Читать интересную книгу Возвращение Мастера и Маргариты - Людмила Бояджиева

Батон и Амарелло переглянулись.

– Я специально изменил масть. Рыжий подросток это так демократично. К тому же у меня нет клыка… – протараторил он, поглядывая на шефа. Роланд смотрел строго, и Батон живо согласился.

– Незамедлительно внесу коррективы в эту симпатичную внешность, – он надул щеки, и вначале они, а затем и все лицо покрылось рыжей легкой шерстью. Шерсть уплотнялась, образуя круглые баки, сквозь нее прорезались и вымахали чуть ни в полуметровую длину белые надбровья и усы. На кошачьей мордочке сверкнули круглые оранжевые глаза. За столом восседал огромный курносый кот средней пушистости и сдержанно–палевой масти.

– Благодарю. Это лучше. Я имею в виду желание Батона работать в связке с менее инициативным коллегой… Ладно, друзья. Уверен, что в конкретной ситуации вы проявите максимум изобретательности и сдержанности. Не забудьте об оставленных здесь в прошлый визит пожарах. И вообще – предыдущая вылазка вызвала много шума.

– Экселенц, позвольте заметить, – наши шутки были невиннейшими, почти младенческими забавами. Ну посудите сами – на балу, а не на улице, не в подъезде, не в госучреждении, в конце концов, был застрелен один лишь барон Майгель. Заслуженное наказание постигло стукача и доносчика. Берлиоза же под трамвай, как вы помните, никто не толкал. Мы даже своевременно предостерегали его, – заметил Шарль. – А с администрацией варьете, с домоуправом, буфетчиком и прочей мелкокрылой сволочью обращение были скорее ласкающими. Возможно, слегка фривольными. Но педагогически верным. Ох, скажите, что за драма – дамы по улицам бегают в подштанниках! Ох, деньги, обращаются в бумагу! – Шарль грациозно всплеснул руками, взаимствовав этот жест, по всей видимости, у Вертинского.

– Подозреваю, что своими шалостями мы не только угадали тенденцию, но и определили перспективу, – опечалился Роланд до поседения в висках и опустил веки. Посуда исчезла со стола, по церковной парче рассыпались глянцевые цветные фото. – В подштанниках и без оных теперь являются перед миллионной публикой самые известные и популярные тут дамы. А деньги деньги и в самом деле превратились в бумагу.

– Никаких запретов, экселенц! Ни капельки целомудрия, страха! Я растерялся, ознакомившись с обстановкой, – Батон покраснел сквозь шерсть. Стыдно, но я измучен, подавлен… Не представляю, чем можно поразить воображение людей, которые ежедневно у себя дома на экранах светящихся ящиков созерцают ад! Причем, в самом глумливейшем, непристойном изображении.

– И страшном, – прохрипел, продолжая обгладывать припрятанный масол, Амарелло, – с ножами и пистолетами здесь управляются не хуже, чем я. Убийство заказывают, как "нарзан" в номер, и стоит оно меньше, чем дамский меховой жакет.

– Демоны насилия, корысти завладели страной. Гнусарии заполонили народные массы, – с непривычной тоской в шальных глазах и суровыми интонациями телеобозревателя новостей объявил Шарль.

– У них идет постоянна борьба за перевыполнение плана. Количественные показатели растут, но страдает качество. И результаты в общем–то остаются на прежнем уровне, – пожал плечами Роланд. – Ах, это вечная тема, причины которой кроются в неразрешимых противоречиях двух систем – нашей и гнусариевской. Да, мы работаем в связке, но разными методами и, увы, что бы не утверждали наши идеологи, стремимся к разным целям.

– Они делают ставку на вытеснение – стремятся полностью ликвидировать человеческое в человеке, – с видом отличника отрапортовал кот. – Мы нацелены на уничтожение нечеловеков в людском обществе. То есть, как в результате получается, этих самых Гнусариев. Вот и противоречие: они стремятся к огнусариванию человечества. Мы – к его совершенствованию. И таким образом… – Кот задумался и завершил размышления, выпучив от изумления оранжевые глаза: – Таким образом, как не крути, мы вроде бы сближаемся с Божественным департаментом…Ну, местами, в отдельных целевых установках.

– Оставим философию и перейдем к практике, – остановил Батона Роланд. – Шарль начал говорить. Извольте дослушать.

– Я напоминаю об изменениях в здешних нравах, – смиренно продолжил Шарль. – Помнится, пол века назад, будучи в Москве, мы наказали администратора варьете Варенуху за то, что он грубил и врал по телефону… Сейчас его бы объявили святым.

– Не надо идеализировать тридцатые годы, – категорически пресек прения Роланд. – Мы лишь скорректировали миф, отшлифовали иллюзию. Чтобы дамы не увлекались заграничными вещами, граждане не хранили в туалетных бачках валюту, не сплетничали, не наушничали, не доносили. Чтобы писатели не продавались, чтобы был погребен страх, порождающий предательскую ложь. Чтобы сгинули приспособленцы, подпевающие вампирам в правительственных креслах, а настоящие рукописи не горели…

– Верно, экселенц, мы очень старались, – всхлипнул Батон.

