Читать интересную книгу Бойцовые псы - Сергей Волошин

— И если я, наплевав на свои принципы, на данное мной слово, скажу тебе…

— Брось, ты давно на них наплевал, — усмехнулся Валерий Эдуардович. — Ты их давно конвертировал, иначе говоря. Итак, назови свою цену.

— Пятьсот тысяч на три месяца под три процента.

Валера присвистнул.

— Такие деньги как раз три месяца собирать надо. И процент… За таким процентом в сберкассу обращайся.

— Кто знает, может, информация моя того стоит, — многозначительно произнёс Хлестов.

— Смотря кого назовёшь, — пожал плечами Пирожников. — Да я еще и не знаю, можно ли это проверить…

— Но проценты-то ты кое-кому платишь, верно? — наседал Хлестов. — Не всем. Только откуда бы я узнал, если бы кое-кто из получающих мне об этом не сообщил?

— Допустим… — неопределенно сказал Пирожников, снова положив руки на руль. — Но, узнав правдивую информацию от одного, ничего не значащего, ты вполне можешь свалить все на другого, на того, за кого я должен заплатить больше… Разве нет?

Игорь Андреевич развёл руками.

— Могу, но не стану. Вот тебе мое слово, — произнёс он важно.

— Негусто, — усмехнулся Валерий Эдуардович. — Хорошо бы что-нибудь посущественнее.

— Существенно, Валерочка, то, что, слегка прижав этого весьма значительного в Москве человека, чья подпись стоит сорок тысяч баксов, ты с лихвой сможешь возместить свои затраты на меня.

— Если останусь жив, — кивнул Пирожников. — Ну вот ты и проговорился. Уж мне ли не знать, чья подпись в Москве сколько стоит. Во-первых, он не из органов, не так ли? Вычислю его сам, как ты понимаешь…

Хлестов побледнел.

— Язык мой — друг твой, — простонал он. — Но ты ведь понял теперь, что я сказал правду?

— Пожалуй, — согласился Пирожников. — Одно непонятно. Почему он рассказал об этом именно тебе? Ему-то что от тебя нужно?

— А то же, что и всем другим… — вздохнул Игорь Андреевич. — У таких всемогущих, как он, всегда найдётся слабое место: дочка на выданье или любовница в том же возрасте. Или та и другая вместе. А им вожжа под хвост — и не Багамы, и не Канары, этого они наелись сполна, им теперь вынь да положь покрутить задом на телеэкране… И при этом что-то спеть. Чем она хуже такой-то или такой-то, которой уже оказали протекцию? Мода такая, понимаешь? А потом общественность хватается за голову: откуда у нас столько безголосых певичек? Это уже достигло размеров стихийного бедствия… Просто не знаю, как спастись от всех этих пап и «папиков». Так вот, наш герой один из них.

— Ты это рассказываешь в который раз, — рассеянно сказал Валерий Эдуардович. — Только что рассказывал про Лялю…

— А она тебе запала в душу, а? Признайся. Вернее, её квартира, если быть точным.

— Сама-то рвется замуж? — спросил Пирожников, искоса поглядывая на соседний «ауди», где молодая блондинка подкрашивала веки, сидя рядом с надутым брюнетом, который хмуро смотрел прямо перед собой. Она пару раз искоса взглянула на Валеру и, встретившись с ним взглядом, коротко улыбнулась.

— Ты меня не слушаешь… — обиженно сказал Хлестов, проследив за его взглядом.

— Я уже понял, о ком идет речь, — сказал Пирожников, не без усилия над собой оторвав взгляд от соседки по пробке.

— Хочешь сказать, в моей информации больше не нуждаешься? — вздохнул Хлестов.

— Хочу сказать, что буду нуждаться в ней и в будущем, — сказал Пирожников. — Поскольку наслышан, откуда ты ее черпаешь… Не у тебя ли родственник, некто Логунов, служит при мэре по вопросам культуры, если не ошибаюсь?..

— Не ошибаешься, — не без гордости сказал Хлестов. — Андрюша — мой племяш, мы его заблаговременно туда пристроили.

— И потом, пока существует этот бум на телевидении, о котором ты рассказывал, будешь поставлять мне информацию от твоего племянника, заслуживающую доверия… Ну и прочие специфические услуги. Разумеется, всякая работа должна быть оплачена, так и быть… но не меньше десяти процентов. И на два месяца.

— Без ножа режешь! — простонал Хлестов. — Но хотя бы за Лялю и ее квартиру можно сбросить парочку процентов? И набросить еще месяц?

— А за, её деда, который не спешит помирать, напротив, надо бы накинуть… — усмехнулся Пирожников. — Итого — девять. И ни процента меньше. И ни месяцем больше.

И снова посмотрел на блондинку. Но она теперь сидела отвернувшись, а Валеру пристально разглядывал её хмурый брюнет.

