— Тогда где тела? — спросил отец.
— Но ведь вампиры едят подальше от людей. Возможно, где-то недалеко есть заброшенное здание или пещера в горах, — выкрутилась девушка.
— Возможно, — Отец произнес это, растягивая гласные, чтобы выкроить время на раздумья, но потом покачал головой, — но вряд ли, — добавил он уже более уверенно. — Пропадали только постояльцы отеля. Будь это и в самом деле вампир, он бы не стал так привередничать.
Ксюша от досады закусила нижнюю губу, но промолчала, так как возразить ей, по сути, было нечего.
— Это может быть демон? — я спросил это, вспомнив рассказ Патрисии о предсмертном признании прадеда. Что если Холмс был не так уж неправ, когда говорил, что его душа принадлежала дьяволу?
Папа заинтересовано посмотрел на меня. Я видел — он мысленно взвешивает такую возможность.
— Это больше похоже на правду. Но демон должен в кого-то вселиться, — наконец, ответил он на мои слова.
— Только не в Патрисию, — незамедлительно отреагировал Дима. — Я уверен, она ни при чем.
— Пожалуй, я с ним согласен, — поддержал я брата, так как искренне полагал, что девушка не имеет к убийствам никакого отношения.
— Мужчины! — фыркнула Ксюша еле слышно.
— Остается только миссис Гридл, — подытожил отец.
Я снова мысленно попытался представить старуху в роли беспощадного, одержимого бесами убийцы и, надо сказать, у меня это получил без труда. Было легко поверить, что именно она расправилась со всеми этими беднягами. И я видел: на лицах остальных отражаются схожие мысли.
— Что ж, это похоже на версию, — удовлетворенно кивнул отец. — Будем работать.
— Может, нам стоит питаться где-нибудь в другом месте? — нервно хихикнув, предложил Дима.
— Не думаю, что это необходимо, — успокоил его папа. — Мы уже несколько дней живем в отеле и, как видите, все целы и невредимы.
— Кроме сторожа, — напомнил я.
Отец посмотрел на меня и добавил:
— Будьте осторожней.
На этом наша беседа закончилась. Так как уже было около девяти вечера, а мы практически не спали прошлой ночью, было решено разойтись по комнатам.
Я догнал Ксюшу у дверей её номера. Мне не хотелось провести еще один день в ссоре с ней, так что я решил извиниться.
— Ксения, — окликнул я её, — постой.
Она обернулась ко мне, её брови были нахмурены, а взгляд — суров. Похоже, помириться будет несколько сложнее, чем я предполагал.
— Я хотел извиниться перед тобой, — пробормотал я, втайне надеясь, что на этом все и закончится. Но не тут-то было.
— За что? — спросила она, скрестив руки на груди.
Я почувствовал, что попался. Я понятия не имел, за что просил прощения, а Ксюша была убеждена, что, извиняясь, нужно осознать свою вину и искренне в ней раскаяться. В противном случае, по её мнению, извинения превращаются в ничего не значащую формальность.
— За все, — попытался я выкрутиться.
Но это, как я и подозревал, её не удовлетворило.
— Ты даже не знаешь, чем меня обидел, как же ты можешь просить прощения? — она отвернулась и открыла дверь номера, собираясь уйти.
— Ксюша, ты ведь приехала сюда не для того, чтобы ссориться со мной. К чему это все? — попытался я воззвать к её разуму.
Она снова обернулась ко мне.
— Я приехала, потому что думала, что за прошедшее время что-то могло измениться, — ответила она шепотом, выглядя при этом скорее подавленной, чем сердитой.
— Мне жаль, но то, чего ты так ждешь, вряд ли когда-нибудь случится, сколько бы времени не пришло. Если ты хочешь, мы можем быть друзьями. Я буду этому только рад. Но ничего другого я тебе предложить не могу, — я специально говорил твердым голосом, чтобы она, наконец, осознала, что это серьезно.
— Я знаю, — ответила она, прежде чем скрыться в комнате, — но ведь ты не можешь запретить мне надеяться.
Когда дверь за ней закрылась, я понял, что должны чувствовать люди, бьющиеся головой об стену. Никакие мои слова не могли поколебать желание Ксении добиться взаимности. Правда, говорят, что вода камень точит, но пока я не испытывал от её упрямства ничего, кроме раздражения.
Я спустился в свой номер. Дверь за моей спиной еще не успела толком закрыться, как я услышал стук.
— Войдите, — откликнулся я, и в комнату зашел мой брат.
Меня удивил не столько его поздний визит, сколько то, как подчеркнуто отчужденно он себя вел. Брат даже не стал садиться, так и оставшись стоять посреди комнаты.
— Что-то случилось? — спросил я встревожено.
— Ничего, — ответил Дима, и я уже было успокоился. Но, как выяснилось, преждевременно. — Кроме того, что ты, похоже, решил, что все девушки должны непременно принадлежать тебе одному.
Я в недоумении уставился на него. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять: он говорит о Патрисии.
— Не говори глупостей, она мне совершенно безразлична, — это было чистой правдой, и я постарался придать своему голосу максимум убедительности.
— Может и так, но она определенно питает к тебе какие-то чувства.
— Ну, знаешь ли, я не могу отвечать за всех, кто, как ты выразился, питает ко мне чувства, — я раздраженно отвернулся от него и принялся демонстративно развязывать шнурки кроссовок, давая понять, что разговор окончен.
— Она действительно очень мне нравится, — в голосе Димы появились просящие нотки.
— А она не старовата для тебя? — я попытался перевести разговор в шутку.
Дима промолчал, и я почувствовал укол совести.
— Я обещаю, что не стану добиваться расположения Патрисии. Более того, я буду стараться избегать её. Такой вариант тебя устроит?
— Вполне, — Дима довольно улыбнулся и развернулся к двери. — Спокойной ночи, — бросил он на ходу, прежде чем закрыть за собой дверь.
Я задумчиво посмотрел ему вслед. Неужели его увлечение этой девушкой было настолько сильным? Шестое чувство подсказывало мне, что это может обернуться для нас большими неприятностями.
Горячий душ помог мне расслабиться и забыть о влюбленном брате, и я погрузился в сон, как только моя голова коснулась подушки.
В следующее мгновение я открыл глаза, не понимая, что могло меня разбудить. Протянув руку, я взял с тумбочки свои наручные часы. В свете луны стрелки отсвечивали белым, и я увидел, что сейчас уже четверть второго. Мне показалось, что прошли секунды, тогда как на самом деле я спал уже несколько часов.
Меня охватило легкое беспокойство. Я был уверен, что проснулся не от того, что мне приснился дурной сон. Я настолько устал, что мне вообще ничего не снилось. Так что же меня разбудило?