– Ты, культпросветовец, жег МОССОЛИТ, а подвалы Лубянки забыл? А тюрьмы, лагеря, гибнущие от голода крестьяне? А миллионы замученных и убиенных за фасадом пышного мифа? Понимаю – сие не входило в наши компетенции. Мы не можем объявлять прямой бой Гнусариям, – швырнув фотографии в камин, Роланд расположился на диване, устраивая на подушках занывшие стариковские ноги. – Вскоре разразилась страшнейшая война, которой могло и не быть… Люди посылали людей в мясорубку, власть предала свой народ – Гнусарии торжествовали!…Но во всех этих безобразиях винят наш департамент! Извечная, мрачная, обидная ошибка. Санитаров общественной гигиены превращают в монстров! О, как ноют мои бедные кости… – Мрачнел и дряхлел на глазах Роланд. Залысины обозначились на высоком лбу, плечи опустились, лицо покрыли глубокие морщины.

– И сейчас, сейчас, экселенц! – вновь схватился за газеты Шарль. Войны, беженцы, голодающие, бездомные… Горе и кровь, горе и кровь… Ад, над которым смеются… Неужели все это – заслуга Гнусариев? Не верю! Кто же виновник, кто?

– Инфляция, – охотно, словно отличник на уроке, откликнулся Батон. – А также мафия и коррупция. Я учил.

– Позвольте! – Шарль тряхнул старомодными бухгалтерскими счетами. Костяшки щелкнули с сухим кастаньетным звуком. – Я подвел баланс. Сравнил показатели "тогда" и "сейчас". Сумма несчастий и бедствий не изменилась. Были, конечно, и светлые периоды, именуемые хрущевской "оттепелью" и брежневским "застоем". Разумеется, имел место "железный занавес", отсутствовала, вообразите, какая–либо свободы слова, собраний, печати, по тюрьмам и психушкам сидели спрятанные с глаз долой инакомыслящие… И при всем этом – покой! Недели культуры союзных республик во Дворце съездов, олимпиады, фестивали, всенародные праздники! Никакой смены правительства, никаких гражданских войн. Все волнения от распределения праздничных продуктовых заказов и премьер на Таганке. А самиздат, а андерграунд красиво люди жили! Духовно. С фигой в кармане.

– Неустойчивое, искусственное, мощным аппаратом удерживаемое равновесие. Застой, – пояснил Батон.

– Вы хорошо подготовились, друзья. Мне не о чем беспокоиться. Но лица… – Роланд ткнул пальцем, украшенным массивным перстнем, в журнальную фотографию. – Что тут за лица?..

– Волшебная женщина! – Шарль глянул на изображение облезлой блондинки с принципиально альтернативным приличному макияжем. – Любимая массами, между прочим, певица. Оттягивает, расслабляет. А эта пожилая дама переодетый мужчина. Никого, кстати, не убивал. И даже не грабил. Поет и танцует в перьях и сетчатых чулках на всероссийском экране. Высокохудожественное зрелище. М–м–м! – Шарль чмокнул фото. – Входит в состав "прогрессистов".

– С "прогрессистами" полный порядок! Как мы с Зеллой приложили Барнаульского? – не выдержал Амарелло. – Сумасшедший успех!

– Они с Зеллой! Да они развлекались, а мы тут работали, – Батон с нескрываемым удовольствием оглядел интерьер.

– Полагаю, мне не избежать обсуждения последних событий, – тяжело вздохнув, Роланд, сурово посмотрел на свою свиту и неожиданно улыбнулся. Поздравляю. Встречу пятого января с компаньонами провели на достойном уровне. Место было подготовлено удачно. Вот только… Не вернуться ли нам в Дом? Мне приглянулась квартира. И вид из окна интересный. Интересный, черт побери, вид!

– Зачем же так мучатся, экселенц! – завопили все в один голос. – Вам необходим покой и комфорт. Мы так старались….

– Особнячок уютный, обставлен не дурно – мечта провинциального гимназиста, – одобрил Роланд. – Я никого не хочу обидеть! Спокойно, друзья мои, мы только начинаем. Не стоит терять кураж в пустых перебранках.

– Куража до фига! – хохотнул Амарелло, упорно возвращаясь к интересующей его теме. – Шоу я провел вполне толерантно. Полнейший консенсус! Поют до сих пор!

– Главное, что наших потенциальных партнеров оно убедило. Задача выполнена. Действовали же вы по старинке, без фантазии. Амарелло надо многому научиться, хотя бы у того же господина Митрофаненко. Какой артистизм! Что за юмор! Вести развлекательную программу на ТВ – это тебе не головы рубить. И объясни, по какому принципу вы с Зеллой подняли на сцену этих людей? Крупных злоупотреблений за ними не числится, да и свежесть – не первой категории.