– Главное, что наших потенциальных партнеров оно убедило. Задача выполнена. Действовали же вы по старинке, без фантазии. Амарелло надо многому научиться, хотя бы у того же господина Митрофаненко. Какой артистизм! Что за юмор! Вести развлекательную программу на ТВ – это тебе не головы рубить. И объясни, по какому принципу вы с Зеллой подняли на сцену этих людей? Крупных злоупотреблений за ними не числится, да и свежесть – не первой категории.
– Они противные, – пожал плечами Амарелло. – Чего с ними валандаться? Пусть другим неповадно будет.
– На Госдуму столько зеленых потрачено. Перерасход. Нас не поймут, Роланд посмотрел на Шарля, ответственного за эту операцию.
– Затасканный трюк – "пустить деньги на ветер"! Так бы оно и выглядело, экселенц, в любом земном департаменте. Списали бы по статье расхода на соцобеспечение дюжину миллионов. И поди докажи, что там почти все баксы фальшивые. Депутаты ухваченные деньги в благотворительность вложить обещали. У тех, кто вложит, будут настоящие. Не беспокойтесь, экселенц, в тысячи 2–3 уложимся.
– А у остальных опять резаная бумага?
– Зачем? Нормальные зеленые сотенные, а сверху штемпель несмываемый: не воруй! Прямо по американскому фейсу. Пригодятся еще, экселенц…
– Позвольте выразить опасение относительно дальнейшей работы… Дело в том, что без нас тут хорошо потрудились. Я не говорю об отрезанных головах и миллионах самых душегубительных преступлений, – кот поднялся, держа в вытянутой лапе фотографии и сделал скорбную паузу. – Самое страшное смерть идеала. Его нет, извините, экселенц. А в таком случае мщение и возмездие – пустой звук. Нам не за что зацепиться, не во что метить. Остался лишь кошачий, то есть животный страх за свою шкуру. Я лично их понимаю. – Батон стряхнул пылинки с кончика пушистого рыжеватого хвоста.
– Значит, пальнем страхом. Ха! Пожарчики–то, взрывы, чума, холера здесь все еще кого–то колышут. Да плюс эти – инфляция, СПИД, – Амарелло, откинувшись в кресле, воспользовался зубочисткой – куриной лапкой. – А что, если и в самом деле воздействовать СПИДом? А их главарей потопить в дерьме.
– Мне нравится предложение Амарелло, – мечтательно кивнул Шарль. Вообразите, во дворце, где без устали заседают знаменитейшие своей вдумчивостью люди… Они и называют себя Государственной Думой. Так вот, во дворце, где думают избранники народа, прорываются, допустим, трубы канализации и зловонные массы затопляют зал, как воды океана знаменитый "Титаник"… Трагедия! Всенародная трагедия! Государство в пожизненном трауре! Народ безмолвствует!
– Горе способно сплотить массы. Гибель передового мыслящего отряда заставила бы народ задуматься! – просиял Батон, вдохновленный обрисованной перспективой.
– Какое горе!? Мы бы осуществили заветную мечту большинства граждан и помогли грабителям–финансистам. Госбюджет не резиновый. Увы, ваш план утопичен, – нахмурился Роланд. – Я лично предполагаю проверить в действии иное средство. Извечное, не теряющее своей силы ни при каких обстоятельствах… – Он оглядел притихшую компанию и усмехнулся. – Любовь, господа, человеческую любовь!
Кот зашипел, его мордочка брезгливо сморщилась, на верхней губе встали дыбом жесткие, как конский волос, усы.
– Вам представили фотоматериалы, экселенц, проанализировали прессу. Кто кого здесь любит? "Сварили, повесили, разрезали на куски, взорвали, ограбили, просверлили дрелью". Раньше любовь выглядела по–другому. Возможно, я излишне старомоден.
– Вы явно драматизируете ситуацию, друзья. Блудницы, гомосексуалисты, развратницы… – прискорбно, но далеко не ново и не принципиально. Принципиально важным остается взаимное притяжение Мужчины и Женщины. Они упорно ищут и находят свою половину в описанном вами мерзейшем хаосе, размножаются, растят детей! Они способны пожертвовать жизнью друг для друга. А эта нежность, эта преданность, этот жар!… – легко поднявшись, Роланд приблизился к мраморной копии роденовского "Поцелуя", пробежал кончиками длинных пальцев по изгибам сплетенных тел, чему–то улыбаясь. Потом произнес своим стереофоническим баритоном, доносящимся сразу со всех сторон: – Я говорю о настоящей, верной и вечной любви.
Свита притихла в некотором замешательстве.
– А, вы вот о чем, экселенц! – наконец догадался кот. – Факты есть! Некоторые здешние мужчины выучились стирать белье и убирать дом. Иногда они даже умеют вязать и зарабатывать деньги. Есть такие, кто не стесняются писать стихи и воспитывать своих детей!
