Читать интересную книгу Либеральный Апокалипсис. Сборник социальных антиутопий - Составитель Чекмаев

И тут меня накрыло.

Я раньше не обращал внимания на эту надпись — знал, что она есть, но не вчитывался. Правое зеркало у меня импортное, потому что родное я стукнул и поставил на замену первый попавшийся элемент с допотопного цитруса, у которого была еще частично привозная комплектуха. И сейчас повлиял, наверное, разговор на английском.

Тоненькой сеточкой по низу правого зеркала было набито:

OBJECTS IN MIRROR ARE CLOSER THAN THEY APPEAR.

И наконец–то до меня дошло, что я тут делаю.

В зеркале отражалась вымершая улица русского города, населенная до сего дня пиндосами. На вид совсем американская улица. Ее нарочно такую сделали.

Все совпало.

Сошлись воедино напутствие кадровика насчет глупых иллюзий и давнишние слова Кена про то, что наши пиндосы — ссыльные. Ссыльные. Вот именно.

ОБЪЕКТЫ В ЗЕРКАЛЕ БЛИЖЕ, ЧЕМ КАЖУТСЯ.

Ссыльные начальники у нас повсюду. Управляют Россией на всех этажах. У них русские имена, но это неважно. Главное, они уверены — это не они дураки и ворье. Это страна им досталась неправильная и плохой народ. Второсортная страна, и неблагодарный народ, от которого так и жди подлянки. Господа начальники не понимают, за что им такое несчастье. И наши хитрые рожи их бесят.

Поэтому у господ начальников поместья в Европах, и дети их учатся за рубежом. Как русский начальник дорывается до бабла, он начинает воровать себе на спокойную жизнь подальше от немытой России, куда его случайно, по ошибке, занесло.

В ссылку, черт побери!..

Поэтому в немытой России — как на пиндосском заводе: шумные речи, громкие обещания… А приглядишься — надувательство. Главная задача менеджмента — нагнуть и зафиксировать народ.

Создать видимость того, что к нему относятся с доверием и интересом, авось дураки поведутся, дураков у нас хватает.

А если кто шибко умный — его обезличат. Уравняют с остальными, чтобы никому не обидно. Издадут закон об оскорблении кого угодно — и попробуй вякни. Попробуй иметь свое мнение… Нескольким Малаховым разрешат ходить с табуретками. Их будут очень беречь, этих полезных клоунов. А ты крути гайки и не вякай.

Поэтому нужна «пирамида власти», в которой местные кретины нагибают местный стафф. Поэтому такой явный, даже наглый отрицательный отбор, с уровня города до страны в целом. На одного Кена — сотня Роев… Из смелой Женьки, если загнать ее в тренд, вырастет карьеристка Джейн… Это живые люди, надо их пожалеть, а я не могу. Ведь они нагибают мой народ и портят тех, кто мог бы вырасти действительно сильным лидером.

Мы с Кеном ушли с завода, чтобы не участвовать в этом. Ладно, дальше Кен уедет к родителям в Америку, у меня такой выход тоже есть, но я эмигрирую только в могилу. Нельзя, чтобы тут остались одни послушные и довольные. Это просто некрасиво.

Двадцать шестая минута. Ура!

Кен почти тащил на себе миниатюрную блондинку. И широко улыбался.

Ну, займусь привычным делом — борьбой с идиотизмом.

И мне, пожалуй, наплевать, что скажут про хорошего парня Витю завтра. Сегодня я здесь ради города, ради страны, ради себя. Я не хочу, чтобы мы все вместе совершили глупость.

И не о чем было размышлять так долго. Вон, Кеннет Маклелланд, черт нерусский, вообще не думает. У него есть совесть, он ее слушает, и ему достаточно…

На сиденье плюхнулась Рита. Кен сунул ей в ноги рюкзак и захлопнул дверь.

Он стоял на тротуаре, опершись на коротковатую для этого биту, что–то говорил в телефон, кивал и все улыбался мне.

— Я не понял, Кеннет!..

Шутить было не время, да никто и не шутил.

— Все прекрасно, — сказал Кен. — Джентльмены, заводите моторы!

Проклятье, я мог бы увезти его и в багажнике, выкинув сумки. Жизнь дороже барахла. Если Кен постарается, он сложится втрое и… Какого черта, я запихну туда эту Риту!

Подвеска жесткая, но все равно машина сильно просядет. Будет заметно, что везу много народу. А в пикетах наверняка полно бухих. Встанут и не уйдут. Готов я давить русских из–за пиндосов?

— Поезжай скорее, Витя, — сказал Кен очень мягко. — Они сейчас будут здесь.

— Мы подвинемся! — крикнула сзади Пенни.

Взрослые молчали. Их спасали, и они старались

не мешать. Я боролся с желанием выкинуть Риту на асфальт. По–хорошему, могла бы сама выйти! Миссис Пападакис вне игры, ей нельзя геройствовать, травма у детей на всю жизнь останется.

