Читать интересную книгу Тайна Девы Марии - Хизер Террелл

— Мисс Баум…

— Я все сказала. А теперь уходите вместе со своими извинениями.

Мара, пошатываясь, направилась к двери, испытывая головокружение оттого, что все ее усилия оказались бесполезны. На секунду она оглянулась и неожиданно заметила деревянный ящик в дальнем углу гостиной, заставленной багажом. Она не увидела его, когда второпях входила, но зато теперь этот ящик показался ей знакомым. Мара пошарила в памяти и вспомнила: хранилище аукционного дома «Бизли». Этот самый ящик предназначался для «Куколки».

Так вот как Майкл и Филипп утрясли дело «Баум», чтобы помешать бомбе взорваться на весь мир. По-тихому организовали «кражу». Страховка пойдет в опустевшие сундуки теперешних владельцев, иезуитов, а картина попадает в руки Хильды Баум, которая только этого и ждала. Обе стороны довольны, дело «Баум» против «Бизли» прекращено, с выплатой издержек, разумеется. Все счастливы, кроме страховой компании, но она покроет убытки за счет страховых взносов. Схема сработала бы, если бы Майкл замял правду и отобрал у Мары документы, но тут он потерпел крах.

Мара уставилась на Хильду, которая стояла, высокая и решительная, с вызовом отвечая на укоризненный взгляд.

— Мисс Койн, теперь вы, надеюсь, понимаете, что я никак не могла предоставить решение суду. Ваши аргументы — и тот, что отец мог добровольно продать «Куколку» нацистам, и тот, что обращение в суд последовало после длительного перерыва, и насчет этой проклятой расписки — были слишком хитры, чтобы я рисковала. Вы и ваш суд были готовы отдать картину «Бизли». Поэтому, когда вчера ночью мне предложили «Куколку», у меня не оставалось другого выбора, как согласиться.

— Нет, у вас был выбор.

— Мисс Койн, я пошла бы на сделку с самим дьяволом, лишь бы вернуть картину.

И тут впервые Маре пришли на ум верные слова.

— Мисс Баум, мне кажется, вы так и поступили.

34

К северу от Мюнхена, 1943 год

Солдаты вытаскивают Эриха из темного подвала, где проводился допрос, на утренний свет. Хотя небо затянуто серыми облаками, солнце все-таки пробивается сквозь них и ослепляет его.

После многих дней темноты мир кажется невероятно ярким, и из его распухших глаз начинает сочиться влага. Он не хочет, чтобы солдаты по ошибке решили, будто он плачет, поэтому утирается рукавом. Бледно-голубой, изорванный в лохмотья рукав становится красным. Из глаз текут не слезы, а кровь.

Когда глаза немного привыкают к свету, Эрих понимает, что солдаты только что вывели его на середину лагерного двора. Справа он видит ворота, через которые его и Корнелию привели сюда под конвоем. На железных воротах выбит издевательский девиз лагеря Дахау: «Arbeit macht frei», что означает «Работа делает свободным».

Оглядывая двор, он постепенно сознает, что стоит один в центре огромного круга таких же, как он, заключенных. Эрих всматривается в лица, отчаянно надеясь найти жену, с которой его разлучили сразу после прибытия в лагерь, так давно, что и не припомнить — слишком много мучений пришлось вынести. Тощие обстриженные женщины отличаются от мужчин только лагерной формой. Ни одна из них не похожа на Корнелию. Эрих приходит в ужас, не найдя жены.

Пленные окружают его со всех сторон, а их, в свою очередь, берут в кольцо вооруженные до зубов солдаты. Эрих замечает, что заключенные старательно отводят взгляд, хотя повернуты к нему лицом. Похоже, им приказали смотреть на него, но они не в силах исполнить приказ.

Из людской массы к нему выходит офицер, тот самый, который допрашивал его в подвале. Офицер громко обращается к нему по-немецки:

— Заключенный Баум, спрашиваю вас в последний раз. Согласны ли вы назвать местонахождение вашей коллекции предметов искусства и передать ее полноправному хозяину, Третьему рейху?

Эрих знает, что сейчас произойдет, независимо, поставит он свою подпись под документом или нет. Нацистам его подпись нужна лишь из рабской приверженности собственным сложным законам конфискации имущества и, возможно, для того, чтобы успокоить Зейсс-Инкварта. Эриха терзает страх, но он не желает, чтобы его последние слова были словами жертвы, он не станет попустительствовать нацистским злодеяниям.

— Нет, не согласен.

— В таком случае вам известно, как я должен поступить.

