Читать интересную книгу Святой Ириней Лионский. Его жизнь и литературная деятельность - С. А. Федченков

Вместе с тем Ириней констатирует, что не только во время написания письма к Виктору (90-е гг.), но и гораздо раньше, при папе Аниките, а, следовательно, и при Поликарпе существовало различие в продолжительности пасхального поста. Это свидетельство, поставленное в связи с вопросом о дне Пасхи, дает основание думать, что в рассуждениях Поликарпа с Аникитом они касались и данного пункта.

Таким образом, очевидно, уже в 154-155 г. пасхальный вопрос заключал в себе те же главные моменты, что и в спорах 90-х гг. Что касается продолжительности поста в Малоазийской и Римской церквах, то отрывок Иринея не представляет данных к точному определению той или другой практики. Как мы уже говорили, можно под лицами, постящимися один день, понимать малоазийцев; римские же христиане, очевидно, дольше постились.[1139] Однако это только возможное предположение.

Разногласия среди Церквей на этот раз не произошло. Поликарп и Аникит только рассуждали по вопросу о Пасхе и даже прямо не спорили, находя это бесполезным. Расстались они в мире, взаимном общении и уважении друг к другу. Аникит позволил даже Поликарпу совершить Евхаристию в его Церкви. Очевидно, оба отца смотрели на пасхальный вопрос как исключительно ритуальный, и не думали, что через различие воззрений по нему нарушается единство веры. Они понимали, что пасхальное празднество — это внешнее, культ, а не вечное, внутреннее Церкви, не догма.

Св. Ириней, как мы уже доказывали выше, сопровождал Поликарпа в Рим в 154-155 г. Весьма возможно, что он был не только очевидцем, но, может быть, даже и участником в обсуждении пасхального вопроса. Как очевидец же, он, вероятно, и описал его в своем письме к Виктору. Во всяком случае, это посещение Рима не прошло бесследно для его последующих взглядов и деятельности по поводу пасхального вопроса.

На примере, а может быть, и из рассуждений Поликарпа и Аникита он усвоил себе тот правильный взгляд на этот вопрос (как на обряд), какой развивал в 90-х гг. Тут именно он понял, что различие в постах и дне празднования Пасхи не только не уничтожает, а «утверждает единство веры». Здесь ему воочию представлено было различие догмата от обряда, вечного в религии от временного; указано было, что первого надо держаться твердо, во втором же можно давать свободу отдельным общинам. Он понял, что в целях лучшего действования в мире должно быть единство в вере, взаимообщение между христианами, мир церковный и любовь к братьям. Словом, здесь зерно всего того, что он сделал и высказал в 90-х гг.

Исторически неизвестно, на какой стороне стоял сам он в 154-155 г. Но более вероятным нужно считать предположение, что любимый ученик Поликарпа, взятый им с собой, может быть, в качестве помощника, воспитанный в Малой Азии и до тех пор живший там, он держался и господствовавшей там практики, т. е. праздновал Пасху с иудеями.

В 90-х гг. мы видим в нем защитника римской практики. Очевидно, он изменил свой обычай, может быть, приняв тот, какой до него уже существовал в Галлии. И в этом опять нельзя не видеть влияния посещения им Рима в 154-155 г. Тут именно он усвоил те взгляды, которые давали ему возможность без укоров совести переменить практику отцов.

Но эта же перемена отчасти могла содействовать и тому, что он выступил в 90-х гг. не ярким ревнителем какой-либо одной практики, а посредником между Римом и Малой Азией. Ибо он знал на себе, что христиане последней никакой ереси не исповедуют. Восставать против них, кроме того, для него значило — восставать против своего прошлого, против себя. В Риме же он убедился, что и тамошняя практика также вполне христианская и, может быть, даже лучшая, чем малоазийская. Поэтому св. отецтак решительно и присоединился к ней в 90-х гг., не опасаясь впасть в ошибку.

Здесь же, может быть, как центре вселенной, куда стекались люди из разных местностей, он узнал, что разница в пасхальном вопросе существует не только между Малоазийскими и Римской церквами, но и в других. А это тоже было не бесполезно для его будущей деятельности.

В 60-х гг. II столетия[1140] пасхальный вопрос снова подвергся обсуждению.

На этот раз разгорелись уже страстные споры («великий спор — £птг|<ж; лоШ|», по выражению Мелитона)[1141] в самой Малой Азии, а именно в Лаодикии.[1142] Спорили с одной стороны Мелитон Сардский, а с другой — Аполлинарий, епископ Иерапольский.[1143] По тому же вопросу, став на сторону Аполлинария, высказались впоследствии Климент Александрийский и Ипполит Римский.

