востоке располагались на больших высотах, и без создания искусственного климата в кабине самолета мы рисковали замерзнуть, покоряя горы. Было искушение поддерживать температуру исключительно усилиями скелле, но быстро выяснилось, что это будет настоящим испытанием для последней. Ана, конечно, с легкостью могла бы нагреть воздух внутри самолета, но ей предстояло делать это в течение многих часов подряд. Девушка демонстрировала уверенность в своих силах, но мой опыт подсказывал, что в подобной однообразной работе гораздо лучше положиться на технику. Лучше искусство скелле приложить один раз к какой-нибудь бронзовой болванке и потом наслаждаться регулируемым и предсказуемым теплом весь полет, чем рассчитывать на усидчивость, внимание, аккуратность и терпение человека – качества исключительно невероятные.
Скоро в моем распоряжении были: ведро обычное жестяное, длинное коромысло от старых весов с фиксатором на нем и набор бронзовых гирь от тех же весов. Фиксатор с укрепленным на нем грузом располагался прямо посередине коромысла. Ана мимоходом прописала активное ядро в груз на нем, а я пристроил пару линз с одной и другой стороны от фиксатора. Девушка несколько раз помогала мне сваривать бронзу, выполняя функции сварочного аппарата. На точно выверенных местах по концам коромысла мы приварили пару «чебурашек» из бронзовых гирь. Одна из них, горячая, должна была оставаться в салоне самолета, вторая, холодная – охлаждать окружающий нас мир. Регулировка температуры осуществлялась просто – фиксатор с активным ядром сдвигался в любую сторону, выходя из фокуса линз, «чебурашки» пропорционально теряли свою эффективность, а мы получали желаемый эффект вплоть до полного отключения нагревателя.
Оставалось установить агрегат на место так, чтобы горячая «чебурашка», а она нагревалась почти докрасна, не спалила нас прямо в воздухе. В полу в носовой части самолета у меня был устроен вентиляционный лючок. Я решил пристроить над ним мое ведро. Косо срезав стенки ведра и отогнув фланцы вдоль среза, я получил элегантный ящик, где планировал установить горячую «чебурашку». В дне ведра я прорезал щели для прохода воздуха, отогнув полоски металла между разрезами в одну сторону – получилось прекрасное жалюзи, предмет моей гордости. Нос летательного аппарата пришлось немного попортить, просунув коромысло холодной «чебурашкой» наружу.
В результате, в ногах между креслами пилота и пассажира из пола торчал скошенный срез ведра, украшенный настоящими жалюзи, а из носа самолета – устрашающее нечто, напоминающее моему земному взгляду ствол авиационной пушки с дульным тормозом.
На всю возню с переделками ушло два дня. Испытания показали отличную эффективность импровизированной печки. Немного смущала лишь соплеобразная сосулька, выраставшая под носом машины к концу полета.
Во время короткой посадки на берегу лесного озера, возясь с установленным агрегатом, я неожиданно наткнулся на простое и элегантное решение – случайно сдвинув фиксатор в другую сторону слишком далеко, я вывел активное ядро в положение, где линзы совпали с симметричной картиной теплых и холодных пятен. В результате ведро стремительно покрылось инеем, а сопля под носом самолета громко треснула и осыпалась вниз. Сам того не желая, я изобрел систему охлаждения для летающей машины. Теперь можно было не только греться, забравшись слишком высоко, но и наслаждаться прохладой в частенько душном и влажном климате Облачного края.
Вернувшаяся с прогулки вокруг озера Ана привычно забралась в кресло пилота – полеты для нее стали настоящей страстью, мы взлетели, и девушка ойкнула:
– Чего это? Илья, ты перепутал – оно холодное!
– Не, не перепутал, – гордо и как само собой разумеющееся, небрежно ответил я. – Наслаждайся прохладой! Когда надо, вот туда передвинем – и будет у нас печка.
Эффект был впечатляющим. Правда, скоро пришлось неловко наклоняться, чтобы отключить суррогатный охладитель – еще немного, и можно было бы устраивать импровизированный морозильник из самолета.
***
Шумел поток воздуха за лобовыми стеклами, из решетки в полу сквозило прохладным ветерком. За окнами проносились, исчезая под брюхом самолета, серые, серебристые и черные верхушки могучих деревьев. Земной планшет, установленный в качестве приборной панели, придавал кабине летательного аппарата солидный высокотехнологичный вид, хотя использовался только в двух качествах – как альтиметр и компас. Машина шла ровно, лишь слегка покачиваясь, когда внизу мелькало очередное озеро. Первая половина дня, привычный серый свет сплошного покрывала из облаков – хорошо, что нет дождя. Рядом в кресле пассажира – Ана, немного надутая и оттого молчаливая.
Только уже взлетев, я сообразил, почему замолчала девушка – я не пустил ее за рычаги. Точнее, я просто не подумал об этом, когда привычно уселся на свое пилотское место. С женщинами всегда так – надо предугадывать их желания, потом уже ничего не переиграешь, хоть тысячу раз предлагай ей пересесть. Для нее личная обида становится доминантой, и ты становишься бессилен что-либо изменить. Единственный способ преодолеть это – ждать. Во всяком случае, наименее затратный. Потихоньку химия обиды вымоется из крови, и она забудет о том, с каким эгоистом и сволочью приходится сидеть в одном самолете рядом.
Тем не менее, молчание сейчас было вполне уместно – мы оба наслаждались комфортным полетом и стремительно проносящимися видами. Первой не выдержала скелле:
– Я тебе говорила о новом смотрящем хранилища?
– Ну да.
– У него конек – изучение истории Великой катастрофы.
– Интересно. Сколько я ни расспрашивал – никто ничего не знает.
– Кого ты мог расспрашивать? Ты же вертелся среди самых низов. Даже если бы документы не уничтожались, они все равно ничему не учатся.
– Ну, ты знаешь, у нас на Земле на это смотрят по-другому. Мы считаем, что все определяется доступным человеку богатством – это я немного изменяю терминологию.
– При чем здесь богатство, какая еще терминология? – поморщилась девушка.
– Понимаешь, любой человек … – начал было я, но Ана меня перебила:
– Я тебе про историю катастрофы, а ты мне хрень какую-то про богатство! Ты слушать будешь?
– Молчу и слушаю!
– Так вот. Он мне сказал, что причиной катастрофы были боги.
– Не понял! Какие боги? У вас же они только в мифах остались?!
– Я его то же самое спрашивала, – Ана оживилась, похоже, обида потихоньку улетучивалась. – Он сказал, что до катастрофы и у нас, и на западе были особые служители, вроде жрецов или чего-то подобного, которые общались с богами.
– Ага. У нас таких до сих пор полно.
– Он говорит, что неизвестно, как на западе, но у нас перед катастрофой что-то произошло, и эти жрецы потеряли связь с богами.
– Это странно. Как можно потерять связь с тем, что находится у тебя в голове? Потерять связь можно с тем, что вне тебя и от тебя не зависит.
– Ты помолчишь? – девушка недовольно повернулась