Из толпы появляется команда для расстрела, офицер подает сигнал. Пока солдаты прицеливаются, он прикрывает веки и видит бирюзовые глаза женщины с картины «Куколка», чувствует, как ее протянутые руки обнимают его, словно приветствуя после долгого отсутствия. Он мысленно складывает эпитафию, бросая вызов лозунгу Дахау: «Вера делает свободным». Он улыбается.

Раздаются автоматные очереди.

35

Нью-Йорк, наши дни

Холодная мраморная скамья. И воздух вокруг неподвижный и промозглый, хотя снаружи яркий и теплый день. Длинное помещение слилось в один сплошной бело-серый гранит в честь предков Лилиан — ничего другого Мара разглядеть сквозь слезы не могла. И только мемориальная доска Лилиан четко выделялась среди остальных.

Скорбящие разошлись, и в мавзолее наступила тишина. Мара испытала облегчение. Ей хотелось остаться наедине со своей болью, потерей, виной, а вовсе не изображать по старой привычке стойкость в присутствии других.

По залу разнеслось эхо громких шагов. Мара перепугалась и побежала в поисках выхода, не понимая, как кому-то удалось пройти мимо охранников, которых она наняла, чтобы защититься от Майкла, от Филиппа, от тех, кого они могли в свою очередь нанять, желая помешать ей предать огласке остальные украденные документы Штрассера. Майкл с Филиппом не подозревали, что она намеревалась оставить эти документы у себя, чтобы частным порядком вернуть награбленное. Мара больше не рассчитывала на суды.

Она почти добежала до тяжелых кованых ворот, когда столкнулась с человеком, испугавшим ее, — Софией.

София расставила руки, чтобы помешать старой подруге скрыться, и заговорила скороговоркой, слегка запинаясь:

— Мара, я пришла, чтобы просить прощения. Я понимаю, мне нет оправдания, что бы я ни сказала или ни сделала… Не знаю, как мне загладить свою вину… — Ее взгляд говорил об истинном раскаянии, София ударилась в слезы. — Сама не верю, что отказалась тебе помочь. Хуже того, не пойму, как могла свести тебя с Майклом в ресторане. Я все прочитала о нем в газетах. Как жаль, что я тебе не поверила.

— Да, действительно жаль. Знаешь, София, я не рассчитывала на твою помощь, но, по крайней мере, не ожидала, что ты предашь меня.

— Мара, пожалуйста, поверь, я вовсе не думала, что предаю тебя. Мне казалось, я тебя спасаю, не даю тебе разрушить собственную карьеру. — Из-за всхлипываний ее едва можно было понять. — Видно, стрелка моего компаса сбилась. Я чувствовала свою правоту, хотя поступала неправедно.

Мара впервые видела, что София плачет, и это несколько ослабило ее решимость. Она знала, что София действовала вовсе не со зла, но полного прощения все-таки не могла ей дать.

— Я верю тебе, София. Но может случиться, что я так и не смогу тебя простить.

— Я и не ожидала прощения, Мара. Разве можно на него надеяться, когда сама швырнула тебя в логово льва? Или лучше сказать, привела тебя ко льву? Я благодарна уже за то, что ты согласилась со мной поговорить. — Она утерла слезы и по давней привычке пригладила волосы. — Что ж, пожалуй, я теперь тебя оставлю. Если я могу хоть что-то сделать…

— Ты могла бы рассказать мне о реакции на статью в «Нью-Йорк таймс», что напечатана три дня назад.

— Ты в самом деле ничего не знаешь?

— Вообще-то я пряталась, а то меня совсем одолели звонки от репортеров и отца. Сегодня я первый раз вышла на публику.

— Власти активно взялись за дело. Федералы и госагентства даже устроили небольшую стычку из-за того, кому из них следует возглавить расследование. Они связались с твоей журналисткой и забрали у нее документы. Потом занялись Майклом и Филиппом. Обвинения пока не выдвинуты, но ходят слухи, что они оба предстанут перед присяжными за преступный обман в деле с «Куколкой».

— Их обвиняют в равной степени?

— Филипп попытался отстраниться и свалить все на Майкла, но Майкл потащил его за собой. Теперь их вряд ли можно назвать сплоченным фронтом.

— А как же смерть Лилиан? Ее связали с происшедшим?

— Разве следовало? — опешила София.

Мара долго молчала, не зная, стоит ли отвечать на вопрос. Все-таки она дала слово не разглашать участие Лилиан, а если теперь обнародовать связь между смертью Лилиан и действиями Майкла и Филиппа, то сразу станет ясно, что и Лилиан причастна к составлению фальшивого провенанса. И все же, подумала Мара, Лилиан вряд ли захотела бы, чтобы ее смерть сошла Майклу и Филиппу с рук.

— Да, следовало.

— О боже! — еще больше изумилась София.