Читать интересную книгу Новый Мир ( № 6 2010) - Новый Мир Новый Мир

 

«Так всегда было»

 

Возьмем два фильма, имевших некоторый резонанс: телесериал «Иван Грозный» Андрея Эшпая («о тайных страницах жизни первого русского царя») и кинофильм «Царь» Павла Лунгина [4] . И там и там образ царя Ивана создается «по Карамзину»: это был изверг, не заслуживающий снисхождения. Хотя у Эшпая находятся для него некоторые частичные оправдания: бояре-де готовы были переметнуться на сторону Литвы, опричнина же якобы была учреждена ради более успешного ведения войны с Ливонией.

В то же время в обоих фильмах есть определенное противоречие. С одной стороны, царь выглядит безумцем; во всяком случае, таковым его должен воспринимать современный зритель. На самом деле Иван не был безумцем, просто он был очень средневековым (в общеевропейском смысле этого понятия) человеком: искренняя, даже истовая религиозность соединялась в нем с неукротимостью природных страстей, притом наихудшего свойства.

С другой стороны, исключительность фигуры Ивана микшируется; в политической истории России он предстает если не вполне нормальным, то, во всяком случае, очень характерным явлением. В одном из интервью Лунгин сказал, что Иван «заложил основы российского понимания власти, основы нашего общества» и что «его личность до сих пор присутствует в нашей жизни». У Эшпая сам царь говорит, имея в виду собственные зверства: «Так всегда было». И еще, обращаясь к боярам: «Умру я — друг друга перережете, реки крови прольете». Какое-то иррациональное зло рассеяно в воздухе, так что может сложиться впечатление, что и царь оказывается едва ли не жертвой. Неподкованный зритель вправе подумать, что резня составляла основное содержание русской политической жизни, как до Ивана, так и после него.

Историк А. А. Янов тоже плохо думает об Иване, но тоже не считает возможным выйти из его тени. В русской истории он видит «чудовищную спираль», почти «замкнутый круг — с той единственной разницей, что возвращение и начало следующего оборота происходит на более высоком уровне военно-промышленной сложности» [5] . Янов даже называет Грозного Иваном Бессмертным (замещение Кощея?).

А кто рискнет заглянуть в будущее, может прочесть повесть Владимира Сорокина «День опричника», где автор из материалов, оставленных опричниной и сталинщиной, слепил (не очень удачно) некоего собирательного монстра, одновременно смешного и страшного, и отправил его жить в 20-е годы текущего столетия. До которых уже, как говорится, рукой подать… Что ж, тогда —

 

И вкруг оси опишет новый круг

История, бездарная, как бублик? [6]

 

Но вот что пишет автор, которого в идеализации российской истории никак нельзя заподозрить, — Щедрин, в той самой «Истории одного города» (глава «Поклонение Мамоне и покаяние»), тональность которой оказалась столь заразительной для отечественных сатириков послесоветских лет: «...в истории действительно встречаются по местам словно провалы, перед которыми мысль человеческая останавливается не без недоумения. Поток жизни как бы прекращает свое естественное течение и образует водоворот, который кружится на одном месте, брызжет и покрывается мутною накипью…» Но провалы возможны только там, где есть поступательное развитие, иначе говоря, где есть с чего проваливаться. И опричнина и сталинщина должны быть поняты как перерывы, провалы, срывы в общественном развитии России [7] .

Конечно, два этих феномена, отстоящих друг от друга на четыре столетия, по многим признакам сильно отличаются, но и типологически общего у них тоже много, отчего сравнение их дает эвристическую пользу, высвечивая некоторые малозаметные доселе вещи. И кое-что проясняет в настоящем. Ибо message, исходящий от них, порою звучит на одних и тех же частотах.

 

Царь или вождь?

 

Прежде всего, оба тирана, назовем их так, как их и должно называть, поставили своей целью укрепление централизованного государства и рост его внешнего могущества. Рассмотрим сначала случай Грозного.

