— Я открою дверцу, — предупредил Рави и наклонился, аккуратно опуская ноги Джейсона на гравий. Пиппа выставила перед собой колено и уперлась мертвецу в спину, принимая на себя большую часть его веса.
Рави открыл заднюю дверь.
— Уже довольно холодно, — сказал он, снова хватаясь за нижнюю половину свертка и с кряхтением его поднимая.
Бережно, сантиметр за сантиметром, они впихнули труп в салон, уложили на заднее сиденье и протолкнули внутрь.
Там и впрямь было как в холодильнике. Вот только голова покойника не помещалась.
— Погоди, — сказала Пиппа и обежала машину, чтобы открыть дверцу с другой стороны.
Она засунула руки под брезент, ухватилась за лодыжки Джейсона и согнула ему ноги в коленях. Удерживая их в таком положении, медленно закрыла дверцу, и нога стукнула по обшивке, словно мертвец пытался вылезти.
Рави закрыл дверцу с другой стороны, отступил и напряженно выдохнул.
— Кондиционер проработает все время, что нас нет? — уточнила Пиппа.
— Да, бак почти полный. Двигатель будет работать, пока сами не выключим, — ответил Рави.
— Хорошо, — кивнула она. Еще одно слово, начисто лишенное смысла. — Итак, теперь едем домой. Согласно плану.
— Да, согласно плану, — повторил за ней Рави. — Страшно оставлять склад в таком виде. Здесь повсюду твои следы.
— Знаю. Ничего, сюда никто не придет. Джейсон сам так сказал. Он планировал меня убить, а перед этим мучить всю ночь, а то и все выходные. Без камер, без сигнализации. Значит, у нас такие же условия. Когда вернемся, все будет на месте. Потом уничтожим следы и наделаем новых.
Пиппа взглянула в окно машины, на свернутый черный брезент и мертвеца внутри. Который якобы еще был жив.
Рави стянул с рук перчатки.
— Ты берешь рюкзак?
— Да, — ответила Пиппа, тоже снимая перчатки и кладя обе пары в рюкзак. Там уже лежали куски скотча, которым были обмотаны ее лодыжки и запястья, а также посмертная маска с вырванными волосами.
— Все на месте?
— Да, — сказала Пиппа, застегивая молнию. — Все, что я собрала днем. Еще перчатки и скотч. И телефон Джейсона. Я ничего не оставила.
— А молоток? — спросил Рави.
— Молоток пусть лежит здесь. — Она выпрямилась, закидывая рюкзак на плечо. — Потом сотрем с него отпечатки. Максу тоже понадобится орудие убийства.
— Хорошо, — кивнул Рави и зашагал к своей машине, брошенной у открытых ворот. — Поехали домой.
Глава тридцать вторая
![]()
Следовало все еще раз проверить.
Рави перегнулся через ручной тормоз, внимательно разглядывая Пиппу.
— На щеках есть засохшие крапинки. И на руках. — Он посмотрел ниже. — А на толстовке пятна. Сразу иди наверх, чтобы не увидели.
Пиппа кивнула.
— Да, хорошо.
Она застелила сиденье чистой футболкой из рюкзака, стараясь не запачкать кровью машину, и попыталась стереть пятна с лица и рук, пока Рави закоулками вез ее домой. Нельзя никому попадаться на глаза в таком виде.
Пиппа открыла дверцу машины локтем и вышла. Запихнула футболку, на которой сидела, обратно в рюкзак и застегнула молнию. Ключи от дома она уже достала и держала в другой руке.
— Ты уверена? — снова спросил Рави.
— Да, — ответила Пиппа.
По дороге они опять обсудили план.
— С этой частью я справлюсь сама.
— Позволь тебе помочь, — сказал Рави с заметной ноткой отчаяния.
Пиппа посмотрела на него, разглядывая каждую черточку, чтобы не забыть.
— Ты уже помог мне. Гораздо больше, чем думаешь. Сперва помог мне выжить на складе. Потом приехал за мной. Дальше я справлюсь сама. Мне надо знать, что тебе ничего не грозит. Так надо. Не хочу, чтобы тебя привлекли к ответственности, если вдруг что-то сорвется.
— Я понимаю, но…
Пиппа перебила:
— Сейчас идешь и организовываешь себе алиби на весь вечер. Вдруг нам не удастся отложить время смерти… Что ты будешь делать?
Ей хотелось вновь услышать его версию и убедиться, что подкопаться не к чему.
