- Я все знаю. Слышала, как вы разговаривали, его голос... Я подумала, вам что-нибудь нужно, и поэтому зашла. Я слышала то, что рассказал Элиуд. Что же теперь делать? - Несмотря на внешнее спокойствие, девушка мучилась сомнениями. Ее отец был убит, возлюбленный спасся, и эти молочные братья так безумно любили друг друга. Полная безнадежность и никакого выхода. - Я сказала Элису. Лучше нам всем знать, на каком мы свете. Видит Бог, я совсем растерялась и не знаю, где добро, где зло. Ты зайдешь к Элису? Он горюет об Элиуде.
Кадфаэль пошел вместе с девушкой. Он тоже был в замешательстве. Убийство есть убийство, но если платить жизнью за жизнь, оставался еще Элис, и его надо было брать в расчет. Неужели нужна еще одна смерть? Кадфаэль сел вместе с Мелисент у кровати и взглянул на Элиса, который был в полном сознании. Юношу слегка лихорадило.
- Мелисент мне сказала, - вымолвил Элис, взволнованно цепляясь за рукав Кадфаэля. - Но правда ли это? Ты не знаешь его так, как я! Уверен ли ты, что он не придумал всю эту историю, чтобы выгородить меня? Это так похоже на него! В детстве он столько раз брал на себя мою вину, что вполне может поступить так и сейчас. Ты же сам видел, на что он пошел ради меня! Разве был бы я сейчас жив, если бы не Элиуд? Я не могу так просто поверить...
Кадфаэль дал ему остыть, занявшись повязкой на руке. Повязка была сухой и без кровавых пятен. А вот повязка на груди, наложенная из-за сломанного ребра, оказалась туговатой, и пришлось ее немного ослабить. Элис рассеянно проглотил снадобье, не отрывая взгляда от Кадфаэля и ожидая ответа на свои отчаянные вопросы. Но едва ли правда принесла бы ему утешение.
- Сын мой, - обратился к нему Кадфаэль, - не следует избегать правды. Рассказ Элиуда совпадает со всем, что я знаю, и, как ни печально это признавать, он сказал правду. Выкинь из головы все сомнения.
Его слова были приняты спокойно, и возражений больше не последовало.
- Думаю, ты знал это и раньше, - помолчав, сказала Мелисент.
- Я знал с того самого момента, как увидел чепрак Эйнона аб Ителя. Именно им задушили Жильбера, а заботы о лошади Эйнона были возложены на Элиуда. Да, я знал. Но он исповедался добровольно, не ожидая моих вопросов. Это должно быть учтено в его пользу.
- Один Бог знает, на чьей я стороне, - сказала побледневшая Мелисент, сжав руками голову. - Я просто разрываюсь! Единственное, что я понимаю, Элиуд не может быть виновен один. Кто из нас в этом деле без вины?
- Ты! - пламенно заявил Элис. - В чем твоя вина? Если бы я хоть немного задумался о том, как обстоят дела у него с Кристиной... Я был слишком легкомысленным, слишком самовлюбленным. Я и не представлял себе такой любви, я не знал... Мне пришлось всему учиться...
Урок дался Элису нелегко, но зато теперь юноша знал его назубок.
- Если бы я больше верила в себя и своего отца, - сказала Мелисент, мы с Элисом честно сообщили бы в Уэльс Овейну Гуинеддскому и моему отцу, что любим друг друга и просим разрешения пожениться...
- Если бы я вовремя сообразил, что мучает Элиуда, когда он отводил несчастья от меня...
- Если бы никто из нас никогда не оступался, - печально заметил брат Кадфаэль, - все было бы прекрасно в этом большом мире. Однако мы спотыкаемся и падаем, все до единого. Ничего уж тут не поделаешь, что сделано, то сделано. Сделал Элиуд, а вину следует разделить на всех.
- Что с ним будет? - спросил Элис. - Пощадят ли? Неужели ему придется умереть?
- Тут будут решать по закону, а я к закону не имею отношения.