Судя по оставшимся от сочинений этих отцов фрагментам в «Пасхальной хронике»,[1144] в данное время вопрос касался, собственно, того, когда Христос совершил Тайную вечерю и в какой день пострадал. Как мы уже видели, малоазийцы, празднуя Пасху 14 нисана, ссылались на пример Спасителя, Который, по ним, совершил законную пасху именно в этот день. «Поэтому и нам нужно делать таким же образом», — заключали они (у Ипполита).[1145] В доказательство правоты своего счета они ссылались на Евангелие от Матфея (Аполлинарий).[1146] — Противники же их, наоборот, основываясь главным образом на Евангелии от Иоанна (Климент),[1147] утверждали, что Христос 14-го не совершал законной пасхи, но 13-го показал ученикам образ совершения Евхаристии, а 14-го пострадал, Сам будучи таинственной Пасхой и Агнцем, вземлющим грехи мира (Климент, Аполлинарий, Ипполит).[1148]

По-видимому, спор и ограничивался только этим толкованием Евангелий и установлением точной даты пасхальной вечери и смерти Христа. Чем он окончился, решить трудно. Но, принимая во внимание, что и в 90-х гг. Поликрат в доказательство своей практики ссылается на Евангелие (κατά τό Εύαγγέλιον — вероятно, от Матфея), можно думать, что каждая партия осталась при своем.[1149]

Участвовал ли Ириней в этом споре, неизвестно. Но в Contra haereses есть два места, имеющие прямое отношение к дебатировавшемуся тогда вопросу. Первое находится во II книге, гл. 22, 3. Здесь св. отец доказывает, что Христос, по Евангелиям, три года подряд посещал Иерусалим в праздник Пасхи, т. е. провел здесь три' Пасхи. В третью Пасху — как рассказывает Ириней, излагая Евангелие, — Господь, воскресив Лазаря, отправился в город Ефраим «и отсюда, как написано, за шесть дней до праздника Пасхи пришел в Вифанию (Ин. 11, 54; 12, 1), и из Вифании пришед в Иерусалим, вкусил пасху и в следующий день пострадал (et de Bethania ascendens in Hierosolymam, et manducans pascha, et sequienti die passus)».[1150]

Второе место находится в IV, 10,1 и читается так: «Невозможно перечислить случаи, в которых Моисей изображает Сына Божия (a Moyse ostenditur Filius Dei). Он знал и день страдания Его (diem passionis) и образно предсказал Его под именем Пасхи (sed figuratim praenuntiavit eum, pascha nominans); и в этот самый праздник (in eadem ipsa), за столько времени предсказанный Моисеем, Господь пострадал, совершая пасху (passus est Dominus, adimplens pascha). И не только день указал (Моисей),.но и место, и предел времени, и значение заката солнечного, говоря: “Не можешь закапать агнца пасхального ни в каком другом из твоих городов, которые дает тебе Господь Бог, кроме места, которого Господь Бог твой изберет для призывания имени Своего; ты должен закалать агнца вечером на закате солнца” {Быт. 49,10-12)».[1151]

Выражение последнего отдела, что Христос пострадал «в этот самый праздник» (in eadem ipsa), а также ссылка и цитата из книги Бытия с несомненностью говорят, что св. отец под днем страданий и смерти Христа понимает 14 нисана, когда именно вечером, при заходе солнца евреи закалали пасхального агнца.

В этом случае, Ириней является противником Мелитона и его единомышленников и присоединяется к точке зрения Аполлинария, Климента и Ипполита. В основе его счисления здесь, как и у тех, несомненно, лежало прежде всего Евангелие от Иоанна, с точки зрения которого он и рассматривал все события последних дней жизни Господа, ибо только там прямо утверждается, что страдания Христа совершились в день еврейской пасхи (Ин. 18,28).

В согласии же с Аполлинарием и другими, Ириней определяет и причину такого совпадения дня страданий Господа и пасхи законной. Агнец пасхальный, по нему, был типом, прообразом Христа, закаланного за грехи мира. Господь же — антитип, исполнение этого пророческого прообраза. Поэтому и говорит св. отец, что Моисей «образно (figuratim) предсказал Его (Христа) под именем Пасхи» и, исполняя это предречение, «Господь пострадал, исполняя пасху (passus est Dominus, adimplens pascha)». Христос пострадал, таким образом, 14 нисана именно потому, что Он Сам стал «Жертвой живой, Агнцем Божиим, вземлющим грехи мира», взамен законного пасхального агнца.

Этот день страданий Господа, 14-е нисана, однако, судя по первому отрывку, был, по Иринею, «следующим днем» (sequienti die passus) в отношении к тому, когда Христос совершил пасхальную вечерю. Таким образом, в согласии с Аполлинарием и другими, св. отец относил время последней, в противоположность малоазийцам, не на 14, а на 13 нисана, канун еврейской пасхи.