Рита глядела вперед стеклянными глазами. Проклятье, она была под седативами. Сама нажралась, или Кен ее упорол? По времени — точно его работа. Спасатель, трам–тарарам.

Я вышел из машины.

— Ты не понимаешь, — сказал Кен. — Я не поеду.

— Что ты натворил такого, чтобы покончить с собой?

— Ничего не случится. Я просто с ними поговорю. Это важно для меня. Я хочу с ними поговорить. Объяснить.

— Идиот. Они не будут разговаривать.

— У меня всегда получалось, — сообщил Кен скромно.

Феерический идиот.

— Засунь в задницу свое чувство вины! — прорычал я сквозь зубы. — Даже если ты меня застучал, как это сделала Джейн! Мне наплевать сейчас, и потом будет наплевать! Будь здесь Джейн, я увез бы и ее.

— Да перестань ты, — сказал Кен. — Неужели тебе непонятно?.. Витька, не заставляй меня нести пафосную фигню! Ну… Если я сейчас убегу, значит, признаю себя пиндосом! А я не для того уволился через окно. И ребята не дали мне разбиться! Я больше не мог оставаться с пиндосами, вот и прыгнул. Это мой город. Это моя страна. Мне тут некого бояться.

— Пафосная фигня, — согласился я. И ляпнул первое, что пришло в голову: — При Дональде такой фигни не было!

— Вот это уже мне решать, — сказал Кен. — Я Кеннет Маклелланд из клана Маклелландов. Остаться должен только один.

И тут я их увидел.

Три «цитруса» встали в конце улицы, перегородив ее. Из машин лениво выбралось человек десять, часть осталась на месте, а остальные не спеша двинулись в нашу сторону.

И почти сразу замельтешило вдалеке позади. Толпа. Ну, правильно, с той стороны удобнее дойти переулками. Там асфальт ужасный, машины приползут нескоро. А мне терять нечего, там я и проскочу: больше газу — меньше ям.

— Давай! — крикнул Кен.

Не знаю, чего ему было надо, но я — дал.

Я пробил с локтя в челюсть и схватил падающее тело на руки. Миссис Пападакис тоже не подкачала. В одно движение она сложила переднее сиденье вместе с Ритой. Раздался громкий стук — это Рита треснулась лбом о переднюю панель.

Я воткнул Кена головой вперед на колени Па–падакисам, откинул Риту на мес–то и бросился за руль.

Топнул по газам и крутанул баранку до упора.

Улица была узковата, и я схватился за ручник, чтобы забросить с его помощью корму. Руль я доворачивал одной левой и просто не успел как следует зажать его в мертвой точке. Поэтому мне не выбило палец, когда замечательный усилитель российского производства внезапно сделал «право на борт».

Нас швырнуло на тротуар. Удар в переднюю подвеску был такой — удивительно, как мы ее там не оставили. Потом оказалось, с колес отлетели балансировочные грузики… Рита снова врезалась лбом в панель, хорошо, не носом. Сзади визжали дети. Думать было некогда. Распахав чудесный газон Пападакисов, желтый «цитрус» прямо по тротуару рванул на толпу.

Уже смеркалось, и я врубил дальний свет, чтобы было страшнее.

В зеркалах полыхнуло: за нами шла погоня.

Оставалось выяснить, у кого дури больше.

Одно я знал точно: если останемся живы, «цитрус» свой — убью кувалдой.

Это было время, когда весь мир принадлежал нам, и будущее зависело только от нас. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю: это была молодость.

Кен очень хотел изменить мир к лучшему. Хотя бы в рамках одной компании. Ему казалось, он слишком много времени отдал ей и вообще автопрому, чтобы искать себя в другой области. Какая разница, где бороться с идиотизмом?

Вот он и занимается долбаной эффективностью по сей день.

Джейн тоже некуда было деваться. Она не построила культовый автомобиль, но стала вице–президентом, как и хотела. За то, что вся подноготная любой тачки — открытая книга для покупателя, и никакой инженерный ляп не удастся больше списать на условных «китайцев», благодарите ее.

А я от рождения узкий специалист. Я рисую, вообще–то.

Чуть не забыл: Дик Пападакис меня обманул. Он не стал боссом, как поклялся когда–то. Он актер.

Директор завода сейчас некто Пенелопа Яковлева. Железной рукой проводит в жизнь линию штаб–квартиры. Выше знамя соревнования, и все такое. Народ ругается. Зато на совещания по эффективности можно не ходить. Выдумал чего — готовь презентацию, иди в конференц–зал и защищай свою идею, прямо как диссер, при всем честном народе. А желающие могут тебе объяснить, что ты дурак. Это на заводе любимое развлечение, из–за него весь русский стафф перессорился, и уже дошло до мордобоя.

Работяги говорят, при «папе Джо» такой фигни не было.