Читать интересную книгу Тайна Девы Марии - Хизер Террелл

— Их обвиняют в равной степени?

— Филипп попытался отстраниться и свалить все на Майкла, но Майкл потащил его за собой. Теперь их вряд ли можно назвать сплоченным фронтом.

— А как же смерть Лилиан? Ее связали с происшедшим?

— Разве следовало? — опешила София.

Мара долго молчала, не зная, стоит ли отвечать на вопрос. Все-таки она дала слово не разглашать участие Лилиан, а если теперь обнародовать связь между смертью Лилиан и действиями Майкла и Филиппа, то сразу станет ясно, что и Лилиан причастна к составлению фальшивого провенанса. И все же, подумала Мара, Лилиан вряд ли захотела бы, чтобы ее смерть сошла Майклу и Филиппу с рук.

— Да, следовало.

— О боже! — еще больше изумилась София.

— Я знаю, нужно идти в полицию, — тихо произнесла Мара. — Мне просто сейчас трудно решиться заново пережить прошедшие несколько дней.

Женщины сидели в гнетущей тишине мавзолея, каждая погрузилась в собственные мысли. Первой нарушила молчание София.

— Позволь мне пойти в полицию вместо тебя, Мара.

— С какой стати тебе туда идти?

— Ты очень много вынесла, а так сможешь выиграть немного времени, чтобы прийти в себя. Это самое малое, что я могу сделать… после того, как выдала тебя Майклу. — София повернулась к Маре, глаза ее были красными от слез. — Прошу тебя.

Тронутая мольбой подруги, Мара смягчилась и решила позволить Софии исполнить эту необычную епитимию. Она поделилась с ней сведениями, которые следовало сообщить полиции, а потом, почувствовав эмоциональное опустошение, сменила тему на более легкую.

— А Харлана последние события как-то затронули?

— По сути, нет. Ходили разговоры о его подозрительных связях с Филиппом — может, эти слухи и пошатнут его пьедестал в один прекрасный день, но сейчас он по-прежнему на высоте, как в прямом, так и в переносном смысле.

— Как насчет меня?

— Что ты имеешь в виду?

— Как фирма оценивает мои действия?

— Ой… — София отвела взгляд, хотя еще секунду назад отчаянно пыталась заглядывать Маре в глаза. — Некоторые партнеры тебе сочувствуют, но они в меньшинстве. В основном начальство не одобряет твоего поведения, хотя власти другого мнения. Недоброжелателей больше волнует, как твоя история скажется на доверии клиентов.

— Я так и думала. Не рассчитывала, что после возвращения меня там ждет работа. Я приняла возможность такого исхода в ту минуту, когда связалась с «Таймс».

Подруги вновь замолчали. Мара размышляла о том, что помимо документов Штрассера утаила еще кое-что — новое местонахождение «Куколки». Правильно ли она сделала, не сообщив об этом журналистке? Мара считала, что правильно. Хильда Баум и без того вынесла много горя, и если «Куколка» облегчала ее страдания, то пусть с ней и остается, какими бы нечестными путями она ей ни досталась. Иезуиты получат деньги, как и хотели. Маре оставалось только одно — дождаться наказания Майкла и получить возможность вернуть частным образом остальные картины Штрассера.

В эту секунду чей-то палец постучал ее по плечу, Мара от неожиданности подпрыгнула. Приятное дружелюбное лицо, седеющая каштановая шевелюра и мягкий взгляд из-за толстых стекол очков. Покатые плечи и темное пальто дополняли непритязательный облик незнакомца.

Голос соответствовал внешности, и Мара сразу расслабилась.

— Мисс Койн, простите, что беспокою вас в такое трудное время, особенно сегодня, но я уже несколько дней безуспешно пытаюсь связаться с вами. От наших общих знакомых мне известно, что вы, так сказать, залегли на дно после всех этих статей о «Куколке» и расследовании в «Бизли». Я подумал, что здесь, возможно, будет мой единственный шанс поговорить с вами.

— Кто вы? — не теряя бдительности, поинтересовалась Мара.

— И снова прошу извинить. Меня зовут Тимоти Эдуардз. Я поверенный покойной мисс Джойс.

— А-а… Пожалуй, теперь моя очередь извиняться.

— Нет необходимости, мисс Койн, нет необходимости. — Он бросил взгляд на Софию, чье присутствие явно считал неуместным.

София поняла его замешательство и поднялась.

— Пожалуй, я пойду. Мара, если тебе что-то понадобится, все, что угодно, пожалуйста, позвони. — Глаза Софии вновь наполнились слезами. — И еще раз прости.

Тимоти (он настоял, чтобы она обращалась к нему именно так) попросил позволения присесть рядом.