– Вот! – назидательно поднял палец помолодевший Роланд. – На это следует обратить пристальное внимание. Поразмышляйте хорошенько над моими словами, друзья… – Задумчиво постояв у скульптуры, он направился к двери. – Засиделись.
Тут же вскочила и встала навытяжку вся свита, подчеркивая торжественность момента.
– Напоминаю разгулявшимся весельчакам – мы явились по делу. Будем действовать, исходя из обстоятельств. Мне необходимо изучить ситуацию и познакомиться с главными действующими лицами.
– Неплохо бы укрепить ряды, экселенц, – оживился Амарелло. – Я Зеллу в шоу на время задействовал. Вроде, на почасовую работу. Пора возвращать даму. Не могу я один по хозяйству. Замотался.
– Подумаем… И с остальными разберемся. Шарль хорошо поработал в творческой среде, отобрал лучших – есть с кем скрестить оружие.
– Прелюбопытнейшая компания подобралась, вот увидите, экселенц, расцвел де Боннар. – Вам понравится. Так и тянет сделать гадость. На новогодние торжества мы приглашены в клуб "Муза". Состоится открытие ресторана, банкет! Чрезвычайно представительное мероприятие. Будут все.
– О нет, дорогой, уволь. Тебе я поручаю представлять нашу фирму. А любопытные ограничатся просмотром прямой трансляции. Ничего особо интересного там не случится.
– Это как сказать, экселенц, – моргнул, уронив пенсне, Шарль.
– Утро, господа, петухи. Я бы осмотрел спальню. Нельзя не признать, что в смысле комфорта мы устроились на сей раз значительно лучше. Надеюсь, мне не придется отправляться в Баден–Баден, чтобы принять ванну?
– Ванная в порядке, экселенц. Евроремонт называется, – доложил кот. На что мне вода ни к лицу, и то принял. На себе испытал. Форсунки так и клокочут, всю шерсть на боках колтунами сваляло.
– Вот уже и первые мученики появились… – сонно кивнул Роланд на прощанье. – С добрым утром, друзья мои.
Утром ветки деревьев трещали и ломались под снежными тюфяками, двигалась по переулку, работая загребущими руками, уборочная машина, отъезжали к Москве–реке груженные снегом самосвалы. По случаю субботы в "Музе" царила тишина и некому было взглянуть на флигелек. То ли снегом облепило стены, то ли свет падал так чудно, но казалось, что штукатурка нежного абрикосового цвета безукоризненно покрыла доски, а в окнах появились рамы с бронзовыми зеркальными стеклами. Страшные травмы в разрушенной крыше затянуло шоколадной новенькой черепицей. А из трубы поднимался серебристый уютный дымок…
Прогуливающий по утру в переулке двух гладких, рвущих поводки ротвейлеров господин из местных, тоже, кстати, весьма низкорослый и кривоногий, но не рыжий, заинтересовался возней за забором завалящего флигелька. Он прильнул к щели и не мог оторваться, хотя обе собаки, рыча и ероша по хребту шерсть, тянули хозяина прочь. Неудивительно. У подъезда развалюхи, чудесно преобразившейся в холеный особняк, на стремянке стоял жирный рыжий кот, едва ли не больше ротвейлера. В лапе он держал молоток, приколачивая золоченую табличку. Крупные гвозди с рубиновыми шляпками легко входили в стену, хотя грохота слышно не было, словно молоток ватный. Рядом стояли двое. Один в мундире с эполетами, по–видимому, швейцар, другой – с бантом под острой бородкой и в пенсне, – несомненно иностранец из "голубых". Оба обсуждали появившиеся на табличке, как на экране компьютера слова: "Филиал международного гуманитарного фонда защиты старины и исторического прогресса. Холдинговый центр MWM".
– Что за едреня–феня такая? – вопросил "голубой" на чистейшем русском.
– У них так принято. Если фонд – значит, воруют. Чем непонятней название, тем больше воруют.
– На фик нам такая захреначина? – резонно, тоже по–русски заметил швейцар.
– А к чему выделяться? У вас, господа, страсть выпендриться. Вот я не сибирский, не ангорский и, заметьте, даже не вислоухий британец. Короткошерстный, американский экзот… Так себе… скромняга.
– А рожа! – хмыкнул швейцар. – Щеки из–за спины видать, нос плюшкой розовый, шерсть какая–то желтая… Ну прямо – свинья в апельсинах!
– Будь по вашему, – согласился кот, пропустив грубость. И смахнул лапой "защиту старины и исторического прогресса".
Глава 25
– Не разберу, – сказал Лион утром, складывая прочитанные листки. Николай Игнатьевич кем тебе приходится?