В сильном централизованном государстве Московская Русь изначально угадала свою судьбу. Позднейшим поколениям эта судьба зачастую представлялась злосчастной. Не счастливее ли были богатырская Киевская Русь и вольная Новгородская земля? Наверное, это так. Только ведь именно московскими людьми, самоотверженными усилиями нескольких их поколений был создан остов того, что впоследствии стало великой, и не только своими размерами, империей. Без сильной централизованной власти она просто не состоялась бы.

Но сильное централизованное государство было создано еще предшественниками Ивана IV, так что он пришел, можно сказать, «на готовенькое». Попервоначалу, в ранний, «светлый» период своего царствования (примерно до 1560 года), он даже способствовал упорядочению государственных дел, создав правительство из талантливых администраторов — «Избранную Раду» во главе с Адашевым и отцом Сильвестром. Но потом с ним «что-то случилось»: какая-то цепочка мыслей замкнулась в его голове. Наделенный от природы сильным, быть может даже выдающимся умом, он легко усваивал и по-своему переосмысливал те мысли, которые он где-то вычитал или у кого-то услышал. Несомненное влияние оказали на него сочинения Ивана Пересветова. О последнем мало что известно, некоторые историки полагают даже, что такого человека вообще не существовало и это был псевдоним, под которым писал какой-то другой автор. Не суть важно; сочинения его были прочитаны царем, и это главное. Основной идеей Пересветова было создание военизированного государства по турецкому образцу, в котором царь мог бы опираться на подобие янычарского корпуса, преданного лично ему и вознесенного над остальным населением (янычар отрывали от родителей еще в младенчестве). Заслуживает внимания еще одна мысль Пересветова: царь должен править не обязательно так, как пошло «от дед и от отец», но руководствоваться в первую очередь «философской мудростью».

По некоторым данным, царь был знаком, в пересказе, и с работами Макиавелли. В своей книге «Властитель» («Il Prenzipe» в тогдашнем написании) Макиавелли выдвинул ряд идей, далеко опередивших его время (Макиавелли умер в 1527-м, за три года до рождения Ивана IV) — даже в передовой тогда Италии. Одна из них могла запасть в душу русскому царю: подлинный властитель тот, кто  з н а е т, куда ведет свой народ; только знание сообщает ему полновесную легитимность. По сути Макиавелли рисовал образ не наследственного монарха, но вождя грядущих времен. Зачем Ивана, стопроцентно легитимного Рюриковича, «царя от головы до ног», потянуло испробовать роль вождя (о чем свидетельствует его образ действий после 1560 года) — сие есть загадка его души.

Учреждение опричнины (формально в январе 1565 года), как писал Г. П. Федо­тов, было равнозначно социальной революции. Целью ее стало если не полное искоренение боярства как класса, то, во всяком случае, оттеснение его на вторые роли. Надо всеми было поставлено шеститысячное войско опричников, слепо преданное государю и составленное из худородных дворян и всякого рода проходимцев, среди которых было немало иностранцев — немцев, шведов и так далее (у Ивана не было предубеждения против иностранцев, так что подчеркивание «квасного» духа будущей опричнины у В. Сорокина может опираться на опыт сталинщины, но не исторической опричнины). Создается, таким образом, новый служилый класс и с ним вместе новая система управления, в значительной мере подменившая старую Боярскую думу и все местные учреждения, какие тогда существовали. Между тем бояре, те, что заседали в думе, и те, что сидели на местах, вовсе не были так плохи, как это стало принято считать в советской исторической науке. Примечательно, что такие выдающиеся предшественники Ивана IV, как Дмитрий Донской и Иван III, успешно сотрудничали с думой. В. О. Ключевский в классическом труде «Боярская дума Древней Руси» показал, что именно дума была творцом сложной и во многом эффективной системы управления на Руси, вплоть до эпохи Петра I, когда она не была ликвидирована, но трансформировалась в другие по названию учреждения.

Но дело было не только в социальной и административной реформе (в которой при желании можно найти и позитивные моменты). Самый дух опричнины был глубоко враждебен Руси, какою она сложилась исторически. Даже внешне опричники, наряженные в какие-то «футуристические» костюмы, сплошь черного цвета, выглядели не царским войском, а скорее посланцами из преисподней. И главное, террор, который царь развязал их руками, не мог быть до конца объяснен никакими политическими соображениями.