дурными намерениями, размахивая ножами, трубами, цепями, топорами и парочкой AK-47, чтобы все уж совсем стало понятно. Ты, конечно, уверен, что в мире есть много добрых и достойных представителей тайского народа, просто нам попалась не самая удачная выборка. Женщины с нашей лодки кричали, пока пираты освобождали их и остальных от всех ценностей, имевших хоть какую-то цену. Затем женщинам пришлось потерпеть, пока пираты, которые в некотором роде приходятся дальними родственниками стоящим вокруг тебя гангстерам, освобождали их от одежды, щупали и щипали, спрашивали у тебя что-то, чего ты не мог разобрать, и когда ты ничего не ответил, ударили тебя раз, дважды, трижды. О, как я рад, что я не ТЫ!
Конечно, там, на лодке, все закончилось не так уж плохо. Для нас-то уж точно. Да и для женщин. Кто же знал, что это очень особенные пираты? Все ведь наслушались историй о том, как пираты насилуют и похищают беженок. Но о таком никто не слышал – чтоб команда немытых пиратов прошла мимо юных и половозрелых женщин, которые, дрожа в своих тоненьких кофтах, изо всех сил старались показаться незаметными и непривлекательными. Я не дам вам забрать сестру! – вскричал благородный юноша, стоявший рядом с тобой. Только через мой труп! О, как эти пираты гоготали! Как они покатывались со смеху, хлопая друг дружку по спине! Как орали нам что-то на своем языке, которого никто из нас не понимал! Но внезапно мы все очень четко поняли, когда самый тощий пират подошел к нашему юноше и, не обращая никакого внимания на его сестру-подростка, провел своим отвратительным пальцем по растрескавшимся губам юноши, а потом – его, а не сестру – утащил за волосы на свой корабль.
Смятение! Суматоха! Хаос! Мы не верили своим глазам, глядя, как скалящиеся пираты хватают самых худых, самых безволосых мальчиков и юношей. Что творят эти чудовища? Забирают молодых мальчиков, чтобы сделать из них пиратов? Похищают, чтобы продать в рабство? А вдруг они… неужели они… да нет…
ЩЕЛК!
Эй, ты! Все, хватит! Кому сказал. Хватит плакать и, ради бога, хватит жать на крючок! У тебя истерика! Должен признать, что и сам неважно себя чувствую. Да забудь ты, что Битл на тебя орет и лупит тебя по лицу! Хватит быть исторической истеричкой! Подумай лучше о своем отце, о своей матери, о том, что ты ублюдок, о своей подпольной шпионской жизни, о войне, об исправительном лагере, о человеке без лица, о лодке с беженцами, о том, какой ты урод, потому что даже пиратский капитан, всего разок взглянув на тебя, сказал на ломаном английском, которого, наверное, нахватался от американских солдат, приехавших в его страну отдохнуть от твоей войны в поисках первоклассного бюджетного шпили-вили: говно, а не рожа!
Что, скажешь, он был не прав? Конечно, у тебя говно, а не рожа, после того как тебя переварили концентрические кишки ада. А я, как, по-твоему, выгляжу? Ты как-то сказал, что больше всего злоупотреблений приходится на долю твоей печени. Поправочка: ты больше всего злоупотребляешь мной! Пусть технически я и не часть твоего тела, а твоя совесть и твое сознание. Но кто знает, где кончается твое тело и твое сознание и начинается мое сознание? Но вот что я знаю: забей уже! Живи дальше! Забудь! Прошлое в прошлом, будущее вечно, а настоящее уже здесь – и его уже нет. Мне