— Да, конечно.

Мара выслушала рассказ Тимоти о давнишних связях его фирмы с семейством Джойс. Отношения зародились еще во времена их отцов, фирма занималась завещаниями как отца Лилиан, так и ее самой.

Мара все больше терялась в догадках.

— Тимоти, я, конечно, признательна вам за этот рассказ, но никак не возьму в толк, какое он имеет отношение ко мне.

— Самое непосредственное, мисс Койн. Вы наследуете имущество мисс Джойс. Она оставила вам картину, которой очень дорожила, а также отписала значительный фонд.

Мара, полагавшая, что к этому времени у нее уже выработался иммунитет к потрясениям, была совершенно огорошена. Она выразила несчастному Тимоти свою огромную благодарность и призналась в глубоких чувствах к Лилиан, но поинтересовалась, неужели не нашлось более достойных претендентов на наследство?

Тимоти опустил ладони на ее руки.

— Мисс Койн, не мне понимать желания моих клиентов или судить о них. Моя работа — исполнять их волю. Мисс Джойс обратилась ко мне десять дней тому назад с просьбой изменить завещание в соответствии с новыми указаниями. Она объяснила, что прониклась к вам большим расположением и хочет оставить вам денежную сумму и картину при условии, что вы завершите одно дело, которое начинали вместе. — Он потупился.

— Какое дело? — Мара, конечно, поняла, но ей необходимо было, чтобы он произнес это вслух.

— Я бы предпочел, чтобы она сама все объяснила. Мисс Джойс оставила вам письмо, оно находится у меня в офисе.

— Не могли бы вы хотя бы намекнуть?

Поверенный нервно прокашлялся. Очевидно, он все знал, но не хотел вдаваться в подробности.

— Полагаю, это имеет отношение к возвращению картин Штрассера. Разумеется, дело чрезвычайно конфиденциальное.

Пока они возвращались в город на машине Тимоти, он поведал, что у Лилиан не осталось родственников. Единственный ребенок у родителей, которые в свою очередь тоже были единственными детьми в своих семьях, она целиком наследовала их имущество и могла распоряжаться им по своему усмотрению. Лилиан собиралась разделить свое состояние — не огромное, но довольно значительное, по заверениям Тимоти, — между несколькими благотворительными организациями. Но с появлением Мары она внесла в завещание кое-какие изменения.

Войдя в офис, Тимоти пресек все расспросы.

— Право, мисс Койн, я бы предпочел, чтобы мисс Джойс сама вам все объяснила. Вот письмо.

Тимоти оставил Мару одну. Она уселась в громоздкое кожаное кресло и распечатала конверт. Увидела идеальный почерк Лилиан — и сразу расплакалась. Смахнув слезы, Мара принялась вчитываться в каждое слово прощального письма:

Дорогая Мара!

С моей стороны невероятно сентиментально и банально писать, словно в каком-то дешевом романе, что если вы читаете это письмо, значит, время мое вышло. Чтобы не погрузиться в рассуждения о неизбежном, я предпочитаю сразу обсудить условия моего завещания, с которыми, как я полагаю, вас уже успел ознакомить мой верный Тимоти.

Уверена, моя последняя воля повергнет вас в шок. Я знаю, вы считаете, что я едва терпела вас, но на самом деле я не переставала вами восхищаться. Вы одна поднялись на защиту справедливости при обстоятельствах, когда никто другой так бы не поступил, включая меня саму, по крайней мере вначале. Поэтому я абсолютно уверена, что вы согласитесь на условие, выдвинутое мной в завещании, и вернете так называемые картины Штрассера их законным владельцам. Я не могу позволить, чтобы память обо мне была запятнана мошенничеством Эдварда, даже если об этом никто, кроме нас с вами, никогда не узнает. Возвращение картин Штрассера — это бальзам для моей истерзанной совести и, вполне возможно, заблудшей души.

Однако картину Миревелда, что висит над камином, я завещаю вам без всяких условий и оговорок. Это самое дорогое, что у меня есть. Я приобрела картину несколько лет назад в память не только о своем самом первом провенансе, с которого началась моя карьера, — теперь уже злосчастной родословной «Куколки», — но и в честь моих дальних родственных связей с ее создателем, Йоханнесом Миревелдом. Да, знаю, мне следовало бы рассказать вам об этой родословной связи, но до недавнего времени, когда я предприняла кое-какие частные поиски в связи с нашей эпопеей, она скорее напоминала анекдот, и мне казалось, что было бы глупо щеголять ею. Как бы там ни было, картина ваша, только ваша, и я надеюсь, вы оцените ее по достоинству, как никто другой.