— Ладно, — вздохнул Хлестов. — Четыре процента на один месяц.

— Замётано, — кивнул Валерий Эдуардович.

Глава 11

Чурилин включился сегодня в работу с самого раннего утра — сотрудники его группы ещё досматривали последние сны. Он снова и снова прослушивал записанные телефонные разговоры…

Итак, Баранов всё-таки позвонил в тот же вечер Анатолию Артикулову, до которого убийцы пока не добрались, четвёртому из их наряда. Зато добрался, причем в самый последний момент, он, Чурилин, если судить по времени записи.

— Толян, здорово.

— Степан, ты?

— Пока я. Потом будет кто-нибудь другой… Следователь, например.

— Странный голос у тебя какой-то. Плохо себя чувствуешь? Голова болит?

— Ну ты не понял ещё, за кем охота идёт?

— Что тут непонятного… Я следующий. Ты всё правильно просек…

— И что собираешься теперь делать?

— Не знаю… Вот так сижу и нос боюсь высунуть. А вдруг он на крыше меня поджидает. Разве что сковородку, как ты, под шапку… Говорил я тогда Генке — не надо этого делать!

— Вот и не делал бы, — сказал Баранов. — А то умные все теперь.

— Я один, что ли? Ты тоже не отказался… он же такой, сам знаешь… Как тогда под Минводами… Тогда тоже все промолчали. Мол, не один я такой плохой — куда все, туда и я. А Гена сам знаешь какой был: моча в голову ударит, и пиши пропало.

— Звоню не из дома, наверно, мне уже прослушку поставили после одного разговора… Следователь попался, не приведи Бог. Клещами вытащит за любую зацепку. Ну этот, Чурилин, из прокуратуры, слышал про него?

— Ну и как? Расколол? — тревожно спросил Артикулов.

— Нет, Толя, буду стоять до последнего. И тебе советую. Мы-то на себе всё, крест можем поставить. А ведь у нас ещё дети растут.

— То-то и оно, — сказал Артикулов.

— Тогда так договоримся… А то у меня уже народ возле будки собрался, сейчас стучать начнут. Молчим, и всё. До последнего. Не ради себя, понимаешь?

— Да что тут непонятного… Только кого это волнует. И ведь все знает этот стрелок про нас, ну все!

— Зря мы по телефону это обсуждаем, — сказал Баранов. — Во, слышишь, уже в будку стучат… Пока Чурилин про тебя не знает, но завтра и тебя начнёт прослушивать… Так вот, все разговоры только при встрече, понял, да? По телефону только договоримся, и всё.

Чурилин выключил запись. С хрустом потянулся, посмотрел в окно. Значит, мужики будут стоять до конца. Что-то там набедокурили, а отвечать не желают. От чего-то они не смогли отказаться… От чего именно?

Что это может быть? А черт его знает… Да что угодно. Мало ли сегодня доступных соблазнов?

Он включил следующую запись. Это уже был короткий разговор Дмитрия Мишакова с абонентом, которого не успели засечь.

— Дим, ты уже собрался, всё?

— Завтра сваливаю отсюда… Звони, если что понадобится.

— Значит, все путем?

— При встрече расскажу. Ну всё, да?

— Заканчиваем. До встречи.

Из подобного разговора можно извлечь лишь одно: похоже, боялись, что их засекут. Ничего больше. И еще: «звони, если что понадобится». Означает ли это, что он кому-то уже понадобился? Трудно сказать. На вокзале, во всяком случае, его никто не провожал. Говорят, будто клеился к какой-то девице, ожидавшей, как и он, поезда. Ну и о чем это говорит?

Значит, по этому молодому человеку остаются лишь две заметки на память. Плохо скрытое торжество, смешанное с облегчением, когда его отпустили. Подобное облегчение обычно чувствует лишь тот, кто нашкодил, да не попался. И еще эта недосказанность плюс торопливость при телефонном разговоре.

Кажется, опять ловлю блох, недовольно подумал о себе Чурилин.

Копать следует там, где что-то нащупывается. Выстрел в Баранова и его разговор с Артикуловым — уже серьезно… С последним стоит побеседовать. Вдруг это что-то добавит?

И побеседовать, кстати, лучше с живым, чем с мёртвым. Как он не подумал об этом сразу? Чурилин снял телефонную трубку и позвонил домой Жене Скворцову, своему заместителю по группе.

— Женя… Не разбудил?

— Нет, что вы, Виктор Петрович. Уже собираюсь.

— Долго собираешься, — сказал Чурилин.

— Да вот, с ребятами почти до утра слушали…

— Ничего нового?

— Ноль.

— Жена, поди, недовольна? — хмыкнул Виктор Петрович.

— Жена потихоньку привыкает. — В трубке послышался приятный голос жены Скворцова.