Он кивнул головой, но лицо его побледнело и покрылось испариной, а в глазах появился лихорадочный блеск.
– Спускайся назад.
Он отрицательно помотал головой.
– Делай, что говорю. Хочешь погибнуть? Встретимся в десять.
Ли наблюдала, как он спускался по крутому проходу, пока не оказался на ровной поверхности, после чего спросила себя, хорошо ли то, что она задумала.
Проход продолжал идти вверх, а рудничный газ обычно скапливался у потолка в больших помещениях. К тому времени, когда она найдет Картрайта, воздух будет достаточно ядовит, чтобы убить человека, не оборудованного специально. Ее присутствие там раскроет, кто она есть на самом деле. Но если он мог находиться там, то и он был таким же. И разве одна генетическая конструкция должна предавать другую?
Она сняла свой нагрудный знак и положила его на дно туннеля. Затем поставила шахтерскую лампу и шлем рядом со знаком, отключила свое внутреннее записывающее устройство и переключила оптику на инфракрасный режим. Она не могла выключить свой черный ящик, но если его когда-нибудь откроют, то тогда ее вряд ли будет беспокоить факт, что какой-то тех из Космической пехоты узнает, что она не была генетической квартеронкой.
Запах фиалок становился все сильнее. Вскоре Ли шла, вся окутанная смертельным коктейлем из серы и окиси углерода. Ее внутренние устройства, борясь с удушьем, вбрасывали волнами в кровь дезактивирующий состав. Наконец она услышала стук шахтерского молотка. Картрайт был там, наверху. Один. Без вентиляции и кислорода. В поисках конденсатов в ядовитой дымке рудничного газа. Она встряхнулась, словно пробуждаясь от дурного сна, и начала карабкаться вперед сквозь удушливый мрак.
Она наткнулась на него неожиданно – так обычно люди встречались в этих узких проходах при мерцающих лучах ламп. Он подрубал пласт, выдалбливая место для отвала отколотого угля и кристалла, и врезался в уголь настолько глубоко, что снаружи были видны только его ноги.
Желтые I-образные прутья из вирустали упирались в ничем больше не укрепленную стену, и вырубленный уголь скапливался за ними, образуя гигантские черные кротовины. При подрубке он вытаскивал прутья, и уголь падал сверху. Подрубать угольную стенку без помощи взрыва было тяжелой, медленной и опасной работой. Но она оправдывала себя, если жила была достаточно богатой. А эта была богатой: открытая поверхность слоя кристаллов светилась раскаленно-белым цветом в инфракрасных лучах, как сверкающие бриллианты.
Картрайт не слышал, как она появилась. Его молоток заглушал любой посторонний звук. Она наблюдала за ним, задержав дыхание. Вскоре он перестал стучать, и она услышала, как он дышал, слегка присвистывая. Когда он заговорил, она подумала, что он разговаривает сам с собой.
– Привет, Кэйтлин, – сказал он. – Или как ты там себя сейчас называешь.
Она замерла, сердце бешено застучало.
Она боялась этого момента, как чего-то ужасного. Но никогда не думала, что он именно так наступит. Видел ли он ее? Слышал ли? Как он узнал ее?
Картрайт вылез из подкопа. Штанины его комбинезона были закатаны на худых голенях. Сверху он был гол по пояс. Широкие угольные шрамы на спине и плечах выглядели как контурная карта гор, недра которых он разрабатывал всю свою жизнь.
– Сколько лет прошло, Кэти? Восемнадцать? Двадцать?
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
Картрайт в ответ просто склонил свою голову набок, как собака, ждущая свистка своего хозяина.
– У тебя все еще голос твоей матери, – сказал он. – Хотя говорят, что ты забыла ее. Это правда? Ты действительно ее забыла? Ну, ничего. Дай мне на тебя взглянуть.
Он положил свои руки на ее лицо, и, почувствовав прикосновение пальцев, Ли поняла, что беспокоило ее во время разговора: вокруг не было света. Картрайт работал в абсолютной темноте, без лампы или инфракрасных очков.
Он был слеп.
Он ощупал ее нос и губы, потрогал глазные орбиты.
– Ты изменила лицо, – сказал он. – Но ты – дочь Джила. Мирс сказала им, что ты умерла, но я-то знал. Они должны были сказать мне. Но, конечно, хранили свои тайны. Хотя такое они должны были мне сказать.
– Кто должен был вам сказать?
– Святые, Кэти. Ее святые. Только не говори, что перестала молиться Ей. Ты не должна так поступать, Кэти. Ей нужны наши молитвы. Он живет благодаря им. И Она отвечает на них.
Ли посмотрела вниз и увидела холодный огонь серебряного распятия, висевшего на покрытой рубцами груди священника. Сдавленный крик эхом отлетел от скалы, и она поняла, что крик вырвался у нее. Картрайт продолжал говорить, словно ничего не услышал.
– Ты пришла, чтобы спросить меня о пожаре, верно?
Ли судорожно сглотнула, собрав мысли воедино.
– Что было ему причиной, Картрайт?
– Шарифи.
– Как? Что она здесь искала? Что она хотела от тебя?
– А что и всегда хотят ведьмы: где добыть кристалл.
– Но при Шарифи была ведьма компании.
– Так. Но она ведь не верила ведьме компании, правда? И с самого начала. Она взяла ее с собой для грязной работы.
– Вы имеете в виду работу в «Тринидаде»? Но что там делала ведьма, если они уже нашли конденса… кристалл?
– Шарифи нужен был кто-то, кто напел бы кристаллам вместо нее, ведь так? Она хотела говорить с ними и проводить свои проклятые работы. Я не собирался делать это за нее. Да и потом ей все равно не нужен был священник. – Его лицо исказилось. – Она не была верующей женщиной.
– Я не понимаю. Что вы не стали бы делать для нее?
– Работу Хааса, – ответил Картрайт. – Дьявольскую работу.
– Но она передумала, ведь так? – спросила Ли, охваченная дрожью уверенности, что Картрайт все знал и был в центре всего происходившего. – Или кто-то заставил ее передумать? Что случилось перед пожаром? Почему Шарифи уничтожила все свои данные? Чего она боялась?
– Огня адова, – ответил Картрайт, перекрестившись. – Ее справедливого возмездия.
Ли затрясло, и она услышала постукивание защелки молнии у своего горла и шуршание своей собственной одежды о тело и камень.
– Тебе следует навестить свою мать, – сказал Картрайт. – Нехорошо избегать ее.
– Вы меня с кем-то перепутали, Картрайт.
– Не так говорит твой отец.
Воспоминания нахлынули изнутри подводной рекой. Она сдержала их, замуровав для них все двери в своем сознании.
– Мой отец мертв, – сказала она резко. – И я пришла сюда за информацией, а не за проповедью.
– Ты пришла по той же причине, что и мы, – сказал Картрайт. – Она позвала тебя.
Ли прокашлялась от угольной пыли.
– Был ли проект Шарифи одобрен профсоюзом?
– Я – подчиняюсь Ей, а не профсоюзу, – ответил Картрайт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});