- Мелисент сжалилась надо мной, когда еще не знала, что я неповинен в смерти ее отца...
- Я и так знала! - быстро возразила девушка. - Просто я была не в себе.
- И за это я люблю ее еще больше. Но ведь Элиуд признался, когда его ни в чем не обвиняли, и, как ты сказал, это должны учесть в его пользу.
- Равно как и все остальное, что говорит в его пользу, - с жаром пообещал Кадфаэль, - Я позабочусь об этом.
- Голос у тебя не очень-то обнадеживающий, - заметил Элис, пристально вглядывавшийся в лицо монаха.
Кадфаэлю хотелось бы это отрицать, - но зачем? Ведь сам Элиуд со смирением и покорностью говорил о смерти. Кадфаэль как мог утешал их, не сказав ни слова лжи, и оставил их наедине. Закрывая дверь, он бросил на этих двоих последний взгляд Они пристально следили за ним затуманенными глазами, и у них явно что-то было на уме Молодых людей выдавали их сцепленные руки, лежавшие поверх одеяла.
Хью Берингар прибыл на следующий день, в мрачном молчании выслушал рассказ Элиуда, который терпеливо повторил его еще раз (он уже поведал свою историю старому священнику, который приехал к сестрам, чтобы отслужить мессу) Кадфаэль заметил, что, хотя душа Элиуда уже приготовилась покинуть этот мир, тело его понемногу стало исцеляться. Раны были чистые, а молодой здоровый организм боролся за жизнь.
- Ну что же, я слушаю, - устало произнес Хью, шагая рядом с Кадфаэлем по берегу ручья. - Говори, что собирался.
Никогда еще Кадфаэль не видел его таким угрюмым.
- Он добровольно сделал полное признание, когда почувствовал, что может умереть, - начал монах. - Тогда еще никто его ни в чем не обвинял. Он отчаянно спешил, желая оправдать всех, кто был под подозрением, а не одного только Элиса. Ты знаешь меня, а я знаю тебя. Я действительно собирался ему сказать, что знаю, кто убийца. Клянусь тебе, он просто опередил меня. Он хотел исповеди, искупления, отпущения грехов. А больше всего он хотел отвести подозрение от Элиса и всех остальных.
- Я нисколько не сомневаюсь в твоих словах, - заверил Хью. - Да, он признался. Но достаточно ли этого? Это не убийство в пылу ссоры, перед ним лежал израненный и больной старик, спавший в своей постели.
- И все же это убийство не было предумышленным. Элиуд пришел за плащом Эйнона аб Ителя. Я уверен, что это правда. И если ты полагаешь, что он совершил убийство хладнокровно, то глубоко заблуждаешься! Юноша обезумел от безнадежной любви. И лишь тонкая ниточка жизни, которую он берег, повинуясь долгу, отделяла его от столь необходимой отсрочки. Да простит ему Бог, он надеялся, что Жильбер умрет! Он в этом честно сознался. Случай показал ему, что эта ниточка так тонка, что порвется, стоит только дунуть на нее. И не успев подумать, он дунул! Он говорит, что с той минуты постоянно раскаивается в содеянном, и я ему верю. А разве ты, Хью, повинуясь порыву, никогда не совершал ничего такого, в чем бы тебе приходилось раскаиваться впоследствии?
- Но я не совершал ничего подобного убийству больного старика, безжалостно заявил Хью.
- Да, конечно! - сказал Кадфаэль, глубоко вздохнув, - Прости меня, Хью! Я валлиец, а ты англичанин. У нас в Уэльсе есть градации преступлений. Самым страшным преступлением у нас является кража без смягчающих обстоятельств. Но есть кража, когда что-то отняли силой, кража по неведению, кража, когда что-то взяли без разрешения, кража, совершенная, чтобы спасти собственную жизнь, если, скажем, нищий голодал три дня. За это в Уэльсе не вешают. Так же есть градации, когда дело касается убийства, и даже за такое тяжкое преступление иногда можно заплатить меньшую цену, чем смерть через повешение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});