Барский дом спалили...
А меня, мой брат единый,
Убить — не убили,
Только косы мне остригли,
Тряпкою накрыли,
За мной, стриженою девкой,
С хохотом ходили.
Жиды и те, нечистые,
На меня плевали.
Так-то меня, братик мой,
Люди мордовали.
Веку краткого такого
Мне дожить не дали
Люди злые. Умерла я
Зимой под забором,
А весною расцвела
Пред зеленым бором,
Цветом белым, как снег белым,
Лес забыл печали…
Зимой люди... Боже милый!
В хату не пускали.
А весною полюбили
И глаз не спускали.
И плели венки девчата,
А меня назвали
Лилеею-снегоцветом,
И я расцвела так
И в долине, и в теплице,
И в белых палатах.
Теперь, цвет мой королевский,
Ты бы мне ответил:
Зачем Бог меня поставил
Цветком на сем свете?
Чтоб людей я веселила,
Людей, что убили
Меня с мамой? Милосердный,
Святой Боже милый! —
И заплакала Лилея,
А цвет королевский
Склонил свою головушку,
Огнем пламенея,
К бледному, поникшему
Личику Лилеи.
* *
*
Ой, не пьются пиво, меды,
Не пьется вода,
С чумаченьком молоденьким
Случилась беда.
Заболела головонька,
Заболел живот,
Лежит чумак возле воза,
Лежит — не встает.
Из Одессы той преславной
Завезли чуму.
Покинули товарища, —
Лишенько ему.
Волы его возле воза
Понуро стоят.
Черны вороны из степи
К чумаку летят.
— Ой вы, вороны, не троньте
Чумацкого трупа,
Нахлебавшись моей крови,
Пропадете глупо.
Полетели б вы, крылаты,
До родимой хаты,
Отцу-матери сказали,
Чтоб псалтырь читали,
О моей душе о грешной
Господа молили.
А дивчине передайте,
Что в степи зарыли.
Завещание
Как умру, похороните
Меня на Украйне,
У Днепровского кургана
Средь степей бескрайних,
Чтобы видел я с кургана,
Как он волны гонит,
Чтобы слышал ухом чутким,
Как ревет и стонет.
Вот когда его весною
Черной кровью вспучит,
Кровью выродков… Тогда я
И поля и кручи —
Все оставлю и прославлю
Молитвою Бога,
А покуда славить Бога —
Слишком чести много!
Закопайте да вставайте.
Да готовьтесь к бою.
Цепи рвите. Окропите
Волю кровью злою.
И меня в семье великой,
В мире вольном, новом
Помянуть не позабудьте
Незлым, тихим словом.
* *
*
О люди, люди бедолаги!
На что сдалися вам цари?
На что сдалися вам псари?
Ведь вы же люди, не собаки!
Ночь. Гололедица и слякоть.
И лед из-под моста Нева
Несет тихонько. Снег колючий,
А я иду себе в ночи.
И кашель злой меня замучил,
Смотрю: ну просто, как ягнята,
В лохмотьях тянутся девчата.
А инвалид за ними, дед,
Бредет согнувшись, ковыляет,
Как будто стадо загоняет
Чужое в хлев. Да где же свет,
Свет правды Божьей? Горе, горе!
Детей некормленых и голых
Последний гонят долг отдать
К умершей матери байстрят,
Девчаточек, как ту отару.
Когда же будет суд, и кара
Настигнет ли царят, царей,
И правда будет меж людей?
Иначе солнце вспять пойдет
И землю грешную сожжет.
Тимофеевский Александр Павлович родился в 1933 году. Поэт, драматург, сценарист. Автор нескольких лирических книг. Лауреат новомирской премии «Anthologia» (2009). Постоянный автор нашего журнала. Живет в Москве.
Не стоит царство без грозы?
Каграманов Юрий Михайлович родился в 1934 году. Публицист, философ, культуролог. Автор книги «Россия и Европа» (1999) и многочисленных публикаций. Постоянный автор «Нового мира».
— Кто ж он, народный смиритель?
— Темен, и зол, и свиреп:
Инок у входа в обитель
Видел его — и ослеп.
Александр Блок
От Ивана IV к Сталину и дальше
Примечательное и невеселое явление: величание Сталина, открытое или
прикровенное, ставшее характерным для последних лет, тянет за собою величание другого тирана — Ивана Грозного. Одно из подтверждений тому — проект со странным названием «Имя Россия», осуществленный в конце 2008 года на втором канале ТВ, где Грозный вошел в число двенадцати финалистов [1] .
Для сравнения: памятник Тысячелетия России, поставленный в Великом Новгороде в монархические времена (точнее, в 1862 году) и собравший на одном пьедестале выдающихся в том или ином отношении российских деятелей за тысячу лет (числом, если не ошибаюсь, близко к восьмидесяти), для первого русского царя места не нашел. Хотя нашел место для его сотрудников периода его многообещающей молодости Алексея Адашева и протопопа Сильвестра. И даже для царицы Анастасии Романовны, первой жены Ивана Грозного, рано умершей.
Что касается проекта «Имя Россия», то он странен не только названием. Очевидно, замысел его организаторов состоял в том, чтобы определить путем голосования, кто из исторических лиц наилучшим образом «представляет» Россию. Но нельзя ответить на этот вопрос без уточнения, в каком аспекте он поставлен, а такого уточнения сделано не было. В одном случае ответ лежит на поверхности: образованное (и неуклонно тающее) меньшинство знает, что самое полное выражение д у ш и России — Пушкин; таковым он останется, кто бы за кого ни проголосовал. В другом случае, если речь идет о государственных деятелях, удовлетворительного ответа в принципе найти невозможно. Тут поневоле оказываешься в положении гоголевской невесты, из различных черт своих женихов пытавшейся составить сборный портрет.
Величание Грозного в свою очередь поддерживает величание Сталина. Каждый из них в отдельности представляет собою в истории России некую геометрическую «точку». А через две точки уже можно провести линию и при желании дать ей продолжение в будущем. А такое желание есть, увы, у очень значительного числа наших сограждан. Вот характерное суждение обозревателя газеты «Советская Россия»: «Традиция подобного народного царя в отечественной истории начинается именно с Ивана Грозного и заканчивается Сталиным. Грозный и Сталин — это два маяка русской истории» [2] . Историк и публицист В. Денисов: Сталин продолжил «работу Ивана Грозного, назвавшегося царем, укрепившего единство страны и обуздавшего боярское своеволие»; в свою очередь и дело Сталина, по убеждению автора, ждет продолжения [3] .
Можно возразить, что названные личности — это не два маяка, а, напротив, два темных столпа, отбрасывающих зловещую тень на наше настоящее и наше будущее. Но не всякий, кто так думает, согласится с тем, что из этой тени можно выйти.