Он не издал ни звука. Он ощущал свой запах, вонь грязи и нечистот темницы, с кисловатым привкусом пота от страха и ярости. А от человека за его спиной воняло животным, и этот запах перекрывал нежный аромат лавандовой туалетной воды.
— Одеяло… — сказал он. Глаза его были закрыты, лицо, освещенное луной, искажено. — Оно было такое жесткое и колючее, и я ничего не видел, кроме каменной кладки тюремной стены. Не на чем было остановиться глазу и мысли… Я ничего не видел. А потому не открывал глаз и думал только об одеяле под щекой. Это все, что я чувствовал… Кроме боли… и его. Я вцепился в это одеяло…
— Джейми, позволь, я обниму тебя. — Я говорила нарочито спокойно, стараясь унять клокотавшую в нем ярость. Он так крепко вцепился в мои руки, что они онемели. Но придвинуться к себе он не позволял, держал на расстоянии, словно боялся приникнуть ко мне.
Внезапно он отпустил руки, отшатнулся и повернулся к залитому лунным светом окну. И стоял, весь напряженный и дрожащий, точно туго натянутая тетива, однако голос звучал уже спокойнее:
— Нет, девочка. Не для того я с тобой встретился. Ты не должна… быть замешана в этом.
Я сделала к нему шаг, но он быстрым жестом остановил меня. И снова повернулся лицом к окну, уже совсем спокойный, с пустым, ничего не выражающим лицом, словно стекло, через которое смотрел.
— Ступай ложись, девочка. Мне надо немного побыть одному. Все хорошо, все в порядке. Просто тебе нельзя волноваться.
И, раскинув руки, обнял оконную раму и всем телом заслонил лунный свет. Плечи его напряглись от усилия, и я поняла, что он изо всех своих сил вжимается в эту раму.
— Это всего лишь сон… Джек Рэндолл мертв.
В конце концов я заснула, а Джейми все стоял у окна, всматриваясь в лик луны. Пробудившись на рассвете, я увидела, что он, завернутый в плед, спит, скорчившись, на подоконнике.
Мои движения разбудили его, и он вновь был самим собой — уравновешенным и веселым, каким обычно бывал по утрам. Но веселость эта пугала меня, я помнила, что произошло ночью, и после завтрака стала рыться в аптечке.
К несчастью, чтоб приготовить превосходную микстуру от бессонницы, мне не хватало нескольких трав. Но тут я вспомнила, что Маргерита рассказывала мне об одном человеке. Раймон, торговец травами, проживал на улице де Варенн. Колдун — так обозвала она его. Как раз то, что мне нужно. Так, все утро Джейми будет на складах. В моем распоряжении карета и кучер. Решено, я еду к Раймону.
По обе стороны от входа тянулся чистый деревянный прилавок, а за ним на высоту, вдвое превышающую средний рост человека, поднимались полки. Некоторые из них были застеклены, очевидно, там хранились самые редкие и дорогие лекарства. Углы шкафов украшали толстые позолоченные купидоны в развевающихся одеяниях, дующие в рожки. Выглядели они довольно лихо и даже развязно, словно вдоволь попользовались спиртными напитками, выставленными на прилавках.
— Могу я видеть месье Раймона? — спросила я молодую женщину, стоявшую за прилавком.
— Метра Раймона, — поправила она меня. Потом простецким жестом вытерла красный нос о рукав и указала в дальний конец помещения, где из-за перегородки зловеще выплывали густые клубы коричневатого дыма.
Являлся ли колдуном Раймон или нет — неизвестно, но обстановка у него была соответствующая. Из черной плиты, сложенной из шифера, выплывал дым и кольцами уходил наверх, под низкие потолочные балки. Над огнем было укреплено нечто вроде столика из камня с углублениями, откуда торчали стеклянные перегонные кубы и медные «пеликаны» — так называют металлические сосуды с длинными носиками, из которых капала в чашки какая-то подозрительного вида жидкость — небольшой, но вполне удобный дистиллятор. Я осторожно принюхалась. Над всеми запахами превалировал густой спиртной дух, исходивший от огня. На буфете выстроился аккуратный ряд чисто вымытых бутылок, что лишь усилило мои подозрения: помимо торговли амулетами и приворотными зельями, метр Раймон, по всей очевидности, делал немалые деньги на производстве высококачественного шерри-бренди.
Сам алкогольных дел мастер склонился над огнем, подбрасывая в печь уголь. Услышав, что кто-то вошел, он выпрямился и приветствовал меня радушной улыбкой.
— Как поживаете? — вежливо осведомилась я.
Впечатление, что я оказалась в хижине колдуна, было столь сильным, что я ни чуточки не удивилась бы, услышав в ответ кваканье.
Ибо больше всего на свете метр Раймон напоминал огромную добродушную лягушку ростом чуть выше четырех футов, с бочкообразной грудью и кривыми ножками. Он обладал также толстой и липкой на вид кожей исконного обитателя болот и слегка выпученными, дружелюбно глядящими черными глазками. Разве что не зеленый и без бородавок, а так — самая настоящая лягушка, по всем статьям.
— Мадонна! — Лицо его расплылось в улыбке. — Чем имею счастье служить вам? — Оказалось, что у него совершенно нет зубов, что еще больше усиливало сходство с лягушкой, и я смотрела ему в рот, словно завороженная. — Мадонна? — повторил он, вопросительно глядя на меня.
Поняв, насколько мое поведение кажется странным, я покраснела и неожиданно для себя спросила:
— Я просто задумалась: целовала ли вас когда-нибудь красивая молоденькая девушка?
Он так и покатился со смеху, и я покраснела еще больше. Потом, широко, во весь рот ухмыльнувшись, ответил:
— Много раз, мадонна! Но, увы, не помогает. Как видите.
Тут мы уже оба рассмеялись, чем привлекли внимание девушки за прилавком — она с любопытством заглянула за перегородку. Метр Раймон прогнал ее жестом, затем, кашляя и держась за горло, проковылял к окну и распахнул створки, чтобы немного проветрить помещение от дыма.
— Ну, так лучше? — спросил он, глубоко вдыхая прохладный весенний воздух. Затем, отбрасывая с плеч длинные седые пряди, добавил: — Ну-с, мадонна, поскольку теперь мы друзья, может, подождете немного? Мне тут надо срочно закончить одно дельце.
Я тут же согласилась, и он вернулся к печи, все еще похохатывая и держась за бока, и начал наполнять канистру дистиллятора. Я же тем временем расхаживала по комнате, разглядывая набор самых разнообразных и удивительных предметов.
С потолка свисал внушительных размеров крокодил, по всей видимости, чучело. Я глазела на его желтое брюхо, твердое и блестящее, точно восковое.
— Настоящий? — спросила я, присаживаясь за исцарапанный дубовый стол.
Метр Раймон поднял на меня глаза и улыбнулся:
— Мой крокодил? Ну разумеется, мадонна. Придает клиентам чувство уверенности, что они попали по адресу. — Он кивнул в сторону полки, тянувшейся вдоль стены на уровне глаз. Она была уставлена белыми керамическими сосудами с причудливой позолотой на каждом. Там были изображены цветы и звери, и к каждому прикреплена бирка с рецептом. На трех ближайших ко мне сосудах красовались бирки с надписями по-латыни, и я с некоторым трудом, но все же перевела: крокодилья кровь, печень и желчь того же зверя.