— Я иду домой, беру телефон и еду в Амершем, забираю там своего кузена Рахула, — произнес Рави, глядя перед собой. — Стараюсь засветиться на дорожных камерах. Наличные сниму в банкомате, чтобы попасть на запись. Потом пойдем в какую-нибудь пиццерию и закажем еды, расплатившись моей карточкой. Будем шуметь, привлекать к себе внимание, чтобы нас гарантированно запомнили. Снимем на телефон фото и видео с геолокацией. Еще, наверное, позвоню матери и сообщу, во сколько приеду домой. Напишу тебе и спрошу, как дела, потому что еще не в курсе, что ты потеряла телефон, а мы весь день не виделись. — Он вздохнул. — Потом поедем в паб, где обычно тусуются приятели моего кузена, чтобы было много свидетелей. Пробуду там до половины двенадцатого. Отвезу Рахула домой и поеду обратно; по пути заправлюсь бензином, чтобы меня сняла еще одна камера видеонаблюдения. Приеду и сделаю вид, будто ложусь спать.
— Отлично, — сказала Пиппа, глянув на часы с приборной панели. Было 20:10. — Встречаемся в полночь?
— О’кей. Ты ведь позвонишь? С одноразового телефона? Если вдруг что-то пойдет не так?
— Все будет хорошо, — ответила Пиппа, пытаясь убедить его взглядом.
— Пожалуйста, осторожнее, — попросил Рави, сжимая руль вместо ее руки. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — сказала она в очередной раз. Не в последний: они увидятся через несколько часов.
Пиппа набрала полную грудь воздуха, чтобы собраться, затем повернулась и пошла по дорожке в сторону дома.
Она видела в окне свою семью; на лицах родных плясали отблески телевизора. Какое-то время Пиппа наблюдала за ними из темноты. Джош в пижаме, неуклюжий и маленький, сидел на коврике и играл с лего. Отчим шумно смеялся над какими-то шутками из телевизора; хохот был слышен даже на улице. Мама хмыкнула, хлопнула его ладонью по груди, и Пиппа прочитала по ее губам: «Ох, Виктор, это же не смешно».
— Когда люди падают, всегда смешно, — громогласно парировал тот.
У Пиппы защипало в глазах и перехватило горло. Она думала, что больше никогда их не увидит. Не будет улыбаться вместе с ними, плакать, смеяться, взрослеть по мере того, как стареют родители, перенимая их привычки: то, как отчим готовит картофельное пюре или как мать украшает на Рождество елку. Не увидит, как Джош превращается в мужчину, не узнает, как звучит его подростковый басок. Из таких деталей, больших и маленьких, складывается жизнь. Пиппа чуть не потеряла ее, а теперь получит обратно.
Если все сделать правильно.
Она проглотила комок в горле и как можно тише отперла замок.
Скользнула в дом, прикрыла за собой дверь с едва различимым щелчком, надеясь, что его заглушит шум аплодисментов, звучащих в тот момент из телевизора. Ключи Пиппа сжимала в кулаке, чтобы ненароком не звякнули.
Медленно, осторожно, затаив дыхание, она прошла мимо гостиной, покосившись на затылки, прислоненные к дивану. Отчим зашевелился, и сердце у Пиппы екнуло. Она застыла на месте. Но нет, все в порядке, он просто усаживался поудобнее, обнимая мать за плечи.
Она шагнула к лестнице: тихо, украдкой. Третья ступенька скрипнула под ногой.
— Пиппа?! Это ты? — позвала мать, оборачиваясь.
— Ага. Я! — отозвалась Пиппа, торопливо взбегая по лестнице, пока мать ее не увидела. — Простите, мне очень надо в туалет.
— У нас и внизу есть, если ты забыла, — крикнул отчим, когда она уже сворачивала за угол. — Если, конечно, тебе приспичило не по…
— Я думала, ты ночуешь у Рави. — Это опять мама.
— Сейчас приду! — крикнула Пиппа, забегая в ванную, закрывая за собой дверь и запирая защелку. Ручку тоже надо будет отмыть.
Чуть не попалась. Вроде ничего не заметили: ни капель крови, ни взлохмаченных волос, ни ссадин по всему лицу. Их придется прятать в первую очередь.
Пиппа сняла толстовку через голову, закрыв рот и глаза, чтобы засохшая кровь не попала на слизистые. Вывернула вещь наизнанку и уронила на плитку. Скинула кроссовки с носками, затем сняла легинсы. На темной ткани крови не было видно, но Пиппа знала, что она там есть, прячется в волокнах. Сверху лег спортивный топ, посреди которого темнело маленькое ржавое пятнышко, где кровь просочилась сквозь толстовку. Пиппа сложила одежду в кучу и включила душ.
